Вильям Козлов - Поцелуй сатаны
— Наш святой долг, Михаил Федорович, сохранить партии, вернуть ей утраченный авторитет!
— Все это общие слова. Как это практически сделать?
— Лапин уже не замечал, что повысил голос. Ни страха, ни почтения он больше не испытывал к этому коренастому светловолосому человеку, сидящему за большим письменным столом с шестью телефонами — Нас, партийных работников, не любят, совершенно не слушают, мы не знаем, что делать, что говорить, как отвечать на прямо поставленные вопросы? У нас ускользает власть из рук, как песок сквозь пальцы, нас не слушаются городские организации, даже комсомол наплевал на нас. Хотя у самих рыльце в пушку! Карьеристы и демагоги. Понимаете, я просто не вижу смысла в своей работе. Да и что это за работа — ничего не делать? Вы сами дали установку: ни во что не вмешивайтесь, ничего никому не навязывайте! И те люди, которые еще по инерции к нам обращаются за помощью, услышав это, резонно задают вопрос: «Зачем же вы тут сидите? Вообще, зачем вы нам нужны?!».
— Конечно, партия сейчас переживает кризис…
— Боюсь, что ей уже не вылезти из этого затянувшегося кризиса! — перебил Николай Федорович — И это никакой не кризис, а полный крах. И если я не могу больше приносить никакой пользы на своем месте, мне лучше уйти…
— Вы же номенклатура! — вдруг улыбнулся секретарь обкома. — Думаете, мы вам предоставим теплое местечко с большим окладом? Так ведь, дорогой Михаил Федорович, народ выступает не только против привилегий, но и против номенклатуры. Люди резонно считают, что если руководитель не справился на одной работе, нет никакого смысла ставить его на другую руководящую должность. Он и там напортачит.
— Спасибо партии! — чуть остыв, проговорил Лапин, — Она меня сорвала со школы и выдвинула на партийную работу, а теперь и позаботиться обо мне не желает?
— Возвращайтесь в школу, — усмехнулся секретарь обкома.
— Кем? Рядовым учителем? Теперь директоров тоже выбирают коллективы. И каково мне с должности первого секретаря райкома вернуться в школу рядовым учителем? Это ведь опять удар по партии.
— Работайте, Михаил Федорович, на старом месте, — устало сказал секретарь обкома. — До конференции осталось недолго…
— Я и так знаю, что нас никого не изберут, — вырвалось у Лапина — И вас не изберут! Вон каких не избрали во время весенней избирательной кампании в Верховный Совет СССР? А мы? Мы — пешки! И все равно, обидно отвечать за чужие грехи!
— Я думаю, мы с вами и сами не мало ошибок допустили, — заметил секретарь обкома. — Не сумели быстро сориентироваться в обстановке. Непривычно было нам выступать на митингах, давать отпор разным демагогам и экстремистам. Мы ведь привыкли сидеть в кабинетах и руководить по телефону… Разве не так, Михаил Федорович? Этот упрек я и на себя принимаю. Даже мы с вами не так уж часто встречались, все больше на совещаниях, накоротке, а обычно разрешали наши вопросы по вертушке!
— Не мы же с вами придумали такой стиль работы! — возразил Лапин, — Так было принято. И не год-два, а десятилетия. И со своим уставом лезть в чужой монастырь не принято. Кстати, что я заметил, и эти крикуны на митингах и ораторы на наших пленумах, критикуя нас, ведь не предлагают никакой альтернативы. Хорошо, мы уйдем, они сядут на наше место и будут работать и вести себя в точности так же. Они просто не умеют по-другому и никто их этому не научит. А любая наша вылазка в народ оборачивается насмешками и издевательствами, потому что и народ не привык видеть нас в иной обстановке. Он не верит нам… Народ, или, как Ленин его называл, массы, круто изменились за эти несколько лет перестройки…
— Минуточку, Михаил Федорович! — перебил секретарь обкома — Вы это, как говорится, в точку попали: народ очень изменился, а мы — нет. Остались точно такими же, какими были…
— Заколдованный круг, — вздохнул Лапин. — И я не знаю, как выбраться из него. Впрочем, никто не знает, даже Первый. Потому и прошу вас подумать о моем освобождении от должности. Пусть другой, молодой и энергичный покрутится в этом заколдованном круге!
— Насильно никто вас держать на партийной работе не будет, — напоследок сказал секретарь обкома, — Но «теплое местечко» я вам, Михаил Федорович, увы, не обещаю…
В длинном коридоре Смольного, на первом этаже, Лапин увидел громоздкую фигуру директора издательства Балуева. Багроволицый, осанистый, он только что вышел из столовой вместе с главным редактором Куприным и юрким, востроглазым заведующим редакцией Добролюбовым. Все трое тоже номенклатурные работники, ездят на директорской «Волге» обедать в смольнинскую столовую и пользуются поликлиникой, которая в городе известна как «Свердловка». Об этом ленинском любимце пишут в прессе, что на его совести миллионы загубленных крестьян, а город Екатеринбург по-прежнему называется Свердловском. Требуют возвращения старинного названия и калининцы. Всесоюзный староста тоже замаран в сталинские годы… И Куприн и Добролюбов по несколько раз в году отдыхают в отдельных палатах в «Свердловке», регулярно ездят в обкомовский санаторий «Дюны», что в Сестрорецком районе.
Увидев Лапина, Леонид Ильич закивал, заулыбался, подвились угодливые улыбки и на лицах его ближайших работников. Добролюбов — худощавый, черноволосый, с темными бегающими глазками и будто бы чуть смущенной улыбочкой. На самом деле улыбочка у него ехидная с подлинкой. Низкорослый Куприн светловолос, на лице у него чаще всего появляется страдальческая улыбка, вот, дескать, как меня умотала эта ответственная работенка, но сейчас улыбается широко, приветливо. Видно, вкусно и сытно покушал за льготную плату. Столовая не для всех, вон в дверях стоит милиционер и пропуска проверяет.
Михаил Федорович всем по очереди пожал руки — в столовую он идти не собирался — у Куприна спросил:
— Как с альманахом Строкова?
— Завернули, — выскочил вперед юркий Добролюбов — Понимаете, Михаил Федорович, они воду на чужую мельницу…
— Что вы имеете в виду под «чужой мельницей»? — не очень-то приветливо посмотрел на него Лапин — Я читал, хорошие рассказы.
— Вы не знаете наших писательских распрей, — ввернул Куприн — Там есть повестушка, которая бросает тень на наших самых уважаемых литераторов.
— И не только на них, — прибавил Добролюбов — Наш известный поэт в двух крупных издательствах почти одновременно выпустил два своих собрания сочинений… Так автор прямо слюну от зависти роняет на бумагу…
— Я читал, что при жизни автор может издать лишь одно собрание сочинений, а этот сразу два? — удивился Лапин.
