Элис Хоффман - Помеченная звездами
Обзор книги Элис Хоффман - Помеченная звездами
Элис Хоффман
«Помеченная звездами»
Посвящается Элейне Марксон
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
СЛЕДОМ
Раз в год раздавался стук в дверь. Тук-тук — и тишина. Никто, кроме меня, не слышал. Даже когда я была ребенком в колыбели. Мать не слышала. Отец не слышал. Сестры безмятежно спали. И только кошка поднимала голову.
Повзрослев, я открыла дверь. За дверью стояла она. Дама в сером плаще. В руке она держала ветку боярышника, что рос за моим окном. Она заговорила, но я не понимала ее языка. Поднялся сильный ветер и захлопнул дверь. Я снова открыла, но дама уже ушла.
Но я знала, чего она хотела.
Меня.
Единственное слово, которое я поняла, — «дочь».
Я попросила мать рассказать о дне моего рождения. Она не помнила. Я спросила у отца. Он понятия не имел. Сестры были слишком малы, чтобы знать, откуда я взялась. Когда дама в сером плаще вернулась, я задала ей тот же вопрос. По ее лицу было ясно: она знает ответ. Она направилась к болоту, где рос высокий тростник и брала начало река. Я побежала за ней. Она скользнула в воду, серую мутную воду. Она ждала, что я пойду следом. Я не стала раздумывать и сняла ботинки. Вода была холодной. Она быстро сомкнулась над моей головой.
В Нью-Йорке стоял апрель, и из окна номера в отеле «Плаза» все выглядело ярким и зеленым. В вечер золотой свадьбы бабушки и дедушки сестер Стори поселили в одном номере. Мать полностью доверяла дочерям. Они были не из тех подростков, что таскают выпивку из мини-бара и потом слоняются пьяными в холле, валяются на ковре или качаются от стены к стене в коридоре, позорясь и позоря свои семьи. Они никогда не высовывались в окно, чтобы разогнать сигаретный дым или бросить шарик с водой на ничего не подозревающего прохожего. Сестры были прилежными и красивыми, хорошо воспитанными и думающими. Люди обычно приходили в восторг, узнав, что девочки говорят на своем тайном языке, благозвучном, музыкальном. Их беседа походила на щебетание птиц.
Старшую сестру звали Элизабет или Эльв, ей было пятнадцать. Мег была всего на год младше, а Клэр только что исполнилось двенадцать. У всех трех были длинные темные волосы и светлые глаза — изумительное сочетание. Эльв, самая красивая, по мнению многих, училась танцам. Именно она изобрела тайный мир сестер Стори. Мег обожала читать и никогда не расставалась с книгой, даже по дороге в школу, в результате чего порой спотыкалась на знакомых улицах. Клэр была аккуратной, добросердечной и не гнушалась домашней работой. Сестры еще только протирали глаза, а ее кровать была уже заправлена. Клэр сгребала листья на лужайке, поливала огород и всегда ложилась спать вовремя. Все три девочки были независимы и практичны, отличницы, какими гордились бы любые родители. Но когда мать услышала, как они говорят на непонятном языке, увидела карты и схемы, которые ничего для нее не значили и изображали другой мир, дочери напомнили ей облака — нечто далекое и недостижимое.
Анни и отец девочек развелись четыре года назад, в лето шелкопряда; в ту пору все деревья в огороде стояли голые, объеденные гусеницами. По ночам было слышно дружное чавканье. Серебристые нити коконов заплели стропила крыльца, затянули знаки остановки. Поговаривали, что Стори ждут тяжелые времена. Алан работал директором школы, в его плотном расписании не было времени для частых визитов. Именно он тяготился браком и после развода практически исчез. В сорок семь лет он стал дамским угодником, а может, тогда просто не хватало мужчин. Внезапно он приобрел невероятную популярность. Во время бракоразводного процесса обнаружилось, что у него была любовница. Ее, правда, быстро сменила новая подружка, которую сестры Стори еще не видели. Но особых бед пока не случилось, несмотря на развод родителей и все опасности, подстерегающие юных. Анни с дочерьми продолжала жить в прежнем доме в Норт-Пойнт-Харборе, где за окном девичьей спальни рос высокий боярышник. По местным легендам, он вырос там задолго до того, как заселили Лонг-Айленд, и был самым старым деревом в округе. Летом большую часть двора занимал обширный огород с грядками помидоров. Посередине располагалась каменная купальня для птиц и решетчатая шпалера, густо увитая душистым горошком и робкой огуречной лозой. Сестры Стори могли выбрать отдельные спаленки на первом этаже, но жили вместе на чердаке. Собственным комнатам они предпочитали общество друг друга. Когда Анни слышала их заговорщицкий шепот на тайном языке за закрытой дверью, ее сердце болезненно сжималось от одиночества. Старшая дочь допоздна сидела на ветвях боярышника, она утверждала, что смотрит на звезды, но даже в пасмурные ночи ее черные волосы темнели на фоне неба. Анни не сомневалась: у тех, кто говорит, будто с девочками проще, просто не было дочерей.
В тот день сестры Стори были одеты в синее: бирюзовое, лазурное, сапфировое. Они любили одеваться похоже, чтобы люди путали, кто есть кто. Обычно они носили джинсы и футболки, но сегодня был особый случай. Девочки обожали свою бабушку Наталию и звали ее Амой вслед за маленькой Эльв. Их Ама была русской, чудесной и элегантной. Она влюбилась в дедушку во Франции. Хотя Розены жили на Восемьдесят девятой улице, они сохранили квартиру в Париже, в районе Маре, рядом с площадью Марше-Сент-Катрин, где в молодости жила Наталия. Сестры Стори считали, что на свете нет места прекраснее.
Анни с дочерьми ездили в Париж раз в год. Он кружил им голову. Они мечтали о долгих днях с их кремовым светом и неспешных ужинах в вечерней дымке. Они любили французское мороженое и стаканы с голубоватым молоком. Разглядывали прекрасных женщин и пытались подражать их походке и так же прелестно повязывать шарфы. Они всегда отправлялись во Францию на весенние каникулы. В это время каштан во дворе был усыпан ароматными белыми цветами.
«Плаза», наверное, лишь немногим уступала Парижу. Анни вошла в номер девочек и увидела, что они столпились около окна и глазеют на экипажи, запряженные лошадьми. Под определенным углом сестры выглядели взрослыми женщинами — высокими, красивыми и уравновешенными. Но они еще во многом оставались детьми, особенно младшие. Мег заявила, что, когда выйдет замуж, непременно прокатится в таком экипаже. На ней будет белое платье, а в руках — сотня роз. Тайный мир девочек назывался Арнелль. «Роза» по-арнелльски была «minta». Единственное слово, которое поняла Анни. «Alana me sora minta», — произнесла Мег. «Розы, куда ни посмотри».
— Как ты можешь думать об этом? — Эльв указала на окно. Она легко раздражалась и ненавидела жестокое обращение с животными. — Лошади совершенно истощены, — сообщила она сестре.
Эльв фанатично обожала животных. Много лет назад она нашла кролика, смертельно раненного лезвиями газонокосилки и истекающего кровью на пышной траве лужайки Вайнштейнов. Она изо всех сил старалась вылечить животное, но кролик все-таки издох в обувной коробке, укрытый кукольным одеяльцем. Девочки устроили похороны и закопали коробку под задним крыльцом, но Эльв была безутешна. «Если не мы позаботимся о тварях безгласных, — шептала она сестрам, — то кто?» Она была верна своим принципам. Насыпала семена плачущим горлицам, кормила консервированным тунцом бродячих кошек, угощала сахаром садовых бабочек. Она мечтала о собаке, но матери не хватало ни времени, ни терпения на то, чтобы содержать животное. Анни не собиралась нарушать привычный уклад. В доме и без того было тесно, даже терьеру или спаниелю не хватило бы места.
На Эльв было самое темное платье, глубокого сапфирового цвета, и сестры завидовали ей. Они во всем хотели на нее походить и верно следовали за ней. Младшие девочки завороженно слушали проповедь о лошадях.
— Их целый день гоняют без еды и воды. Они работают, пока не превращаются в кожу да кости.
«Кожа да кости» было любимым выражением Эльв. Почти ругательством. Тайная вселенная Эльв была сказочным миром, в котором у женщин росли крылья и появлялась возможность читать мысли. Арнелль был всем, чем не мог быть человеческий мир. Там все становилось понятным без слов, а о предательстве не шло и речи. То был мир, где невозможно застать врасплох или наворотить горы лжи. Сердца просвечивали сквозь кожу на груди, и ясно было, кому они принадлежат — гоблинам, смертным или героям без страха и упрека. Суть слов угадывалась по их свечению: красное означало неправду, белое — правду, желтое — самую грязную ложь. Никаких веревочных пут, железных решеток и черствого хлеба, никто не запирал двери.
Эльв начала нашептывать сестрам истории об Арнелле в то ужасное лето, когда ей исполнилось одиннадцать. Стоял жаркий август, трава пожухла. Раньше лето было любимым временем года Эльв — никаких уроков, долгие дни, пляж, до которого из дома на Найтингейл-лейн легко было добраться на велосипеде. Но в то лето ей хотелось одного: побыть с сестрами, без посторонних. Они прятались на мамином огороде под ползучими лозами горошка. Помидоры были надежно укрыты от солнца блестящим балдахином бутылочно-зеленых листьев. Младшим девочкам было восемь и десять лет. Они не знали, что на свете есть демоны, а Эльв не хватало мужества их просветить. Она отводила листья от лиц сестер. Она защитит их от любого зла. Самое страшное уже случилось, но она выжила. Что с ней случилось, она не могла рассказать даже Клэр, которая была с ней в тот день, но спаслась, потому что Эльв заставила ее убежать.
