Эрик Сигал - Однокурсники
— Моя жена собирается звонить в Нью-Йорк, чтобы узнать, кто нам подойдет.
— Но Стюарт остается автором текстов песен…
— Кто его знает, может, и здесь нам надо будет поработать, — отметил Эдгар дрогнувшим от неловкости голосом. И тут же добавил: — Стю возвращается в Нью-Йорк. Я не хочу, чтобы он писал тексты для песен.
— Проклятье, Эдгар, еще не хватало, чтобы я сообщал ему об этом! Тебе не кажется, что это бесчеловечно?
— Это не я бесчеловечный, Дэн, а наш бизнес. На Бродвее все очень строго: либо пан, либо пропал, либо один вечер провала, либо десять лет успеха! Это же война, будь она неладна, между артистами и газетой «Нью-Йорк таймс»!
— Ладно, ладно, я все понял, — согласился Дэнни. — Но кто же будет работать со мной над текстами?
Эдгар сделал неестественно глубокий вздох, словно весь огромный гостиничный номер превратился в кислородную палатку. Он заерзал, схватился за сердце и самым медоточивым, бархатным баритоном произнес:
— Дэниел, о музыке нам тоже надо поговорить.
— А с ней что не так?
— Она великолепная, потрясающая, необыкновенная. Ну, может быть, чересчур необыкновенная.
— В каком смысле?
— Видишь ли, не все люди смогут оценить такое высокое качество. Ты же читал отзывы.
«О нет, — подумал Дэнни Росси, — только не это. Неужели он и меня собирается уволить!»
— Нам нужно несколько песен, — объяснял Эдгар. — Ну, ты понимаешь — мелодий.
— Я читал «Вэрайети», Эдгар. Я обязательно упрощу весь материал. И напишу запоминающиеся мелодии.
Его охватил страх, и в голосе непроизвольно зазвучали просительные и даже умоляющие интонации.
— Дэнни, ты классический композитор. Как знать, может, ты вообще Моцарт наших дней!
Он ухватился за этот малоубедительный комплимент, чтобы воспользоваться им как оружием — ради собственного спасения.
— В том-то и дело, Эдгар. Моцарт мог писать в любом жанре — от заупокойной мессы до вариаций на тему детской песенки.
— Да, — ответил продюсер. — Но его уже нет в живых. И послушай меня, детка: тебе нужна помощь.
Наступила пугающая тишина. И что же этот невежда собирается предложить?
— Пойми, в этом нет ничего личного, Дэн. Все ради нашего представления. Мы сделаем так, чтобы спасти шоу. Слышал когда-нибудь о Леоне Ташкеняне?
И действительно, к своему неописуемому несчастью, Дэнни о нем слышал. Его друзьям из числа серьезных музыкантов Ташкенян был известен как «Трэшкенян». Дешевый поденщик, жалкий штамповщик безвкусных музыкальных поделок!
— Он пишет дерьмо, Эдгар, чистейшее, неподдельное дерьмо!
— А мне начхать, как ты это называешь, — резко возразил Эдгар. — У Леона это есть, и оно нам нужно. Понял? Неужели мы такие важные, что нос воротим? Любое поле нуждается в удобрении, так и нашему спектаклю нужно некоторое количество дерьма!
Дэниела Росси просто распирало от злости и унижения.
— Эдгар, я знаю свои права, они закреплены контрактом, составленным в гильдии драматургов. Ты не можешь без моего согласия привлекать дополнительно к работе никого из композиторов. А я в данном случае не даю своего согласия.
— Ладно, мистер Росси, — спокойно произнес Уолдорф, — я тоже знаю свои права. Это позорный спектакль. Твоя музыка дрянь и туфта. Людям она противна. И если ты отказываешься от помощи мистера Леона Ташкеняна, то выбор у тебя простой. Помрешь в своем Бостоне, и тебя похоронят в твоем любимом Гарвардском дворе. Ибо, как только ты скажешь: «никакого Леона», я тут же иду прямо в театр и вывешиваю объявление об отмене спектакля.
И он устремился прочь в театральном гневе, зная, что Дэнни уже побежден.
На самом деле Эдгар пошел прямо к телефону на первом этаже, чтобы позвонить оттуда Леону Ташкеняну, который уже с раннего утра работал в одном из гостиничных номеров отеля «Статлер».
Дэнни выпил успокоительное, которое, похоже, не помогало. Затем он стал думать, кому бы позвонить, чтобы его хоть как-то утешили. И вспомнил о своем агенте, Харви Мэдисоне, который уже давно ждал звонка. Тот сразу же заверил своего знаменитого клиента, что в результате долгих препирательств с Эдгаром Уолдорфом, состоявшихся чуть раньше тем же вечером, он защитил принципы Дэнни по всем пунктам. Имя Леона Ташкеняна вообще нигде не будет упоминаться.
— Послушай, Дэн, — философствовал Харви, — так происходит сплошь и рядом. Любой бродвейский спектакль сшивается из нескольких затасканных лоскутов, взятых у нескольких разных людей. И если крупно повезет, то критики решат, что это чистый шелк, а не использованная туалетная бумага.
Дэнни весь кипел от подобного предательства.
— Харв, да у тебя принципов ни на йоту, — орал он.
— Очнись, Дэнни. В театральном мире принципы — это то, о чем субботним вечером все забывают. Хватит изображать из себя паиньку, и скажи еще спасибо Ташкеняну, что он согласился писать за тебя. Знаешь, мы с тобой еще потолкуем, малыш. Как только новая пьеса будет готова, я обязательно прилечу в Бинтаун, и мы сядем с тобой, закажем хорошей еды и спокойно поговорим по душам. Расслабься.
Швырнув трубку, Дэнни подумал, а не напиться ли ему? Но затем вдруг осознал, что из-за всех своих душевных расстройств он совсем забыл о верном Стюарте Кингсли, ныне так жестоко изгнанном.
Он набрал Нью-Йорк. Нина сказала, что ее муж не может подойти к телефону.
— Дэнни, ты безжалостный, бессердечный негодяй, — зашипела она. — Неужели ты готов продать всех и вся? Он ведь считал тебя своим другом. Бог свидетель: он бы тебя защитил…
— Нина…
— Надеюсь, это шоу сольют в канализацию, и тебя вместе с ним. Там вам и место!
— Пожалуйста, Нина, позволь мне поговорить со Стюартом. Прошу тебя.
Она немного помолчала. А потом произнесла, еле сдерживая бешенство:
— Он в Хартфорде, Дэнни.
— Какого черта он делает в…
Но, еще не закончив фразу, он все понял.
— Ты хочешь сказать, он в клинике?
— Да.
— Что случилось?
— Он получил удар в спину ножом от своего друга.
— Я хотел спросить, что он натворил?
— Запил горсть таблеток бутылкой виски. К счастью, я пришла домой раньше времени.
— Слава богу! Нина, я…
— Это ты себя должен утешать, Дэниел. Врачи говорят, его состояние абсолютно…
— Стабильное, — подхватил Дэнни с искренним облегчением.
— Они считают, он продолжит попытки свести счеты с жизнью, и, возможно, в следующий раз ему это удастся.
* * *К счастью, Дэнни пришлось уехать из Бостона на несколько дней. Сначала он дирижировал оркестром, выступая с двумя концертами в Лос-Анджелесе, затем сел в «Ред-Ай» прямо до Нью-Йорка. Он прибыл туда в шесть утра, немного вздремнул в гримерной, после чего проглотил для бодрости парочку «аллегро виваче» и пошел репетировать в течение трех часов.
