Эрик Сигал - Однокурсники
— Вот дерьмо.
Так начались репетиции.
Через шесть недель, перед тем как ехать в Бостон, они сделали прогон спектакля в Нью-Йорке. После чего Эдгар Уолдорф объявил, что все приглашенные эксперты в один голос весьма похвально отозвались о проекте. Некоторые из них даже признались, что были растроганы до слез очаровательным дуэтом, прозвучавшим в финале.
Дэнни и Стюарт тепло обнялись.
— Подумать только, — восторгался поэт, — мы начнем наш триумфальный поход под сенью Гарвардского двора. Разве это не придаст ему дополнительного блеска?
— Да уж, конечно, придаст.
— Слушай, — предложил Стюарт, — может, вы с Марией захотите поехать на поезде вместе со мной и Ниной? Мы бы хорошо провели время.
— Спасибо, но Мария собирается остаться в Филли. Она всегда так нервничает из-за таких вещей. А я через неделю еду домой дирижировать двумя концертами и обязательно прилечу в воскресенье вечером. Вот тогда мы и сможем встретиться с тобой и выпить в моем номере отеля «Риц».
— Отлично. Но послушай, Дэнни. Я знаю, я говорил тебе уже об этом, но, как сказал Гамлет, хочу, чтобы это врезалось в твою память. Я всегда буду благодарен тебе, что ты выбрал меня для сотрудничества…
— Стю, ты же безмерно талантлив…
— Я тебя умоляю, Дэнни, ты же мог взять любого поэта, их ведь множество, но ты дал этот шанс простому парню вроде меня, без опыта в таких делах. Ты не думай — я никогда не забуду о твоем великодушии.
— Ладно, Стюарт, теперь моя очередь сказать. Вся эта штука для меня была сплошная радость. Теперь мы с тобой не просто партнеры. Мы почти братья.
Существует неизменное правило в театре: мюзиклы никогда не пишут. Их переписывают.
— Вот для чего существуют испытательные полигоны вроде Нью-Хейвена и Бостона, — объяснял Эдгар Дэниелу и Стюарту. — Бостонцы не уступают ньюйоркцам в искушенности, но зато они более терпимы. И они оценят тот факт, что мы приехали именно к ним — доводить спектакль до ума. А от критиков можно будет даже получить парочку ценных советов.
— А если все будет идеально? — лукаво спросил Стюарт.
— Значит, мы просто сделаем все еще идеальнее. Даже «Мою прекрасную леди» шлифовали до блеска, пока возили по гастролям. И знаете, мальчики: наш спектакль в тысячу раз лучше.
12 февраля 1968 года состоялась премьера «Манхэттенской Одиссеи» в Бостоне. Первые отзывы в прессе были не столь восторженными, как предрекал Эдгар Уолдорф. По сути, они были не очень хорошими. А если точнее, они были просто уничтожающими.
Единственный «полезный» совет они обнаружили в газете «Бостон глоб», где предлагалось «этой полной катастрофе как можно скорее свернуть свои шатры и уползти в ночь». Критик нашел тексты спектакля претенциозными, а музыку — несоответствующей. Другие газеты высказывались еще более пренебрежительно.
Дэнни был потрясен. Таких злобных рецензий на него не выходило с тех самых пор, когда в гарвардском «Кримзоне» устроили разнос «Аркадии».
Услышав об этих разгромных статьях, Мария захотела прилететь и поддержать Дэнни.
— Нет, — сказал он ей по телефону, — интуиция мне подсказывает, что мы будем работать день и ночь. Тебе лучше держаться подальше от линии огня.
— Дэнни, — ободряюще произнесла она, — такое случалось и раньше со многими спектаклями, когда они шли в других городах. У вас достаточно времени, чтобы понять, что не так.
— Да уж. К тому же я подозреваю, что бостонские критики в каком-то смысле снобы. Надо подождать — посмотрим, что скажет «Вэрайети». Это единственное мнение, которому я доверяю.
Как известно, «Вэрайети» — уважаемое издание в мире шоу-бизнеса, оно выражает неприкрытую правду в своей манере, которую ни с чем не спутаешь. И, судя по заголовку «Нет причин для радости», это был абсолютный разгром.
Дэнни быстро пробежал глазами статью, пропуская неодобрительные комментарии о текстах Стюарта, о постановке сэра Джона, о героических усилиях ведущих артистов преодолеть слабый материал, и наткнулся на абзац, где говорилось непосредственно о его работе:
«Что касается выбора музыкальных тем, Росси, очевидно, находится не в своей стихии. Он будто пишет шум, а не мелодии. Его материал явно не поддается пению. У него, похоже, аллергия на мелодичную музыку, что, наверное, очень модно в его эстетских кругах, но вряд ли это обстоятельство подвигнет среднего зрителя давиться у билетных касс.
Одним словом, над «Манхэттенской Одиссеей» предстоит еще хорошенько поработать, прежде чем показывать ее на главной сцене».
Сидя в тиши своих апартаментов, в роскошной обстановке отеля «Риц», Дэнни то и дело перечитывал эту рецензию, не веря собственным глазам.
Почему все критики так злобно настроены? Ведь эта музыка — лучшее из всего, что он написал. Он был в этом уверен. По крайней мере, до настоящего времени.
В дверь постучали. Он мельком взглянул на часы. Двадцать минут пополуночи. Сразу вспомнились слова его нью-йоркских друзей, что, когда спектакль прокатывается по городам и весям, тут уж не до отдыха. Это как в родильном отделении больницы: неважно, день на дворе стоит или ночь.
На сей раз его ночным посетителем был Эдгар Уолдорф, и вид у продюсера был уже не такой восторженный.
— Я не разбудил тебя, Дэн?
— Нет, я как раз собирался выпрыгнуть в окно.
— Значит, ты видел «Вэрайети»?
— Да уж.
Эдгар плюхнулся в кресло и изобразил тяжкий вздох.
— Знаешь, Дэн, у нас неприятности.
— Эдгар, мне известно, что у нас проблемы. Но на то и существуют пробные спектакли, разве не так?
— Стюарта нужно заменить, — тут же ответил он. — То есть он, конечно, очень большой талант, огромный талант. Но слишком неопытен. И он никогда не работал в условиях, когда к тебе пристают с ножом к горлу, как сейчас.
Дэнни не знал, что сказать. Его друга и университетского однокашника — прекрасного и умнейшего писателя — собираются уволить без долгих рассуждений.
Он молча подумал немного, а потом тихо сказал:
— Он очень чувствительный парень, это его убьет…
— Нет, — ответил продюсер. — Он уже большой мальчик. И обязательно напишет что-нибудь — в другой раз. А когда мы спасем представление, он получит авторский гонорар, чтобы жить потом припеваючи. Но сейчас нам нужна скорая помощь в лице доктора — того, кто пишет хорошо, смешно и, главное, быстро.
— Ну и кто же у вас на уме? — спросил Дэнни, с ужасом думая о том, что придется переделывать изысканные диалоги Стюарта.
— Моя жена собирается звонить в Нью-Йорк, чтобы узнать, кто нам подойдет.