Холдор Вулкан - Жаворонки поют над полем
— Да, милая моя, мы помолвлены шариатским законам, и один мой знакомый, который работал на базаре, зачитал нам никах — сказал Гурракалон.
— Ну, тогда всё в порядке — успокоилась Фарида.
— Фарида, ты прости нас с Ларисой. Когда мы спим с ней в соседней комнате, я чувствую себя неловко. Меня мучает совесть, так как я чувствую себя виноватым перед тобой. Если бы не клевета на нас с тобой, я бы не женился на Ларисе, и Ильмурад не поехал бы учиться на тракториста. И с ним не случилась бы та трагедия, и не посадили бы его за того заправщика, которого он не убивал — сказал Гурракалон.
— Нет, любимый, ты ни в чём не виноват. Видно, это судьба. А от судьбы не уйдёшь. Так что не думай о плохом. Думай всегда о прекрасном, и живи с ней так же, как живешь со мной. Иного пути у нас нет. Лариса тоже любит тебя больше жизни, и я не могу лишить её духовного воздуха, без которого ей не жить на этом свете. Главное, ты вернулся ко мне — сказала Фарида.
Услышав это, Гурракалон задумался на миг и сказал:
— Ты — ангел без крыльев в облике человека, Фарида!
110 глава Смерть художника-баталиста Хорухазона Пахтасезонувуча
Гурракалон приспособил печь таким образом, чтобы три комнаты дома отапливались из одной точки одинаково. Этим самым он экономил топливо — кизяки и сухие корни саксаула. Светлана Николаевна жила отдельно, с детьми. Это позволяло Ларисе и Фариде жить с Гурракалоном в более свободной обстановке.
В тот день, не переставая, шел снег. К вечеру он не только не прекратился, но, наоборот, усилился. Перед тем идти спать в свою комнату Лариса и Гурракалон сидели в комнате Фариды и долго беседовали, попивая сладкий чай с лимоном. За окном шёл сильный снег и сквозь снежные хлопья призрачно светил уличный фонарь, качаясь на холодном ветру. После того, как Лариса с Гурракалоном, пожелав доброй ночи Фариде, ушли в свою комнату (согласно графику), она осталась одна и, укутавшись в одеяло, лежала на кровати у окна. Она глядела на падающий снег через окно с открытой занавеской и думала о своем сыне Ильмураде. Он всё ещё сидел в следственном изоляторе, без вины виноватый, по обвинению в убийстве заправщика Запарамина. Настоящий убийца до сих пор не был найден. Следователь Турмадаланов Когозкоп Саттарувуч прокомментировал столь долго тянувшееся следствие, заявив, что оно продлено в связи с недостаточностью собранных материалов по делу. Фарида считала дни, которые остались до суда, надеясь на скорое освобождение сына и на его полную реабилитацию. Художница Фатила сказала, что после освобождение Ильмурада в зале суда, Ильмураду по закону заплатят большие деньги за нанесённый ущерб его здоровью и за моральный ущерб, а также выплатят ему заработную плату за все месяцы, которые он находился под следствием.
— Эх, Фатила, о чем Вы говорите, сестричка, да пусть они не платят ни копейки, лишь бы поскорей освободили моего дорогого сына — плакала тогда Фарида.
С этими мыслями она уснула.
Ей снился ветер. На ветру летел лист бумаги, словно белая птица, свободно и легко. Фариде казалось, что эта бумага была исполнена гордости от того, что на ней было написано то ли священное писание, то ли просто, любовное письмо. А, может, и стихи или какая-нибудь важная весть. Кто знает, может, на ней было написано оскорбление или клевета. Так или иначе, таинственная бумага летела и думала на лету о карандаше, который писал на ней, щекоча её своим тонким клювом, словно дятел. Он напоминал ей о далеких дремучих лесах, где она когда-то росла могучей сосной, качаясь на ветру, и где её топором повалили лесорубы, и она со скрипом и с грохотом, сотрясая весенний воздух, упала на землю, вспугнув лесных птиц. Потом дровосеки распилили её на брёвна и бросили с высокого берега в реку. Она плыла вместе с другими бревнами по течению на север, где тарахтел своими пилорамами целлюлозно-бумажный комбинат с высокими дымоходами, из которых взвивался в небо дым, словно гигантская анаконда. Затерявшись среди других бревен, напоминавших огромную стаю крокодилов, она плыла по широкой реке с крутыми берегами, покрытыми вековыми зелеными лесами, внимая далекому тоскливому и печальному стуку дятла.
С такими воспоминаниями бумага продолжала свой полет, и вдруг она зацепилась за ветку высокого дерева и начала трепетать на ветру, словно белый флаг. Ветер щекотал её, а она смеялась, белым смехом, застряв на самой макушке высокого дерева, и чувствовала себя самой счастливой бумагой на свете. Потом ветер сорвал её, и она полетела дальше. Летела она долго, словно белая птица и вдруг ударилась об землю и покатилась по просёлочной дороге, пока её не поймала одна девушка, которая шла в сторону лужайки, где стояли стога сена. Девушка развернула бумагу и лежа на сене в тени стога прочитала содержание написанного. И вдруг она заплакала, прижимая бумагу к груди. Но озорник ветер отнял у неё бумагу, и она полетела на вольном ветру подобно белой гигантской бабочке в сторону юлгуновых зарослей, простирающихся вдоль берегов реки Тельба-дайро вблизи село Таппикасод. Тут она увидела низкорослого школьника, ученика-отличника, пузатого милиционера с лысой головой и с ученической сумкой за плечами, который ходил строевым шагом вокруг шкафа-школы Далаказана Оса ибн Косы, напевая громким голосом птичью песню. Бумага попала в воздушную воронку и снова опустилась на землю. Лучше бы она не опускалась. Потому что ученик-отличник, пузатый милиционер с лысой головой и с ученической сумкой за плечами неожиданно наступил на неё, придавив ботинком. Далаказан Оса ибн Коса в этот момент сидел в сортире под открытым небом, среди юлгуновых зарослей, вздувая от напряжения шейные артерии и краснея. Он крикнул своему ученику, чтобы тот принес ему клочок бумаги. Ученик-отличник, пузатый милиционер с лысой головой и с ученической сумкой за плечами взял бумагу, которая, прилетев, попала ему под ноги, и понёс её своему учителю Далаказану. Он нёс её с такой гордостью, как будто это была не простая бумажка, а праздничное поздравление диктатора страны к угнетенному народу. Далаказан Оса ибн Коса взял бумагу и с её помощью осуществил гигиеническую процедуру. Потом, выбросив её, поднял штаны. Бедная бумага обиделась и долго плакала на бумажном языке, ругая Далаказана Осу ибн Косу. Пьяный бродячий ветер успокоил её, и она, поднявшись в воздух, полетела дальше.
Тут Фарида проснулась, и услышала пронзительный крик женщины. Она испугалась, узнав голос громко плачущей женщины. Это была художница Фатила. Фарида с трудом приподнялась, опираясь на костыли. Хотя с её ног гипс уже сняли, но боль еще полностью не отошла. Фарида стукнула пару раз по стене костылем, разбудив всю семью, кроме детей. Они вошли в комнату Фариды.
— Это Фатила плачет! Гурракалон, беги, узнай что с ней! — сказала Фарида. Гурракалон поспешно надел валенки и тулуп, нахлобучил на голову меховую шапку и вышел во двор. Скрепя снегом и спотыкаясь, он побежал сквозь падающие снежные хлопья в сторону дома, где жила художница Фатила. Когда он вернулся обратно, выяснилась, что муж Фатилы художник-баталист Хорухазон Пахтасезонувуч погиб на зоне при выкапывании туннеля для побега. Оставив дома Светлану Николаевну с детьми, Фарида, Лариса и Гурракалон, вышли на улицу и быстрым шагом пошли в сторону дома бедной Фатилы. Когда они, преодолев вихрь снегопада, подошли к дому и вошли во двор, они увидели Фатилу, которая стояла там в черном платье, и была похожа на обугленное дерево, которое сразила молния. Увидев Фариду с Ларисой, она начала плакать еще громче. Фарида с Ларисой тоже заплакали.
— Ах, Фарида Гуппичопоновна! Как же мне теперь жить без Хорухазона Пахтасезонусвуча?! — причитала Фатила. Я умоляла его, чтобы он не садился в воронок с набожными братьями, которые дрались каждый день, нанося телесное повреждение друг другу и ругаясь матом, за что власти арестовали их. Он не послушался меня — и вот результат!
— С чего Вы взяли, что он умер?! Что Вы говорите вообще? Перестаньте плакать! Может, Ваш муж жив и здоров. Может, это черный розыгрыш?! Кто Вам это сказал?! Есть основание этому верить?! — спрашивала сквозь слезы Фарида, не поверив, что художник-баталист погиб.
— Да, приехали двое и дали мне документы с заключением судмедэкспертизы, чтобы я поверила, что Хорухазон Пахтасезонувуч скончался от нехватки воздуха, оказавшись под завалом грунта! Они заявили, что власти не виновны в его смерти! К утру тело Хорухазона Пахтасезонувуча привезут! — продолжала плакать Фатила.
— Ой, Господи, какое горе! — громко рыдала Фарида.
Потом они с Ларисой начали успокаивать Фатилу, говоря, что, мол, это дело Божье, и у Фатилы нет другого пути, кроме как примирится судьбой. Гурракалон тоже выразил соболезнование и, взяв снегоуборочную лопату, начал чистить снег во дворе. Снег все падал, покрывая все толще и толще окрестность белой пушинкой, похожей на мех белого зайца. Потом соседи тоже вышли, проснувшись от суеты, и они тоже тихими голосами стали выражать свои соболезнование Фатиле, которая осталась в этом мире одна, так как она была детдомовская, и у неё не было родственников. Женщины соседки начали наводить порядок внутри дома, а мужики начали помогать Гурракалону чистить снег. К утру, как было обещано, привезли тело бедного художника-баталиста Хорухазона Пахтасезонувуча, и начались приготовления к похоронам. Директор совхоза «Истиклол» выделил экскаватор, с помощью которого выкопали могилу на кладбище для Хорухазона Пахтасезонувуча. После прочтения жаназы мужчины подняли тобут с телом Хорухазона Пахтасезонувуча и понесли на кладбище, идя пешком в знак уважения к усопшему художнику Хорухазну Пахтасезонувучу. Когда они выносили тобут со двора, Фатила крикнула:
