Владимир Качан - Юность Бабы-Яги
Нелегким путь предстоял быть по двум причинам: объяснения Зины, как туда проехать кратчайшим путем, Саша пропустил мимо ушей, понадеявшись на то, что если «язык до Киева доведет», то уж до известной всем психбольницы – тем более. Вторая причина заключалась в том, что Вадим за рулем своей «девятки» был хоть и не сильно, но все-таки пьян. Во втором случае надеялись только на удачу и на узнаваемость Вадима, как киноартиста. А взять с собой решили водки, шампанского и все простые закуски, которые покоились до времени в Вадимовском холодильнике, как то – колбасу, ветчину, кусок осетрины горячего копчения, пару банок икры, хлеб и сыр. Пакеты в руках и гитара без чехла плохо гармонировали с парадной одеждой и вересковой трубкой в уголке благородно очерченного Вадимовского рта, но приятелей в данный момент это, что называется, – не колыхало. Напротив, их внешний вид в сочетании с адресом, по которому они отправлялись, придавали всему предновогоднему вечеру веселый и озорной колорит. Веселье росло и по мере того, как спрашивали у запаздывавших прохожих дорогу до психбольницы.
– Куда-куда? – переспрашивал очередной прохожий, думая, что ослышался.
– Как доехать до «Кащенко», не знаете? – внятно и трагично повторял Шурец вопрос.
У прохожего округлялись глаза, он оценивал внешний вид незнакомцев, сопрягал его с вопросом и как-то сразу понимал, что надо бежать. Друзья хохотали. Прохожие шарахались от них, но время шло, а пути к искомому адресу так и не узнали. Стали спрашивать на светофорах у водителей ближайших машин, прикидывая предварительно, кто может знать. Несколько раз вопрос звучал так: «Брат! Как доехать до дурдома?» Реакция у водителей была разной, но преимущественно – либо злой испуг, когда в ответ на вопрос водитель снова поднимал стекло, сопровождая это действие крепкими словами, – либо смех, а иногда и то, и другое.
– В дурдом?! – переспрашивал очередной водила, всем своим видом показывая, что его на такие приколы не купишь.
– Ну да, в «Кащенко», – уточнял Саша с места пассажира.
– Ты что, совсем спятил? – смеялся водила, крутя пальцем у виска.
– Так о том и речь, – вдохновенно продолжал Шурец, поправляя бабочку и надеясь на сочувствие.
– Делать вам, козлам, больше не хера! – подытоживал водила их неконструктивный диалог, отворачивался и нажимал на газ.
И все же нашелся человек доверчивый и сострадательный. Понимающий, короче, человек нашелся.
– Брателла, – как к своему обратился к одинокому водителю «Лендровера» Шурец, – не подскажешь, как проехать в дурдом, ну в «Кащенко», в смысле.
Поскольку в кругах неаккуратно пьющих людей было известно, что «Кащенко» – один из стационаров, в которых выводят из запоев и купируют белую горячку, а, видимо, среди коллег водителя джипа или даже у него самого этот недуг был нередким явлением, – он как-то сразу проявил сочувствие и спросил:
– Друг, наверное, лежит, да? По этому делу? – он хлопнул себя по шее рукой размером со среднюю кастрюлю, отчего сам чуть не попал в нокдаун. Качнулся, встряхнул головой и улыбнулся.
– Ну да, – обрадовался Шурец такой своевременной подсказке, – запой был дикий, но вывели. Навестить надо, с Новым годом поздравить.
– Твой босс, небось? – спросил тот, невольно в рифму. Сам он этого не понял, но поэт Шурец оценил и отметил про себя, что надо запомнить.
– Ага, командир наш, – застенчиво ответил он, якобы немного стесняясь своего новогоднего приступа доброты и сострадания, столь нетипичного для суровой братвы..
И водитель объяснил, внятно и доходчиво, обращаясь уже к Вадиму за рулем.
– Ну, с Богом, пацаны, – вздохнул он на прощанье и укатил вперед на скорости, недоступной для скромного Вадимовского авто.
Когда наконец добрались, была уже половина двенадцатого, но у ворот ждало еще одно неожиданное препятствие. Вахтер не пускал. «Вахтер», пожалуй – слишком уважительное определение полупьяного сторожа, встретившего их, но так или иначе, учреждение закрытое, открыть ворота мог только он, и надо было договариваться. А не пускал он, как оказалось, лишь потому, что принимал их за группу отпущенных вчера на волю психов. Тихих психов, не представляющих опасности для общества, иногда отпускали на праздники. Вольноотпущенные обязаны были вернуться к назначенному сроку. Их вывозил обычно старенький автобус, с ним же они возвращались обратно. Что группа почему-то сейчас состояла из двух человек в смокингах на своей машине, – сторож во внимание не принял, поскольку вменяем он был лишь частично.
– Чего вы явились, дурье? – вопрошал он заплетающимся языком. – Вас же до завтра отпустили. Все! Никаких разговоров, езжайте назад! Сюда не пущу! Не пущу, я сказал! – конфликтовал он сам с собой, поскольку ребята пока молчали. – Нельзя! Нельзя, я сказал!
– Да ты вглядись повнимательней, – подал наконец голос Шурец, – какие мы психи. Мы не отсюда. У нас врачи тут знакомые, хотим их с Новым годом поздравить.
– Нету врачей, – упорно сопротивлялся сторож. – Поворачивайте!
Саша, не чужой в шоу-бизнесе человек, всегда имел при себе цветные календарики со своей фотографией. Календарики были за прошлый год, но как сувенир, указывающий на принадлежность Саши к «элите» российского искусства – вполне годился. Тем более, как ему казалось, в данном случае. Но даже эпизод со сторожем, этот проходящий микросюжет, в их странную новогоднюю ночь имел неожиданное продолжение.
Сторож взял календарик, мельком глянул на Сашино изображение, почему-то не стал сравнивать с оригиналом и требовательно сказал: «Еще!» Саша вытащил из кармана всю тоненькую колоду календариков и дал пьяному дядьке еще один. Он самонадеянно подумал, что прием сработал, и сторож, польстившийся на календарик, берет теперь и для своих близких, для мамы, например. Сторож лишь на секунду перевел мутный взгляд с Сашиного лица на его же глянцевое изображение и вновь требовательно и азартно выкрикнул: «Еще!» Сашина популярность быстро росла в его собственных глазах и тешила самолюбие. Он даже немного удивился, но потом подумал: «А почему бы и нет? Мужик, может, меня по телевизору видел. Теперь для подруги берет, наверное. Интересно, что за подруга у такого упыря, – мелькнула лишняя мысль, – тоже, небось, кикимора какая-нибудь». Но когда упырь, поколебавшись (что Саша принял за проснувшееся смущение) – попросил еще два, – Саша почти возмутился, но дал. Получилось, что он одарил дядьку пятью календариками. Тот развернул веером все пять картинок в левой руке, посмотрел на Сашу хитро и вдруг сказал:
– Теперь себе!..
Шурец опешил. Вадим, с интересом наблюдавший за действием, согнулся пополам в неукротимом припадке веселья. Саша недоуменно глянул на друга, но через секунду понял все сам. Сторож, видимо, напившийся сегодня до синих чертей, до хороших глюков, принял Сашин скромный подарок за игру в очко, надо полагать – любимую свою игру, так как включился в нее сразу, без разбега и предложения. Сашины календарики он как-то сразу и без сомнения принял за карты, а Сашино глянцевое изображение означало для него карту «король». Пять подряд королей даже не удивило сторожа, важен был подсчет очков, а их у него, стало быть, оказалось двадцать. При наличии 16-ти он рисковал, конечно, но при двадцати мог смело рассчитывать на выигрыш. Популярность в народе банкомета, то есть Саши, упала столь же стремительно, сколь и возросла минуту назад. Саша стоял растерянно, а Вадим давился от хохота. Сторож стоял с немым вопросом во внезапно заблестевших и протрезвевших от азарта глазах. Вадим, со стоном «ой, не могу», вытирая слезы на глазах, решил все-таки завершить инцидент полюбовно.
– Вот так, старик, – сказал он, утешающе похлопав Сашу по спине. А сторожу протянул 100 рублей со словами: – Мужик, повезло тебе, ты выиграл.
– Погодь, погодь, – пьяная справедливость не давала сторожу просто так принять деньги. – А у него сколько? – мотнул он головой в сторону Саши.
– А у него перебор, – вновь заржал Вадим, – причем часто.
– А-а, – успокоился сторож и, будто и не было до той поры упорной защиты охраняемой территории, с легкостью пропустил друзей за ворота.
Перед ними было несколько корпусов, а куда именно ехать или идти, друзья не знали. А мобильник опрометчиво был оставлен дома, впрочем, как и телефон Зины вместе с записной книжкой. Оставалось только искать. Среди прочих выделялся корпус, украшенный праздничными огоньками. Наверное, нам туда, – решили приятели и подъехали. Вышли из машины, подошли к двери, никакого звонка, никакой кнопки не нашли. Постучали. Не было никакого ответа, но за дверями слышалась музыка, а в зашторенном окне двигались какие-то тени. На повторный стук дверь открылась и на пороге появилась пугающих размеров женщина. Такие персонажи фигурируют в русском фольклоре под образным наименованием «шкаф». «Шкаф» открыл рот и вместо «здрасьте» сказал сразу и без обиняков:
