Ёсиюки Дзюнноскэ - До заката
Послышался колокольный звон. Прошло несколько секунд, прежде чем Саса понял, что это включился сигнал на переезде.
Вскоре переезд оглушительно загремел. Грохот продолжался непомерно долго.
— Наверно, последний поезд. Я-то думал, он куда раньше проходит. — Саса так удивился, что заговорил. Рука его замерла.
Немного переждав, Соноко шумно вздохнула и хрипло проговорила:
— Ночью товарные ходят.
Она медленно оторвалась от него.
— Дальше можешь не провожать. Дом уже совсем рядом.
Не дожидаясь ответа, Соноко поворачивается и уходит. В ночной полутьме мелькают, уменьшаясь вдалеке, её белые носки.
6
Вечер, примерно неделю спустя.
Саса — в баре, где работает Соноко.
Она — в дальнем зале, сидит на высоком стуле, но не двигается с места.
Минут через двадцать Соноко подошла и молча села рядом.
Некоторое время оба молчали, потом Саса заговорил.
— Что-нибудь выпьешь?
— Да. Виски с содовой, пожалуйста.
Быстро выпив приготовленный барменом бокал, она слезла с высокого стула у стойки.
— Я тебя больше не увижу? — спросил Саса.
— Нет, — ответила Соноко сухо и, встав за его спиной, приникла к нему грудью. Прошептала у самого уха:
— Скотина. У меня кровь текла.
В её голосе и укор, и страстность одновременно. Соноко уходит не обернувшись.
Глава шестая ЧЕРНОТА УЖЕ ЗДЕСЬ
1
В этот вечер Сугико была разговорчива.
Они устроились друг против друга у низенького столика в тесной, японского стиля, комнатке. Сугико сидела на полу в непринуждённой позе и болтала на разные темы.
Принесённый чай остывал на столике нетронутый.
В стенке, отделявшей их комнату от соседней, было круглое окошко, украшенное бамбуковой решёткой. Сквозь окно девушке наверняка был виден край уже разостланной там постели.
Когда Саса, поймав взгляд Сугико, повернулся и посмотрел в сторону окошка, Сугико сказала:
— Я в такое место больше не пойду.
— Почему?
— Ещё спрашиваешь… В прошлый раз на обратном пути был просто кошмар. Таксист мне одни только гадости говорил.
Неделю назад, вечером, когда Саса, как всегда, собрался отвезти её домой, на тесной стоянке отеля, до отказа забитой машинами, образовался затор, и стало очевидно, что быстро им отсюда не выбраться. В конце концов решено было, что Сугико доедет до станции на такси и оттуда вернётся домой на поезде. Если ждать, пока можно будет воспользоваться машиной, они прибудут на станцию приморского городка много позже прихода последнего поезда.
— Ах вот ты о чём? Хорошо ещё, что успела на поезд сесть. Небось еле добежала?
— Таксист этот, знаешь…
— Ну и что такого он тебе сказал?
— «Никогда бы не поверил, чтобы такая барышня, как вы, и вдруг в таком месте…» — и тому подобное, всю дорогу, одно и то же.
— Нехорошо, что ты такси прямо перед самым отелем поймала. Но тут уж ничего не поделаешь — времени ведь было в обрез.
«Барышня… вот, значит, как. Плохо дело», — прошептал Саса про себя. Её семья была богаче, чем обычно бывают люди среднего класса. Она почти не красилась, и порой, если судить только по лицу, её вполне можно было принять за девочку-подростка. Сугико носила неброские вещи, подобранные со вкусом, но стоило присмотреться, и делалось ясно, что одежда её была достаточно дорогой.
— Больше меня в такие места не приводи.
— Ну и что же тогда делать?
— Вообще ничего делать не нужно, хватит уже.
Тон её не был резким. Скорее она произнесла это как обиженный ребёнок.
— Неужели?
Поднявшись, Саса подошёл к ней и, взяв за руку, поставил на ноги. Распахнул раздвижную перегородку между комнатами. Постель была разостлана на одного.
2
Сугико не надела пижаму, приготовленную для неё. Свою одежду она тоже, сняв, складывать не стала, а просто свалила кучей в углу комнаты.
Сбросив с себя всё, она влезла под одеяло.
Натянув одеяло до подбородка, Сугико и Саса лежат рядом на спине. Ему виден древесный узор на дощатом потолке.
Сугико всё ещё продолжает болтать. Выпростав левую руку из-под одеяла, она подносит её к его глазам.
— Посмотри, ничего не замечаешь?
Саса сразу смотрит не на её красивые тонкие пальцы, а на ногти. Ведь именно её ногти не раз оказывали влияние на их отношения.
Из пяти коротко обрезан только ноготь на указательном. Притом его почему-то не попилили, он так и остался неровным.
— Ты ведь про ноготь, да? — проговорил Саса и, взяв за кисть, вытащил из-под одеяла её правую руку. На правой все ногти — одинаковой длины.
— Не иначе опять кого-то поцарапала… Это ведь уже не в первый раз, а? Только тогда ты и остальные ногти обрезала. Ты только посмотри — что же так неровно? Ты что, оставила ноготь, как мужчина его обрезал, что ли?
Не поднимая головы с подушки, Сугико повернулась к нему.
— Ничего-то от тебя не скро-оешь.
От её слов что-то шевельнулось в нём, но сразу исчезло.
— Почему же ты не постригла остальные, как раньше? Оставила, чтоб меня исцарапать?
Саса хотел, чтобы его слова прозвучали как непринуждённая шутка.
— Не хочешь узнать? Спроси, я тебе расскажу.
— Что узнать?
— Кто обрезал мне ноготь.
— Ну… может и хочу.
— Он молодой, но такой забавный. Всё время меня поддразнивает, но в его словах всегда скрытый смысл есть.
Не дожидаясь ответа, Сугико продолжила:
— Чем-то на якудзу похож, говорит, раньше хотел даже в одну группировку вступить. И татуировку собирался сделать, да передумал.
— Наверное, выдумывает всё, для понта.
Сугико молчит.
Но, может быть, именно из-за связи с пожилым мужчиной её влечёт к молодым людям такого типа?
— Уже второй раз тебе обрезали ногти. Что же получается, только я, что ли, покорно разрешаю себя царапать?
— Но ведь оба раза это был один и тот же мужчина.
— Один и тот же… Тот, кого я видел, что ли?
— Нет.
Выходит, что во второй раз она оставила остриженный им ноготь как есть. Что-то снова шевельнулось в нём, а Сугико перевернулась на живот, положила подбородок на сложенные руки и заговорила о другом:
— Я тут недавно у одной подруги ночевала. А она, представляешь, с лесбийскими наклонностями. Я совсем струхнула.
— Но если она лесбиянка, тому, что ты так старательно бережёшь, никакая опасность не грозит, нет?
— …Ей примерно столько же, сколько мне, но такая уверенная, аж страх берёт. Говорит: «Дай мне всё сделать по-моему и уж будь спокойна, я тебя до оргазма доведу», представляешь?
— Это что, Юко?
— Нет, не она.
Сугико окружена неизвестными ему молодыми мужчинами и женщинами.
— Сними нам комнату, чтобы мы с ней вместе жили, — сказала Сугико, не меняя положения.
— Что это ещё за глупости?
— Я серьёзно. Давай втроём спать. Только…
Сугико повернулась на бок и проговорила, раскрасневшись и обвивая его руками:
— Только сначала мы с ней будем… вдвоём.
— А я что буду делать?
— А ты посмотришь, разве плохо? Ну пожалуйста, сними комнату.
— Нет, так не пойдёт… хотя втроём — это идея интересная, — произносит он и, сжав её голые плечи руками, пробует повернуть на спину…
Саса и сейчас порой вспоминает, как много времени потребовалось ему на то, чтобы, содрав с упорно противившейся Сугико всю одежду, наконец прижать её голое тело к своему. Ещё ярче в его памяти осталось то мгновение, когда, устав от её упрямого сопротивления и уже отчаявшись в успехе, он почти в шутку попробовал приникнуть к низу её живота губами. Она распахнула ноги с удивительной лёгкостью. Обратную позицию Сугико тоже занимала охотно, даже по своей инициативе. В движениях губ и языка чувствовалась наработанность, и можно было подумать, что в этом у Сугико был немалый опыт.
В позах, которые не были опасными для девственной плевы, Сугико вела себя как уже вполне созревшая женщина. «Какая она всё-таки активная», — часто удивлялся Саса. Это удивление, постепенно разрастаясь, вскоре оформилось в следующую мысль: если не совершать половой акт как таковой, как бы мужчина и женщина ни соединяли свои тела, до каких бы крайностей ни доходили, настоящей близости между ними нет.
«Такие отношения не обременяют. Даже наоборот, их, наверно, совсем не жаль потерять», — думал он.
Зачатие и деторождение — величайшее из назначений, дарованных Создателем женщине. Впрочем, если посмотреть на это с другой стороны, выходит, пожалуй, что женщина существует лишь для того, чтобы предотвратить исчезновение человеческого рода. Разумеется, в далёком прошлом, несколько сот тысяч лет назад, так и было. Но и теперь, когда женщина соединяется с мужчиной в надежде зачать, где-то в глубине её существа закипает эта первобытная кровь, и женщина преисполняется уверенности, что её любовная связь является чем-то особенным.
