Холдор Вулкан - Жаворонки поют над полем
— Кос — мо — дро — мов, хва — тит! Сей — час уб — ешь! Ой! Про — шу — теб — я! Прек — ра — ти!
А Космодромов в ответ:
— Ле — жи су — ка! Толь — ко на — чал! Я не — кон — чу, по — ка не о — той — дёт дейст — вие ле — ка — рства для ду — шев — но — боль — ных, ко — то — ро — е я выпил!
В этот момент послышался стук в дверь. Это был муж любовницы Космодромова, который громко сказал через дверь:
— Любимая, моя, открой дверь! Я вернулся! Небось соскучалась по мне?!Я, энто… забыл взять с собой твою фотографию! Куда мне без неё-то, преданная любимая спутница моя!
— Ой, слы — шишь, лю — би — мый! — взмолилась женщина — Кос — мо — дро — мов, да — вай, за — кан — чи — вай! Мой муж вер — нул — ся рань — ше вре-ме — ни! Пус — ти — же!
— Сей — час! Пусть твой — муж по — до — ждёт не — мно — го у две — ри! — сказал Космодромов, пыхтя и покрываясь потом.
Тем временем муж любовницы Космодромова стал открывать замок двери своим ключом, и Космодромов был вынужден прервать интимный процесс и бежать в панике. Он быстро оделся и выпрыгнул из окна во двор.
— Вот такие дела — завершил свой рассказ ботинок.
На этом Нырвангуль закончила дословный перевод рассказа ботинка. У Далаказана отвисла челюсть от удивления.
— Ну и способности у Вас! — сказал он. — Какие прекрасные разговоры Вы умеете понимать и переводить! Это уму непостижимо, Нырвангуль, поверьте мне! Вы гениальная! А… хотите, я бесплатно покатаю Вас в своей шкаф-школе. Не бойтесь, в ней никого нет. Школьники сейчас на зимних каникулах, кроме, конечно, моего ученика отличника пузатого милиционера, с лысой головой, с ученической сумкой за плечами. Не стесняйтесь, давайте, залезайте в шкаф, и я покатаю Вас.
Нырвангуль боязливо и осторожно залезла в шкаф, который висел у Далаказана на спине, словно огромный деревянный рюкзак. Далаказан Оса ибн Коса побежал по тропинке, радостно крича:
— Жить — жии-и-ить житталалалулалулаааа! Жить — жи-ии-ить житталалалулалулаааа!
109 глава Ангел без крыльев
Гурракалон с двумя женами стал жить в доме Фариды. У каждой из его жён была отдельная комната, и он спал с ними по графику, который составили сами жёны. Хотя Ларисе в душе трудно было согласиться с двоеженством, но она смирилась с этим ради Фариды, которая проявила благородство и сумела поделиться своим счастьем, которое даётся не каждой женщине. Кроме того, она была ни в чем не виноватой. Наоборот, Лариса чувствовала себя виноватой перед этой благородной женщиной, которая стала жертвой клеветников. Она понимала Ларису и знала, как сильно она была влюблена в Гурракалона. И вот, благодаря такой мудрости и толерантности Фариды, Лариса согласилась жить втроём, поделив мужа на двоих. Когда Лариса оставалась наедине со своей мамой, Светлана Николаевна плакала, уговаривая дочку бросить всё и вернуться в Россию, зачем, мол, разбивать чужое счастье. Она старалась убедить Ларису в том, что всё забудется в этом мире, даже любовь, и человек привыкает ко всему. Но Лариса объясняла ей, что она ни дня не может жить без Гурракалона и просила мать Богом, чтобы она смирилась с судьбой и помогала ей стать счастливой. Мать плакала, плакала и, наконец, согласилась с дочерью, при условии, что когда она умрет, чтобы её похоронили в России. Она хотела покоиться на своей родине, на русской земле, где в бескрайних лесах шумят на ветру белые березы и сосны.
Итак, они стали жить как единая семья. Светлана Николаевна полюбила Зулейху и Мекоила. Хотя дети не понимали её без перевода, но они тоже стали отностися к ней как к свей родной бабушке и радовали её радостно крича: «Бабушка!», «Бабуля!». Гурракалон иногда запевал весёлую песню про гусей, пританцовывая и поднимая всем настроение:
Жили у бабуси
Два весёлых гуся,
Один — серый, другой — белый,
Два весёлых гуся.
Один — серый, другой — белый,
Два весёлых гуся!
Мыли гуси лапки
В луже у канавки,
Один — серый, другой — белый,
Спрятались в канавке.
Один — серый, другой — белый,
Спрятались в канавке!
Вот кричит бабуся:
«Ой, пропали гуси!
Один — серый, другой — белый,
Гуси мои, гуси!
Один — серый, другой — белый,
Гуси мои, гуси!»
Выходили гуси,
Кланялись бабусе,
Один — серый, другой — белый,
Кланялись бабусе.
Один — серый, другой — белый,
Кланялись бабусе!
Мекоил с Зулейха звонко смеялись и танцевали вместе с Гурракалоном. А Фарида плакала, улыбаясь сквозь слезы, глядя на Гурракалона и на своих детей.
— Бедный мой, Ильмурадик, видел бы он это счастье, которое вернулась к нам — плакала она.
В такие моменты Гурракалон прекращал танцевать и петь и начинал успокаивать Фариду, гладя её плечи и поседевшие от пережитого горя волосы.
— Ну, перестань, любимая. Вот увидишь, правда восторжествует, и Ильмурада освободят прямо в зале суда. Ведь Фатила говорила, что у нас в Узбекистане действуют самые гуманные законы и самый справедливый суд в мире! Я тоже глубоко убежден в этом — говорил он с уверенностью.
— Да, не плачьте, апа, все будет хорошо — подбадривала Фариду Лариса, гладя ей руки.
Светлана Николаевна плакала вместе с Фаридой, прося у Бога свободу для Ильмурада.
Услышав её слова в переводе, Фарида поблагодарила её:
— Дай Бог… Дай бог, Светлана Николаевна. Спасибо за то, что молитесь за моего сына — продолжала плакать Фарида.
— Фарида Гуппичопоновна, у нас религии разные, но Бог един и неразделим. Я верю в Бога, и он обязательно поможет Ильмураду выйти на свободу! — сказала Светлана Николаевна, обнимая Фариду.
Гурракалон перевёл её слова. Фарида печально улыбалась, вытирая слезы носовым платком.
Человек в этом таинственном мире не знает, что жизнь уготовила ему или ей на завтра. Когда Фарида жила с Гурракалоном в Тапикасоде, она не предполагала, что спустя год она потеряет своё счастье. И вот Гурракалон вернулся, но его сын Ильмурад до сих пор сидит в следственном изоляторе, и пока он не выйдет на свободу, она не может считать себя счастливой женщиной, живущей полноценной жизнью. Фарида читала намаз сидя, так как ей не позволяли наклонятся её загипсованные ноги. Она молилась Богу, чтобы Он помог Ильмураду освободится. Фарида день и ночь думала об Ильмураде и сильно беспокоилась за него. В такие моменты она забывала о себе, о жуткой боли в ногах, которые усиливались ночью и отпускали её только после принятия обезболивающих таблеток. Она не очень-то горевала о деньгах, которые исчезли вместе с псевдоадвокатом Титалатитоновым. Потому что она, как глубоко верующая, верила в то, что таких людей Бог обязательно накажет, причем, очень строго. Возвращение Гурракалона в такие трудные дни придавало ей дополнительные силы для преодоления труднопроходимых жангалов безжалостной жизни.
Лариса и Светлана Николаевна помогали во всем. Лариса готовила, мыла посуду, убирала дом. А Светлана Николаевна кормила детей, умывала их, укладывала спать, а утром отводила их в школу и в детский сад. После обеда приводила их домой.
Накануне случилось такое, что Фарида просто заплакала. Она ходила во дворе на костылях, рядом с Гурракалоном, дыша свежим воздухом, и вдруг из окна комнаты до неё донёсся голос Светланы Николаевны. Фарида заглянула в окно и увидела Светлану Николаевну, которая находясь в своей комнате при зажжённых свечах, смотрела на крест с изображением пригвожденного к кресту Иисуса Христа, молилась и усердно крестилась.
— О чём она молится? — спросила Фарида шёпотом у Гурракалону.
— Светлана Николаевна молится Иисусу Христу, чтобы он помог Ильмураду поскорей выйти на свободу — ответил Гурракалон.
Фарида заплакала, склонив голову на плечо Гурракалону.
— Не плачь, дорогая, не плачь, всё будет хорошо — успокаивал её Гурракалон.
— Любимый мой, вот уже сколько дней мы ждём дня, когда должен состояться суд над Ильмурадом с надеждой, что его освободят, наконец, прямо в зале суда. Какие напряженные дни! Мы хотим, чтобы восторжествовала справедливость, и чтобы Ильмурад не попал в тюрьму, в этот земной ад. Но мы забываем о большом Суде, о Судном Дне, когда Бог будет судить всех нас, на Суде, где нет лживых адвокатов, коррумпированных прокуроров и неквалифицированных судей! Мы должны жить в этом мире честно и праведно, чтобы Бог в Судный День не приговорил нас к вечному горению в аду! Ты скажи мне правду, Гурракалон, вы с Ларисой помолвлены? — сказала Фарида.
— Да, милая моя, мы помолвлены шариатским законам, и один мой знакомый, который работал на базаре, зачитал нам никах — сказал Гурракалон.
— Ну, тогда всё в порядке — успокоилась Фарида.
