Дина Рубина - Белая голубка Кордовы
Но перед входом в отель он вдруг остановился, обернулся к ней, будто в голову пришла новая мысль, и сказал:
– Ладно. Пойдем, поможешь мне.
Когда проходили холлом к лифту, ее окликнул портье – высокий, картинно красивый, с зализанными со лба назад черными волосами парень, и она бросила ему: «Привет, Пепе!» – даже не обернувшись. А в лифте, игнорируя величавую старую даму с засыпанными пудрой плечами и грудью, вызывающе сказала: «Ты еще не знаешь, с кем связался!»
Он подумал – знаю, и слишком хорошо знаю: с проклятой кордовинской породой.
В номере он молча схватил ее за плечи, усадил в кресло и, распахнув двери шкафа, принялся быстро забрасывать в чемодан вещи, не отвечая на вопросы. Наконец сказал:
– Мануэля! Слушай. Сейчас я выйду отсюда без всякого багажа, будто забыл купить сигареты. Выжди минут десять, возьми чемодан, спустись и оплати счет за номер, вот деньги. Старайся делать все спокойно, неторопливо, не привлекая ничьего внимания. Не озирайся по сторонам, и никаких шашней с Пепе, черт бы его побрал. Ни с кем ни слова. Я буду ждать тебя на стоянке у Алькасара. Там моя машина, серый «опель».
– Ты – шпион! – выпалила она с восторгом.
* * *…Подойдя с чемоданом к машине, которую он уже вывел со стоянки, девушка деловито сказала:
– Вот квитанция, вот сдача… чемодан. А я теперь знаю твою фамилию, Саккариас. Она похожа на мою.
Он бросил чемодан в багажник, обошел машину, приблизился к Мануэле и взял ее лицо в ладони.
– Иха… – проговорил он с нежностью. – Спасибо тебе. Я правда попал в беду, и когда-нибудь вернусь и все тебе расскажу. А сейчас у меня нет ни минуты.
Она перевела взгляд в сторону, куда-то за его спину, глаза ее вспыхнули, она широко улыбнулась в его ладонях и быстро, в улыбке проговорила:
– Двое мужчин в красном автомобиле на стоянке следят за тобой. Садись за руль, я выведу тебя через Старый город.
– Нет! – сказал он, не шевелясь, чувствуя, как спина его каменеет. – Ты сейчас повернешься, и быстро отсюда уйдешь.
– Дурак! – прошипела она, скалясь по-прежнему, вцепившись в него обеими руками. – Я здесь знаю каждую лошадь. Они запутаются в переулках!
Вдруг метнулась из его рук к машине и юркнула на переднее сиденье. Он прыгнул за ней следом, включил зажигание, они рванули с места…
Мгновенная перемена «мизансцены расставания» застала врасплох тех, двоих, в таком же, как у Захара, но красном «опеле». Несколько драгоценных для них секунд было потеряно, и когда они выехали со стоянки, между двумя машинами уже плелась коляска, запряженная парой вороных, с белыми султанами, кляч, которые на углу еще и остановились: седоки, пожилая японская пара, стали, не торопясь, спускаться по ступенькам, возница сошел с облучка и принялся помогать. Так что объехать туристов можно было, только всех вокруг передавив.
– Направо! Прямо до угла и налево, осторожно, там очень узко! Теперь круто налево, вот сюда, и сразу же направо!
Мануэла командовала отрывисто и четко, и он отметил, чуть ли не с удовольствием, как вся она «подобралась».
Плелись они медленно, останавливаясь перед группками туристов, то и дело улочку запруживали «черные плащи», гудели гудки, кричали цыгане… Но и тот, красный «опель», видимо, безнадежно застрял, затерялся, влип в какой-нибудь тупик, каких много здесь, в старой Кордове.
Минут сорок они ползли в мелкой запутанной паутине улиц, так что он вовсе потерял ориентацию. Стало темнеть, но девушка уверенно выводила его по кругам средневекового лабиринта, пока, наконец, не проговорила удовлетворенно:
– Вот. Сейчас на углу – направо, и там мы, считай, уже в свободном плавании.
Он повернул направо, остановил машину, и сказал:
– Теперь уходи, моя радость.
Она сидела, упрямо глядя перед собой.
– Ты слышишь? Выходи немедленно!
Она повернула к нему лицо с пылающими щеками и сказала:
– Нет! Возьми меня с собой.
– Ты что, – крикнул он, – сдурела?! Думаешь, те в игрушки играют? Тебя прихлопнут вместе со мной!
– Пусть меня прихлопнут вместе с тобой, – сказала она. – Ты даже не знаешь, как ехать, а я тебе…
Он принялся в бешенстве выпихивать ее из машины, она отчаянно цеплялась, упираясь руками ему в грудь, расставив сильные ноги, будто готовилась пустится в пляс… Вдруг крикнула:
– Вон они, ихо!!!Давай ходу!!!
Они вынеслись на шоссе и помчались на огромной скорости, и некоторое время продолжали мчаться, обгоняя все, что двигалось.
Наконец он глянул в зеркало: никакого красного «опеля» позади.
– Каналья! – выдохнул он в сердцах, но и с облегчением. – Ты меня обштопала.
– Да, – отрезала она, ликуя. – Я провезу тебя окольными дорогами, о которых ты понятия не имеешь. А потом вернусь домой, на поезде или на автобусе. Куда тебе надо? В Мадрид?
– Сейчас, на ближайшем перекрестке, я тебя высажу возле остановки автобуса.
– Только попробуй. Я буду орать, как резаная. Познакомишься с нашей полицией.
– У тебя бабка некормленная, и вообще, брошенный дом.
– Не твое дело! – сказала она.
Минут сорок они ехали молча. В темноте по сторонам дороги горбились холмы, иногда вдали желтым электрическим облачком проносились фермы и маленькие белые городки. В приспущенное окно бил холодный ветер, и Мануэла подняла стекло.
– Замерзла? Возьми мою куртку, – сказал он. – …Как мы едем сейчас?
– На Сьюдад-Реаль, – отозвалась она. – Через Вирхен де ла Кабеса, Фуэнтекалиенте и Пуэртольяно. Ты собираешься так мчаться всю ночь?
Он не ответил, думая о том, что у него нет оружия, нет оружия, черт возьми. Значит, он просто движущаяся мишень, да еще с увесистой гирей, с этой девушкой, которую во что бы то ни стало надо куда-то спровадить, сгрузить в безопасное место, сохранить ей жизнь.
И будто притянутые его мыслями, далеко позади возникли и стали быстро приближаться чьи-то фары. Некто ехал на еще большей скорости, чем они, что было странным: неужели кто-то еще, кроме них, уходил от погони на этой дороге? Он прибавил газу и оторвался, но минуты через две те же огни опять возникли позади.
– Это они, – сказал он.
– Не может быть! – воскликнула Мануэла. – Этого не может быть! Откуда они знали, какой дорогой мы поедем?
– Маячок, – бросил он, выжимая предельную скорость.
– Что?! Что ты сказал?!
– Они поставили в мою машину радиосигнал. Иначе не выходит.
Она сидела, молча вцепившись обеими руками в сиденье кресла.
– Пригнись! – крикнул он, – спустись глубже, укройся за спинкой.
Он гнал машину на невероятной скорости, впечатавшись в руль, почти лежа на нем, уставясь на освещенный участок дороги перед собой. Проходила минута за минутой, машины шли на равной скорости, одинаково визжа на поворотах. Дорога стала виться и уходить вверх и вверх…