Эрик Сигал - Однокурсники
— Сэр, при всем уважении к вам, вы не можете так поступить. Я хочу сказать, без него мы не сможем стать чемпионами Лиги плюща.
Храбро сказав это, он повернулся и быстро покинул аудиторию.
В тот день Тед просидел у себя в кабинете с четырех до половины шестого. За это время к нему заглянуло множество народу — кто-то из студентов просил объяснить непонятный материал, а кто-то просто хотел с ним пообщаться.
Но Криса Джастроу среди них не оказалось.
Тед повязал свой (гарвардский) шарф, накинул пальто и пошел по коридору. Он заметил, что кафедра классического отделения все еще открыта, а секретарша Лиона сидит за пишущей машинкой. Он просунул голову в дверь.
— Привет, Ли, у вас найдется время напечатать для меня короткую записку?
— Конечно.
Она улыбнулась, затем быстро извлекла чистый лист бумаги из толстой пачки и, вставив его в машинку, сказала:
— Диктуйте.
— «Энтони Тэтчеру, декану факультета гуманитарных наук: Кристофер Джастроу, выпуск тысяча девятьсот шестьдесят девятого, в настоящее время не успевает по курсу латинского языка. Беспечность его отношения к предмету граничит с самонадеянностью. И если не произойдет какого-то непредвиденного чуда, то нет никакой вероятности, что он останется учиться в следующем полугодии. Искренне ваш, и так далее».
Тед продиктовал все это на одном дыхании, держась за голову. Подняв глаза, он заметил смущение Лионы.
— Да, я знаю, кто он. Но это стандарты Лиги плюща, и мы должны им соответствовать.
И пока она надписывала конверт, он добавил, словно освобождая ее от ответственности:
— Я сам положу письмо декану под дверь.
На другой день у него не было никаких занятий, и он сполна насладился богатыми возможностями библиотеки в Кентербери для своих дальнейших изысканий.
Он провел в читальном зале без малого восемь часов, успев за это время полностью проштудировать том Еврипида, изданный Фондом Хардта, и вышел оттуда с тяжелой зеленой гарвардской сумкой, набитой ценными европейскими научными журналами, которые они с Сарой проглотят за ближайшие выходные дни.
Что-то заставило его поднять глаза на главное здание университета Кентербери, возвышавшееся на холме. В окнах деканата свет не горел. Он чертыхнулся про себя, вспомнив о том, что ему еще нужно забрать почту.
Среди привычной корреспонденции он обнаружил написанное от руки письмо с кафедры физкультуры.
Дорогой Тед!
Я был бы признателен, если б вы заглянули ко мне в ближайшее время. Обычно я нахожусь у себя в кабинете примерно до 19. 30.
Ваш друг,
Чет Бигелоу
(главный тренер по футболу).
Он так и знал. Взглянув на часы, он убедился, что у него еще есть время, чтобы сегодня же вечером поставить этого самонадеянного мерзавца на место. И решительно зашагал в сторону спортивного зала.
Черты лица у Чета Бигелоу были грубыми и резкими — казалось, именно с него лепили всю ту шеренгу трофейных статуэток, которые выстроились на письменном столе, разделяя двух мужчин.
— Ну, профессор, — начал он, — как я понял, у нашего мальчика Джастроу трудности по вашему предмету. Наверное, вы не понимаете, какие нагрузки испытывают наши ребята во время футбольного сезона.
— Если честно, мистер Бигелоу, это не моя забота. На самом деле меня больше всего удивляет тот факт, что Джастроу взял латынь в качестве основного предмета.
— Послушайте, профессор, вы ведь не хуже моего знаете университетские правила. Парню ведь нужно иметь в дипломе иностранный язык, чтобы выпуститься. Так?
— Но почему латынь? Зачем вашему драгоценному полузащитнику вообще понадобилось брать древний язык, который гораздо труднее любого современного языка?
— Не такой он и трудный, если у вас правильный преподаватель, — пояснил Бигелоу.
— Что?
— За эти годы у нас сложились великолепные отношения с большинством из ваших ребят-классицистов, — пустился в воспоминания Чет. — Например, Генри Данстер — просто потрясающий. И конечно, мы ему тоже кое в чем помогали.
— Тренер Бигелоу, боюсь, вы меня не поняли.
— Ладно, Тедди, зайду с другой стороны. Если у вас вдруг появилось много студентов, желающих изучать латынь, то вам приходится нанимать больше преподавателей. Я прав?
— Мне не нравятся ваши намеки, — с недовольством произнес Тед.
— А на что я, по-вашему, намекаю, профессор?
— Разумеется, я всего лишь какой-то болван из Гарварда. Но из ваших слов я все же понял: раз футбольная команда увеличивает нам набор, присылая пустоголовых тупиц, то мы, в знак благодарности, должны смотреть сквозь пальцы на то, что они бездельничают.
Повисла тяжелая тишина. Тренер молча уставился на Теда. А затем улыбнулся.
— Вы прекрасно знаете правила игры, профессор. И я предлагаю вам идти к себе и играть по правилам. Ведь, насколько мне известно, вы еще не получили постоянную должность при нашем университете. Поэтому и для вас, и для нас очень важно, чтобы этот сезон сложился удачно.
Тед выпрямился во весь рост.
— Хотите войну, тренер, — прошептал он, — вы ее получите. Завтра — экзамен за половину семестра. И если Джастроу его завалит, то вылетит отсюда к чертовой матери.
— Это вы так считаете, Тедди. И не забудьте, вы имеете дело с человеком, который за шесть сезонов еще никому не проиграл.
* * *На следующее утро Джастроу вовсе не явился сдавать экзамен. Как только все закончилось, Тед Ламброс тут же помчался в Барнс-холл и попросился на прием к декану гуманитарного факультета.
— Тони, прошу меня извинить, что врываюсь подобным образом.
— Все в порядке, — ответил декан. — На самом деле, можно сказать, ваш приход был кое-кем предсказан.
— Тренером Бигелоу?
Декан кивнул.
— Да, Чет чересчур уж опекает своих ребят. Как бы там ни было, присядьте и расскажите обо всем по порядку.
Тэтчер внимательно слушал обвинительные речи Теда. Лицо его постепенно хмурилось. Помолчав немного, он сказал:
— Послушайте, Тед, мне не кажется, что завалить Джастроу на экзамене — это самый разумный способ справиться с ситуацией.
— Вы видите какой-то другой выход?
Декан развернул свое кресло на девяносто градусов и стал смотреть на парк Виндзор-грин за окном.
— Ладно, — задумчиво произнес он, — как ярко выразился Джон Мильтон: «Но может быть, не меньше служит тот высокой воле, кто стоит и ждет».
Затем он снова повернулся к Теду и посмотрел на него.
— Мильтон был слепым, когда писал это. Но я-то нет.
