Владимир Качан - Юность Бабы-Яги
Но на первом этапе – все действительно светло и красиво. Снятая прекрасная квартира, купленный ей изящный двухместный «мерседес», никаких ограничений в еде, одежде и прочем – словом, все, чего хотелось, уже есть, смущает только одно – статус содержанки, пусть на богатом пансионе, но содержанки. А надо бы другое – положение официальной, зарегистрированной жены со всеми ее правами и положением в обществе. Проблема неразрешимая подчас для большинства девушек, связавших свою судьбу с женатым мужчиной: у кого-то простой наглости не хватает, у кого-то совесть или, по-другому, – нежелание совершить грех, разрушая семью и делая других несчастными (но этих все меньше), у кого-то робость при мысли о том, что, если будут настаивать на другом статусе, то могут лишиться и того, что уже есть – но, так или иначе, для большинства это проблема. Для многих, но не для Виолетты, которую приведенные в пример аргументы вообще не волнуют, более того, они ей никогда и в голову не приходят. Для нее вообще нет вопроса: «А если…» Есть только цель и средства для ее достижения тоже есть, а благородна ли сама цель, как она влияет на других людей – это настолько не важно, что Вета сильно бы удивилась, если бы ее кто-нибудь вдруг об этом спросил. Будущий развод Марио был для нее так же неизбежен, как то, что после лета будет осень. Другой проблемой была озабочена Виолетта, вернее двумя: первая, наиважнейшая, была в том, что ее виза уже давно просрочена, Бард в свое время ничего не сделал, а сейчас уже было поздно. То же самое касалось и подруги Лены, но у Лены был хотя бы документ о праве на работу, а Вета жила в Бельгии уже практически на нелегальном положении, поэтому из дома выходила крайне редко, да и любимой машиной тоже нельзя было пользоваться постоянно. Опасно: вдруг остановят, документы и прочее, и у полиции сразу возникнут вопросы.
Второй проблемой (но тесно связанной с первой) было то, что Лену, как ни противно, надо было опять спасать. Выручать надо было Лену, после того, как ей все-таки заинтересовались друзья сидевшего в тюрьме боксера. Лена сидела тогда в баре с клиентом и послушно напивалась, но сидела по счастью, спиной. И вдруг услышала, как грубый мужской голос на ломаном английском спрашивает про нее у бармена. Скосив глаза в ту сторону, Лена с ужасом узнала владельца голоса: это был один из постоянных гостей ее бывшего дома, парень из Белоруссии, о котором она знала, что покалечить человека или даже убить – для него было все равно, что выпить рюмку водки. Омерзительный жаргон, на котором они общались с боксером навсегда врезался в ее память.
Перемежая свою невнятную английскую речь русскими словами «бля», «в натуре» и «реально», он доводил до Барда простую мысль о том, что если он не подскажет ему, как разыскать Лену, то его бар на днях случайно сгорит на х… и будет он, бля, как последний фраер, все начинать сначала в своей e…ной Бельгии, и никакая их e…ная полиция его не спасет. Рядом с ним переминался с ноги на ногу и усердно жевал жвачку такой же зверского вида квадратный мордоворот, убедительно время от времени поглядывая на сразу струсившего Барда. В прищуренных слюдяных глазках на плоском лице второго пришельца была не просто непоколебимая решимость получить ответ на поставленный вопрос, там еще таилось странное желание даже не получить сначала ответа, и тогда можно было бы и заняться любимым делом, а точнее – бить, пока не скажет. Бард видел, что «квадрату» очень хочется бить его, что он буквально еле сдерживается, и поэтому раскололся сразу. Наливая трясущимися руками быкам по бокалу пива за счет заведения, он выдал им адрес общаги, в которой жили Вета и Лена. Вета, ясное дело, там уже не жила, а жила в съемной квартире, но Лена-то продолжала там жить.
Ей удалось тогда, после первых же фраз боксерского дружка как-то бочком выскользнуть на кухню и выбраться на улицу через запасной выход. Но домой она, разумеется, уже не вернулась. Пришлось опять умолять Вету о помощи, а потом перебираться в ее квартиру. И жить там, естественно, что не могло радовать влюбленного Марио, который справедливо полагал, что квартира предназначена только для его интимных встреч с Виолеттой, а превращение любовного «гнездышка» в очередную общагу ему совсем не нравилось. Он удивлялся, почему проблемы этой несчастной дуры Лены должны становиться и его проблемами, но Вета удивлялась и сама. Удивлялась самой себе: почему она ее до сих пор не бросит.
Объяснить свой альтруизм Вета могла бы только одним: она уже привыкла к Лене, Лена была единственным существом из далекой Родины на этой чужой земле. Других не было. И она продолжала нянчиться с Леной, как с глупым, капризным ребенком. Она привыкла и к ней, и к ее постоянным проблемам. Если Лену сейчас, не дай Бог, убьют, Вета останется здесь совсем одна. Об этом даже подумать страшно. Поэтому и Марио, хотел он того или нет, вынужден был считаться с Ветиной, как он полагал – блажью в отношении подруги.
Получалось так, что обеим девушкам надо было как-то выбираться обратно в Россию. Лене – чтобы спасти свою жизнь, а Вете предстояло вернуться в Бельгию, но только после того, как она посетит Москву. А там, в Москве, опять свой российский паспорт, официальное приглашение Марио, новая виза и возвращение в Бельгию к любимому. Вот такой был план. Оставалось только придумать, каким образом при своем бесправном положении подруги смогут попасть в Москву. Ведь купить билет на самолет с просроченной визой было невозможно. Надо было что-то придумывать, а придумывать предстояло, конечно, все тому же Марио, который вместе со своей большой любовью приобрел еще и большие заботы. А вскоре приобретет и большие неприятности…
Саша Велихов
Предновогоднее веселье началось дома у Вадима. Елки у Вадима не было, да и к чему она, если ее все время и так по телевизору показывают. Гостей тоже не было, так как они сами должны были ближе к полуночи поехать в хорошую компанию артистов Вадимовского театра. Среди нескольких других предложений Вадим выбрал это: все ж таки свои, осваиваться в незнакомой компании не надо. А у Саши вообще не было никаких предложений, и он радостно и безвольно подчинялся Вадимовским новогодним инициативам.
Одна из них состояла в том, чтобы выпивать вкусно и культурно в сопровождении изысканной закуски. А выпивать, сказал Вадим, надо постепенно наращивая градус выпиваемого. В шесть часов вечера были сварены раки, а на столе лежала кучка отборной воблы. Ящик чешского пива «Козел», от которого, если верить рекламе, прилипают штаны к деревянной скамейке, – стоял рядом со столом. Начали. Раки почему-то не очень пошли, под них выпили всего-то по паре пива, но язык одеревенел. Вобла пошла легче и веселее. У друзей не было необходимости, тщательно обсасывая каждое ребрышко, выпивать 3 бутылки пива под одну воблу. Воблы было много, и друзья обращались с ней так, что это вызвало бы искреннее негодование любого ценителя некогда дефицитного продукта. Быстро расчехляя очередную рыбину, они первым делом вынимали икру. Употребив ее, принимались за остальное. И если поначалу еще уделяли некоторое внимание ребрам, то уже третья рыба сумела их сохранить; друзья стали пренебрегать этой любимой частью подлинных вобломанов, стали есть исключительно хребтовую часть.
Спинки воблы, но главное – икра, да еще после раков, сделали языки приятелей совсем деревянными. Предполагалось еще в рыбной части вечера отведать белужьей икры и копченой севрюги, но вкуса этих яств уже не ощущалось вообще: любой употребляемый продукт все равно имел бы уже вкус воблы. Эта непростительная кулинарная оплошность гурмана Вадима повлекла за собой дерзкое предложение: перешагнуть сразу через несколько градусных степеней и испробовать один феноменальный коллекционный коньяк, давно ждущий своего часа. Коньяк 50(!)-летней выдержки был подарен Вадиму в Армении, когда он выступал там с концертами. Коньяк был помещен в цельную фарфоровую бутылку и, чтобы его открыть, надо было разбить фарфор и вытащить пробку. Затем потрясающий аромат коллекционного нектара должен был по идее наполнить помещение и заставить восхититься не только знатока, но и любого дилетанта, ничего не понимающего в коньяках.
И вот этот драгоценный напиток таки дождался своего смертного часа. Он (напиток) ну никак не ожидал, что вскрытие его 50-летнего дома произойдет в чудовищной среде людей, начисто к тому времени лишенных не только вкуса, но и обоняния из-за вульгарной воблы. Друзья, тем не менее, причмокивая и отпивая его мелкими глотками из пузатых бокалов, сделали вид, что оценили по достоинству и более того – восхищены. А по правде, для их одеревеневших языков в этот момент было на вкус один черт – что этот коньяк, что политура. Решили все ж таки сжалиться над коньяком, не допивать его и вернуться к правилам. Поэтому – рыба в сторону и стали пить вино. Тут выбор тоже был, но хотелось, естественно, после соленого, теперь чего-нибудь сладенького. Поэтому в ход пошло грузинское полусладкое вино. Хванчкара была подлинной, из родных мест, Вадим не терпел подделок московского розлива, и друзья легко уговорили по бутылочке.
