Рут Озеки - Моя рыба будет жить
Мы знаем, что в соответствии с проблемой измерения в тот момент, как ты открываешь крышку ящика, ты находишь кота либо живым, либо мертвым. В пятидесяти процентах случаев кот будет жив. В других пятидесяти процентах он будет мертв. Каково бы ни было его состояние, оно однозначно и зафиксировано в пространстве и времени.
Однако же, до того как ты откроешь ящик, чтобы провести измерения, состояние кота должно быть множественным и размазанным, как размытое изображение тигра. Согласно квантовым принципам запутанности и суперпозиции, пока ты не пронаблюдаешь кота, он должен быть и жив, и мертв одновременно.
Конечно, это заключение абсурдно, что и стремился доказать Шредингер. Но его мысленный эксперимент поднял любопытные вопросы: в какой момент времени квантовая система перестает быть суперпозицией всех возможных состояний и становится вместо того единичным, «или/или», состоянием?
И, если копать глубже, требует ли существование единичного кота — мертвого или живого, неважно, — внешнего наблюдателя, то есть тебя? А если не тебя, то кого? Может ли кот наблюдать сам себя? Может, мы все существуем во множестве всех возможных состояний одновременно, не имея внешнего наблюдателя?
Было много попыток интерпретировать этот парадокс. Копенгагенская интерпретация, сформулированная Нильсом Бором и Вернером Гейзенбергом в 1927 году, поддерживает теорию коллапса волновой функции. Согласно этой интерпретации, в момент наблюдения квантовая система коллапсирует из состояния суперпозиции, и все возможности сливаются в одну. И коллапс этот не может не произойти, потому что этого требует реальность макромира. Проблема в том, что до сих пор никто так и не смог подвести под эту интерпретацию математическое обоснование.
Интерпретация множественных миров, предложенная американским физиком Хью Эвереттом в 1957 году, бросает вызов теории коллапса волновой функции, постулируя, что квантовая система в состоянии суперпозиции продолжает существовать, но расщепляется.
С каждым выбором — с каждым дзэновским моментом, как только появляются разные возможности, — происходит расщепление, мир разветвляется, становится множественным.
Каждое мгновение происходит замена или/или на и. И еще одно и, и еще одно, и еще, и еще… и так до бесконечности, включающей в себя все варианты, все миры, которые не обладают совершенно никакими знаниями друг о друге.
…Астрофизик Адам Франк сказал мне, что насчет квантовой механики важно помнить одно: несмотря на множество интерпретаций, включая копенгагенскую и гипотезу о множественности миров, сама по себе квантовая механика — это только расчеты. Это машина для предсказания результата эксперимента. Это палец, указывающий на луну.
Профессор Франк имел в виду один старый буддийский коан про Шестого патриарха дзэн, который был неграмотен. Когда его спросили, каким образом он может понять истину, содержащуюся в буддийских текстах, если не может прочесть ни слова, Шестой патриарх поднял руку и указал на луну. Истина — как луна в небе. Слова — как палец. Палец может указать местонахождение луны, но сам он луной не является. Чтобы увидеть луну, надо смотреть за палец. Искать истину в книгах, говорил Шестой патриарх, это все равно, что принимать палец за луну. Луна и палец — не одно и то же.
— Не то же самое, — сказала бы старая Дзико, — но это и не разные вещи.
Приложение F: Хью Эверетт
Хью Эверетт опубликовал свою интерпретацию квантовой механики, позднее прозванную «интерпретацией множественных миров», в 1957 году в журнале «Ревьюс оф модерн физикс», когда ему было двадцать два года. Это были тезисы его докторской диссертации в Принстоне. Приняты они были прохладно. Ведущие физики, его современники, назвали его идеи безумием. Они назвали его глупцом. Совершенно обескураженный, Эверетт бросил квантовую физику и занялся разработкой вооружений. Он работал на Пентагон, в «Группе оценки систем вооружения». Написал статью, посвященную теории военных игр под заголовком «Рекурсивные игры», которая вскоре стала классикой в своей области. Он писал программное обеспечение для военных игр, симулирующих атомную войну, и принимал участие в Карибском кризисе. Белый дом обращался к нему за советами по стратегии и тактике атомной войны, и он написал изначальное программное обеспечение для атомного оружия, имеющего целью поражение городов и гражданского населения на случай, если холодная война станет горячей. К тому времени он уже подвел математическое доказательство под интерпретацию «множественных миров» и верил, что все, что он способен вообразить, должно случиться или уже случилось. Неудивительно, что он сильно пил.
Семейная жизнь у него сложилась неудачно. С детьми он состоял в отношениях холодных и довольно запутанных. Его дочь, Лиз, страдала от маниакальной депрессии и от аддикций и совершила попытку самоубийства, наглотавшись снотворного. Ее брат, Марк, нашел ее на полу в ванной и успел отвезти в больницу, где докторам удалось запустить сердце вновь. Когда Марк вернулся из больницы домой, Эверетт поднял глаза от «Ньюсуик» обронил: «Не знал, что она так грустит».
Спустя два месяца Эверетт умер от сердечного приступа в возрасте пятидесяти двух лет. В этом мире он был мертв, но известно, что он верил — во множественных мирах он бессмертен. Жена держала его кремированные останки в картотечном шкафу у них в столовой, пока, наконец, не выкинула их на помойку в соответствии с его последней волей. Марк сумел зажить своей жизнью, он сделал успешную карьеру в качестве рок-музыканта, но жизнь Лиз покатилась под уклон. Когда ей, наконец, удалось покончить с собой — это была передозировка снотворного в 1996 году, она оставила предсмертную записку, в которой говорилось:
Пожалуйста, сожгите меня и НЕ СТАВЬТЕ В ШКАФ . Пожалуйста, высыпьте меня в какой-нибудь симпатичный водоем… или в помойку, м.б. тогда я попаду в нужную параллельную вселенную и встречу там папу.
Благодарности
Во-первых, я хотела бы поблагодарить моих учителей: моего наставника дзэн Норманна Фишера, чьи мудрые слова проникли ко мне в уши, расшевелили сознание и, волей-неволей, вылились обратно, на эти страницы; Теа Строцер и Паулу Араи, которые направляли меня в делах, касающихся практики и традиций дзэн; добрых ученых Адама Франка и Билла Монингера, и Тома Уайта, которые отвечали на мои вопросы о квантовой физике и ни разу не засмеялись; Тома Кинга за переводы на изящном французском, и Таку Нишимаэ за его утонченный японский; Карен Джой Фоулер, которая придала мне храбрости в решающий момент времени; Джона Доуэра, который много лет поощрял меня написать о дневниках пилотов-камикадзе; и Мисси Каммингз, которая как-то за чаем в Empress Hotel поделилась со мной размышлениями на тему создания морального буфера в интерфейсе человек-компьютер… Я благодарю всех вас за щедрость и великодушие, за ваши знания и за чуткое руководство, и спешу добавить, что все ошибки и неточности в этой книге — целиком на моей совести.
