Джулиан Барнс - Пульс
— Итак, я вам принес мятный чай, еще один мятный чай и кофе без кофеина. Вызвал два такси. Почему все молчат? Я что-то упустил?
— Разве что сравнение.
Потом мы обсудили, кто куда поедет в отпуск, отметили, что дни становятся длиннее — примерно на одну минуту в сутки (с этим фактом, кстати, никто не спорил), а вслед за тем кто-то стал описывать, как выглядит подснежник, если заглянуть внутрь: приподнимаешь чашечку цветка, думая, что внутри она такая же белая, и вдруг видишь там кружевной узор ярко-зеленого цвета. Каких только узоров не бывает у подснежников внутри: геометрические, затейливые, но неизменно — зеленого цвета, а вибрации, исходящие от этих цветов, сообщают о скором приближении весны. Но обсудить это явление мы не успели: с улицы послышался дуэт нетерпеливых гудков.
Огородный мир
После восьми лет совместной жизни они вступили в такую стадию, когда люди уже начинают выбирать практичные подарки — не столько для выражения чувств, сколько для подтверждения общих устремлений. Распаковывая набор вешалок, банки для сыпучих продуктов, косточковыниматель для оливок или электроточилку для карандашей, они говорили: «То, что надо» — в полном смысле слова. Даже нижнее белье в подарочных пакетах оказывалось скорее удобным, нежели эротическим. Как-то на годовщину свадьбы он вручил ей поздравительную открытку с надписью: «Привел в порядок твою обувь», — и действительно: все замшевые туфли пропитал водоотталкивающим составом, потертости на разношенных старых кроссовках закрасил специальными белилами, высокие сапоги надраил, как армейские, а лодочки смазал кремом, прошелся по ним щеткой, отполировал суконкой, а потом до зеркального глянца — бархоткой, тщательно, заботливо, любовно.
В этом году Кен предлагал и вовсе обойтись без подарков, потому что за полтора месяца до его дня рождения они купили дом, но она не хотела таких поблажек. И вот в субботу перед обедом он с осторожностью ощупывал два лежавших на столе свертка, пытаясь определить, что там внутри. Раньше он высказывал свои догадки вслух, но правильные ответы ее огорчали, и дурацкие тоже огорчали, но по другой причине. Теперь он гадал про себя. Первый пакет — мягкий: видимо, что-то из одежды.
— Садовые перчатки! То, что надо.
Он примерил, похвалил сочетание эластичности и плотности, а также отметил кожаные вставки в тех местах, где обычно рвется. Никогда еще у них не было своего сада, а у него никогда не было таких перчаток.
Во втором пакете лежала какая-то продолговатая коробка; он решил ее встряхнуть, но был остановлен, поскольку внутри находились бьющиеся предметы. С аккуратностью отлепил скотч — подарочную упаковку они сохраняли для повторного использования. Нахмурив лоб, откинул крышку и увидел строй закупоренных стеклянных пробирок, набор пластиковых бутылочек с разноцветными жидкостями, длинную пластмассовую ложку и множество загадочных штуковин непонятного назначения. По старой привычке высказывать идиотские догадки вслух он мог бы ляпнуть, что это новейшая версия домашнего теста на беременность, какой был у них в ходу, пока еще оставалась надежда. Теперь-то у него хватило ума не сравнивать. Вместо этого он прочел название на обложке инструкции:
— «Набор для полевого анализа грунта»! То, что надо.
— Говорят, полезная штука.
Хороший был подарок, рассчитанный… на что?… видимо, на маленький клочок мужского начала, который еще не разъела, подобно эрозии, нынешняя идея равноправия полов. На пытливый мужской ум. На задатки охотника, добытчика, первопроходца — на все вместе. В знакомых семьях и мужья, и жены на равных делали покупки, готовили, убирали, занимались с детьми, водили машину, заколачивали деньги. Пока еще носили каждый свою одежду, но в остальном один из супругов делал все то же самое, что и другой. Причем в равной степени охотно или с ленцой. Но вот набор для полевого анализа грунта определенно предполагал мужской род занятий. «Как это делает умная Марта».
В инструкции говорилось, что набор позволяет производить анализ грунта на содержание калия, фосфора, поташа и pH (если кто понимает). По результатам, вероятно, следовало купить фасованные удобрения и внести в почву. Он с улыбкой посмотрел на Марту:
— Что ж, теперь мы наконец выясним, что здесь лучше всего растет.
Поскольку ответом ему была лишь молчаливая улыбка, он решил, что жена истолковала это как возобновление спора об огороде. О его вожделенном огороде. По ее убеждению, разводить огород им было негде, да и незачем — у ближайшей школы по субботам работал рынок. А кроме того, любые овощи, выращенные на окраине Лондона, вблизи оживленной магистрали, буквально нашпигованы свинцом. На это он возражал, что автомобили нынче ездят преимущественно на неэтилированном бензине.
— Дизельное топливо — тоже не подарок, — отвечала она.
Но он все равно не понимал, почему нельзя вскопать пару грядок у задней стены, где сейчас кустилась ежевика. Посадить там на пробу картошку и морковь. Или брюссельскую капусту: где-то он вычитал, что кочешки должно прихватить первым морозом, чтобы не горчили. Или, скажем, бобы. Да что угодно. Хоть зелень. Салат-латук, укроп — чем плохо? Возле грядок можно было бы устроить компостную яму, хотя они и сейчас старались утилизировать все отходы.
Но Марта стояла насмерть. Как только они дали объявление о покупке дома, она стала вырезать из газет и журналов материалы по садоводству, написанные видными специалистами. Особое внимание уделяла рубрике «Неудобный участок» — оно и понятно: в районах ленточной застройки домовладелец, как правило, получал длинную, узкую полоску земли, примыкающую к желто-серой кирпичной стене, — куда уж неудобней. Законодатели садовой моды предлагали разбивать такие участки на маленькие, уютные пятачки, каждый отводить для определенной цели, засаживать их растениями определенного вида и по возможности соединять дорожкой-серпантином. Чудесные преображения иллюстрировались фотографиями «До» и «После». Самый солнечный пятачок рекомендовалось оставить свободным, рядом устроить миниатюрный розарий, затем водоем, окруженный пестролистными растениями, потом солнечные часы за живой изгородью и так далее. Всячески приветствовались идеи японского дизайна. Как и большинство людей их круга, Кен считал себя терпимым человеком, свободным от расовых предрассудков, но однажды все-таки заметил, что при всем уважении к японцам, у которых масса положительных качеств, ему трудно понять, почему нужно разбивать у дома японский садик — Марте ведь не приходило в голову разгуливать в кимоно.
В глубине души он считал, что все это выпендреж. Другое дело — зона отдыха, желательно с площадкой для барбекю, плюс газон, цветы вдоль дорожки, пара грядок; именно так ему виделся участок под окнами.
— В кимоно я бы смотрелась очень неплохо, ты согласен? — спросила Марта, ловя его на слове.
Нельзя же все понимать буквально, продолжала она. Никто не требует, чтобы на клумбе росла сакура, в водоеме плавали японские карпы, а на видном месте стоял гонг; важен общий принцип. Кроме того, он же сам нахваливал приготовленные ею стейки из лосося под соевым соусом, разве нет?
— Готов поспорить, японцы — заядлые огородники, — ответил он полуворчливо-полунасмешливо.
В свое время его удивило, что Марта любит копаться в земле. На заре их знакомства она выращивала у себя на подоконнике зелень; потом они съехались и получили в свое распоряжение место на плоской крыше. Туда она водрузила глиняные кашпо и стала разводить лук-севок, мяту, чабрец и розмарин (которые, по его убеждению, поворовывали соседи); рядом сиротливо торчало лавровое деревце, подаренное к свадьбе ее бестактно-сентиментальными родителями как символ продолжения рода. Деревце постоянно приходилось пересаживать, но теперь оно прочно обосновалось в мощной деревянной кадке у входа в дом.
Брак — это демократия для двоих, любил повторять Кен. Ему думалось, что все садовые вопросы будут у них решаться так же, как вопросы благоустройства дома: путем оживленных, но разумных обсуждений, в ходе которых стороны выдвигают определенные пожелания с учетом личных вкусов и семейных финансов. Благодаря этой политике ничто в доме его особенно не раздражало, а многое даже радовало. Теперь он с молчаливым презрением смотрел на каталоги тиковой мебели, на журналы по садоводству, громоздившиеся у Марты на прикроватной тумбочке, и вынужден был соблюдать полную тишину, когда по радио передавали «Садовый час: вопросы и ответы». Краем уха он слышал, как бороться с курчавостью листьев и мучнистой росой, как предупредить доселе неизвестную болезнь глицинии, какие культуры сажать под бузиной на северном склоне. Не то чтобы новое увлечение Марты таило в себе какую-то опасность — просто все хорошо в меру. Он выяснил, что такое pH: это водородный показатель, характеризующий кислотность или щелочность раствора; первоначально — десятичный логарифм концентрации ионов водорода; теперь связываемый формулой с эталонным раствором калия гидрофталата и при пятнадцати градусах Цельсия имеющий значение четыре. Да пошли они куда подальше, думал Кен. Не проще ли купить упаковку костяной муки и мешок компоста — да и удобрить почву? Но Кен знал за собой этот недостаток: довольствоваться полумерами; одна из бывших подружек называла его «гребаным пофигистом» — ему всегда импонировала такая характеристика. Так вот, он почти одолел инструкцию, прилагаемую к набору для анализа грунта, наметил в саду несколько ключевых делянок и, прежде чем взять пробы почвы и затолкать их в пробирки, с гордостью натянул новые перчатки. Отсчитывая капли реактивов, закупоривая пробирки и энергично встряхивая содержимое, он то и дело поглядывал в сторону кухонного окна, надеясь растрогать и позабавить Марту своим профессионализмом. Или хотя бы усердием. Через указанный промежуток времени он проверял каждую пробу, заносил показания в блокнот и переходил к следующей делянке. Если результаты казались ему сомнительными или неясными, эксперимент повторялся заново.
