Эмэ Бээкман - Возможность выбора
Предаваясь таким мыслям, Маркус подогревал в себе храбрость и стремление действовать. Со слов других мужчин Маркус знал, что с существом женского пола, которое моложе тебя, надо обращаться спокойно и с умом — никогда наперед не знаешь, что взбредет им в голову.
Временами Маркус сомневался, он долго не мог решить, не слишком ли пожилым кажется он Орви. Теперь же, когда он резал железо и случайно услышал слова о том, что его считают симпатичным мужчиной, его решение созрело.
Чем плох сегодняшний вечер? Можно приступить к делу тотчас.
Позднее, когда они вчетвером под предлогом испытания автомобиля выехали за город, Маркус убедился, что на этот раз не все пойдет так просто и гладко. Маркус на всякий случай помалкивал, так как не умел непринужденно поддержать разговор моложавой жены механика. Эти люди знали точно, чего они хотят от жизни. По-видимому, сидевшая с надутым видом девчонка воспитана в том же духе. Подумав о всевозможных предрассудках, Маркус и вовсе расстроился. Перед ним поставят ряд заграждений и неизвестно еще, захотят ли их вообще убрать с дороги. Первым делом придется поднять якорь и отчалить от старой гавани. Маркус понимал, что, кроме этого, ему могут предъявить еще множество условий: он должен быть общительным, неизменно в хорошем настроении, уметь выходить из любого положения, разумеется, иметь неплохие доходы и быть достаточно самоуверенным — только с такими людьми считались в этой семье. Маркус понимал, что, задавшись целью заполучить Орви, нужно завоевать в союзники Лулль. Бойкая жена механика сумеет в подходящую минуту склонить чашу весов в нужную сторону.
Маркус, трезво оценивающий положение, ощутил чувство неловкости. Если бы эта ясноглазая девушка, сидевшая рядом с ним, подслушала его мысли, она могла бы спросить: какое отношение ко всему этому имеет любовь? И она была бы права. Маркус жаждал ласки, нежности, близости и понимания — только он опасался, попадет ли он когда-нибудь в эту прекрасную страну, потому-то он и взвешивал шансы на успех и пытался представить себе возможные препятствия.
Маркус все время как будто следил за собой со стороны. Он пытался быть по возможности предупредительным и казаться спокойным, хотя временами сердце готово было выскочить из груди. Этот хлюпик для него не помеха, куда ему до Маркуса. Маркус и виду не подал, тем более не стал бурчать под нос нравоучения, даже бровь не дрогнула и он не выругался, когда проезжал мимо машины, за рулем которой сидел неуверенный новичок. Маркус стремился подчеркнуть свое превосходство над всякими пижонами — жаль, что на шоссе не случилось ничего из ряда вон выходящего, что позволило бы ему еще убедительнее продемонстрировать твердость характера.
Прощаясь, Лулль сказала, что Маркус хорошо водит машину, ездить с ним — одно удовольствие. Орви молча протянула руку; возможно, Маркусу только показалось, что в глазах девушки мелькнуло любопытство.
Недели через две Маркус пригласил родителей Орви в ресторан. Он специально не стал намекать, чтобы они взяли с собой Орви. Лучше, если Лулль потом сама расхвалит ей Маркуса. И почему бы ей этого не сделать? Маркус не скупился и вел себя превосходно. Он приглашал Лулль танцевать, многократно извинялся за свою неуклюжесть, давая этим понять, что подобные заведения он посещает редко и не является праздным прожигателем жизни. Любой ценой следовало создать о себе мнение, как о человеке порядочном, заслуживающем доверия и прочно стоящем на ногах.
Если днем Маркус трезво планировал будущую жизнь и доказывал себе, что жену не берут, а завоевывают, то по вечерам и с наступлением ночи мысли Маркуса отклонялись совсем в другую сторону.
В его воображении постоянно возникала увядшая Сулли, она дышала тяжело, как дышит усталый человек. Она очень редко смотрела на Маркуса, но и сквозь опущенные веки ее глаза как будто сверлили мужа. Казалось, ее взгляд излучал тысячи вопросов, в нем перемешивалось прошлое и будущее, дети и любовь. Маркус мог упрекнуть себя в том, что когда-то он пошел за ней по влечению страсти. Вся же вина Сулли заключалась в том, что под платьем у нее ничего не было.
Иногда Маркусу казалось, что Орви далека и недоступна. Снова Маркус шел на поводу страсти, хотя и надеялся на этот раз на что-то большее, веря, что если начать сначала, то все окажется гораздо совершеннее.
По утрам Маркус чувствовал себя бодрым. Однако больше всего его смущала Кай. У девочки были реденькие волосики, и поэтому она казалась особенно жалкой и беззащитной. Когда девочка, склонив головку, смотрела на Маркуса, он отводил взгляд. Казалось, она понимает, что отец давно уже предал ее. Однажды, когда девочка наступила ногой на куклу и со спокойной деловитостью оторвала ей руку, Маркус залпом выпил полный стакан водки.
Щемящее сердце отпустило, Маркус похлопал себя по щекам, словно хотел избавиться от какого-то наваждения. К черту эту жалость, каждый имеет право устраивать свою жизнь так, как ему хочется.
Сулли старше его, она должна была бы предвидеть будущую драму и своевременно оттолкнуть Маркуса.
Внизу, под окнами, стоял красный БМВ, он вызывающе сверкал на солнце.
Здесь, в четырех стенах, право, можно свихнуться. Настоящая жизнь начинается где-то совсем в другом месте, там, где трясина повседневных мелочей не затягивает человека. Мужчина перестает быть мужчиной, когда его без конца притесняют.
Маркус был готов сесть за руль и взять старт, чтобы принять участие в захватывающей дух гонке.
20Перебравшись в общежитие швейной фабрики, Орви никак не могла свыкнуться с новым образом жизни. До нее в комнате жили три девушки, имена которых начинались на А: Айно, Айли и Аста. Орви они казались неестественно похожими друг на друга. Даже думали и вели они себя одинаково. Вместе ходили в кино, по субботам единодушно отправлялись на танцы и возвращались оттуда в сопровождении трех парней. У девушек были одинаковые прически, губная помада переходила из рук в руки, а одежда с одних плеч на другие. За обедом они хлебали один и тот же суп, а разговаривая с Орви, употребляли одни и те же выражения. Они были намного старше Орви и работали на швейной фабрике уже долгое время. Твердо установившиеся привычки трех «А» Орви считала признаком ограниченности. С самого начала между тремя «А» и Орви возникла какая-то необъяснимая вражда, причину которой, в конце концов, не так уж трудно было найти. Орви, которая была единственным ребенком в семье, с первых же дней настроилась против соседок, она не хотела, чтобы кто-то снова навязывал ей свою волю. Орви с удивлением осознала, что Лулль и отец на самом деле предоставляли ей достаточно большую свободу действий.
Вначале три «А» отнеслись к Орви без всякого предубеждения. Когда Орви появилась, ее приняли как равную и проявили готовность включить в свой круг. Однако упрямство и несговорчивость Орви оттолкнули от нее трех «А». В возникшей напряженной обстановке Орви могла винить только себя.
Ссоры в большинстве случаев возникают из-за пустяков. Орви почувствовала себя оскорбленной до глубины души, заметив, что три «А» берут из шкафа ее платья и кофточки и время от времени надевают их на себя. Три «А» считали, что только недалекий человек может возводить такие пустяки в проблему. Орви ужасно злилась, когда видела, что, несмотря на предупреждения, с ее вешалок опять исчезала то одна, то другая вещь. Девушки не обращали внимания на ее недовольство — и снова пользовались то ее расческой, то полотенцем.
Когда Орви, почувствовав у своих вещей чужой запах, совершенно вышла из себя, три «А» уставились на нее с таким удивлением, будто увидели разбушевавшегося слона. С нескрываемым презрением они заявили:
— Эгоистка!
— Скупердяйка!
— Жадюга!
Никогда в жизни никто не приписывал Орви таких качеств. Она тяжело переживала эти нападки, замкнулась в себе, стала еще более желчной — кому приятно быть среди других чужеродным телом!
Орви не могла сдержаться и поругалась с тремя «А», когда те вернулись ночью, зажгли свет и, громко обмениваясь впечатлениями, стали укладываться спать. Она обозвала их самыми последними словами и вдруг заметила, что из шкафчика исчез купленный ею хлеб. Орви казалось, что ее преследуют, травят, что девушки назло хотят вывести ее из себя. В этом не было никаких сомнений. Чтобы воспитать Орви в своем духе, три «А» вытащили из-под носа у сонной Орви ее халат в красный горошек и, по очереди надевая его, шли через коридор в умывальню. Орви натянула на голову одеяло и немного поплакала. Она чувствовала себя беспомощной и одинокой.
Орви стала запирать свои платья и кофточки в чемодане, а халат накидывала поверх одеяла, хотя спать было жарко даже под тонким одеялом.
Скандал разразился, когда девушки привели парней.
Орви задрожала, когда они вшестером появились в комнате. Эти три пары совершенно не считались с тем, что в этой же комнате находится Орви. Орви, с головой укрывшись одеялом, задыхалась от жары и ярости и не знала, то ли ей закричать, то ли придумать что-нибудь другое.
