Эмэ Бээкман - Возможность выбора
Орви до тех пор изучала улыбающуюся женщину и младенца, который глупо таращился на нее, пока не защипало в глазах. Так же, как и в тот раз на раскисшей от слякоти аллее, Орви удивилась, что почти голый ребенок в нагрудничке с вышитым цыпленком сидит на руках у женщины, одетой по-зимнему. Женщина не удосужилась снять даже шляпу, похожую на мужскую, ее широкие поля полого спускались на лоб. Можно ли считать этот снимок вещественным доказательством того, что Орви — не ребенок мамы, вязавшей белую шаль? Почему две совершенно одинаковые фотографии оказались в руках двух женщин, которые не могут иметь между собой ничего общего?
Орви стало не по себе. Ей хотелось забиться в угол и отогнать все эти наваждения, выплывшие из глубины времен.
Она повернула фотографию и на обратной стороне увидела крупные печатные буквы. Чернильный карандаш раза два слюнявили, и поэтому отдельные буквы резче бросались в глаза.
Таинственное имя Офелия Розин стало преследовать Орви. Воображение увело ее в темноту, наполненную ожиданием: вот-вот вспыхнет свет, и она увидит события далекого прошлого — где-то там стоит молодая Офелия Розин и обнимает своего любимого.
Но увядшая женщина со странной внешностью, которую Орви встретила на аллее, не вызывала в ней ни малейшего желания действовать, чтобы немедленно выяснить свою истинную родословную.
Орви вложила в конверт фотографию, пробудившую в ней столь противоречивые чувства, и заклеила его.
Пусть дожидается лучших времен, скрытая от посторонних взоров.
Грусть, вызванная неопределенностью своего происхождения, постепенно сменилась чувством облегчения. Значит, ей не обязательно воспринимать слишком серьезно ни Лулль, ни человека, которого она привыкла называть отцом. Жизненный опыт подсказывал ей, что люди до сих пор высоко ценят кровное родство. Само собой разумеется, Орви должна быть благодарна Лулль и отцу — не каждый имеет столь щедрую душу, чтобы относиться к ребенку, считающемуся сиротой, как к родному. И все-таки между ними троими не было тех невидимых, но очень существенных связей — или это только предрассудок, и они вовсе не обязательны? Вряд ли Орви в состоянии броситься со слезами на шею настоящей матери, если она ее вдруг обретет! Во взаимоотношениях Орви с близкими существовала какая-то недоговоренность. Что-то мешало полностью положиться на кого-нибудь из них или поверить кому-то до конца.
Может быть, та чужая женщина, Офелия Розин, сидит по вечерам вдвоем со своей лисой и уже не верит, что у нее есть дочь. Ей тоже не на кого положиться, ведь, оказавшись в беде, не станешь надеяться на человека, с которым ты никогда не делила ни горя, ни радости.
После того как Орви обнаружила фотографию, она обрела некую уверенность. Внутреннее смятение улеглось, и девушка вдруг поняла, что она одинока и должна стать независимой. Пути к примирению не предвиделось — Лулль без конца твердила, что у нее своя жизнь.
Игра в прятки уместна только в детстве.
Дружелюбно улыбаясь, Орви покинула Лулль и мужчину, которого она теперь уже с некоторой запинкой называла отцом. Орви горячо и долго благодарила их, хотя никогда не отличалась особым красноречием. В глазах мачехи и отца сквозила отчужденность. Орви растрогалась, глядя на них, — в этом возрасте самочувствие людей поддерживается сознанием того, что у них есть ребенок. Чем уже становится круг собственных интересов, тем больше ты стремишься получить от других, но ничего не поделаешь, самостоятельность требует определенной дистанции. Вместе с чемоданами, которые Орви уложила в такси, она уносила с собой два противоположных чувства — равнодушие и жалость.
19— Этот симпатичный мужчина, который кроет нам крышу…
Маркус, который теплым летним вечером разрезал кровельное железо во дворе частного дома, случайно услышал эти слова.
Столь высоко оцененный работник улыбнулся про себя и, не закончив работы, швырнул ножницы в портфель. Если бы хозяин мог догадаться, что вылетевшие из уст его жены слова вызовут в кровельщике столь странные чувства, он наверняка весь вечер не переставая ссорился бы с женой. С таким трудом он уговорил Маркуса взяться за эту работу — и опять не повезло. Ведь как хвалили его порядочность — и вот извольте!
А Маркус, улыбаясь, попросил разрешения воспользоваться ванной. Выйдя оттуда, он успокоил ошеломленных хозяев — не стоит волноваться, все будет сделано, погода стоит хорошая и так далее.
Мужчина, которого назвали симпатичным, запихал в портфель рабочую одежду, защелкнул замки и, размахивая своей ношей, вышел за ворота. У тротуара стоял сверкающий на солнце красный БМВ. Внешность Маркуса была под стать машине: белая рубашка, серый в клетку костюм и коричневые с плетеным верхом туфли. Маркус приостановился в нескольких шагах от машины, будто любуясь результатом долгого и трудоемкого ремонта. Затем он выудил из заднего кармана брюк часы с золотым браслетом и надел их на руку. Немного подтянув рукава, Маркус открыл дверцу машины.
В последние месяцы Маркус с каким-то азартом занимался своей внешностью. Впервые в жизни он ощущал удовольствие от элегантной одежды. Не стесняясь, он советовался с людьми, знавшими толк в таких делах. Будучи сам в работе аккуратным и точным, он отправился к рекомендованному ему портному, чьи костюмы сидели на заказчике, словно влитые. Повезло ему и с парикмахером — из кресла поднялся помолодевший мужчина, довольный своей модной стрижкой.
Изменениям, которые происходили с Маркусом, немало способствовал и автомобиль. Обретший колеса Маркус начал понемногу перепиливать цепи, которыми была прикована к нему семья, висевшая на нем, как гиря. Но неверно было бы сказать, что Маркус полностью забыл свои обязанности: под ступкой на кухонном шкафу регулярно появлялась определенная сумма денег. Ради Кай он иногда по вечерам откладывал в сторону газету и брал ребенка на руки. Юри он попросту не замечал. Равнодушие — лучшее лекарство для души. Его уже не возмущало, что Сулли балует Юри, сам он давно не баловал Сулли. Хотя Кай, выросшая из пеленок, спала по ночам спокойно, Маркус по-прежнему продолжал жить в комнате дяди. Иногда поздно вечером Маркус, больше из чувства долга, шел к Сулли, но жена оставалась бесчувственной, и Маркус постепенно оставил ее в покое.
Их разговоры с Сулли становились все короче и ограничивались в основном повседневными мелочами.
С тех пор как в автомобиль вдохнули жизнь, Сулли ни разу не изъявила желания покататься. Наверное, она и сама понимала, что никак не вяжется с солидным Маркусом и блестящим автомобилем. Жена старела на глазах. Она совсем не следила за своей осанкой и не пыталась даже с помощью одежды придать себе более привлекательный вид.
Временами Маркус ловил себя на странной мысли: жизнь, казалось, несется с головокружительной быстротой, время до отказа нажимает педаль. И тогда ему становилось жаль попусту растраченных лет, прожитых бок о бок с Сулли.
Устав от Сулли, Маркус стал искать нового содержания, которым можно было бы заполнить жизнь. Сперва он не знал, где его найти. Машина вела его в поисках — выезжая летними вечерами за город, Маркус на короткий миг ощущал себя счастливым. Ему казалось, что в этом житейском море он держит свой руль уже довольно твердой рукой. В груди возникало какое-то приятное чувство превосходства над всеми и над всем. Маркус что-то насвистывал, и старые хутора, прилепившиеся к дороге, не вызывали в нем ни малейшей тоски по дому.
Ему приглянулась одна девушка.
Наверное, сама судьба пожелала того, чтобы Маркус со своими автомобильными заботами попал к отцу Орви. Дотошный механик заводил мотор и часами выслушивал его, как человеческое сердце, орудуя отверткой вместо стетоскопа. Сам Маркус мог беззаботно глазеть по сторонам. Механик точно знал, какую деталь нужно разобрать, где пройтись напильником, а где подчистить наждачной бумагой. В своем ящике с железяками он всегда находил какую-нибудь деталь, с помощью которой можно было подновить нутро автомобиля. В тот период, когда врачевали БМВ, Маркус часто видел Орви. Хотя он и не решался смотреть ей вслед открыто, он не мог не заметить некоего молокососа, изо дня в день увивавшегося вокруг девушки. Этот сопляк был примерно в том же возрасте, в каком Маркус впервые побывал на сеновале у Сулли. Робость парня в какой-то степени смешила Маркуса. Стоит взрослому мужчине захотеть, и этакие голубчики отлетят от девушки, как пылинки.
Предаваясь таким мыслям, Маркус подогревал в себе храбрость и стремление действовать. Со слов других мужчин Маркус знал, что с существом женского пола, которое моложе тебя, надо обращаться спокойно и с умом — никогда наперед не знаешь, что взбредет им в голову.
Временами Маркус сомневался, он долго не мог решить, не слишком ли пожилым кажется он Орви. Теперь же, когда он резал железо и случайно услышал слова о том, что его считают симпатичным мужчиной, его решение созрело.
