Дуглас Кеннеди - Особые отношения
— Приступы неконтролируемого плача, — говорил он, — за которыми следовали припадки раздражительности и гнева, при полном отсутствии интереса к состоянию ребенка, который в это время находился в отделении интенсивной терапии педиатрического отделения.
— В ваших показаниях, — вновь обратилась к нему Люсинда Ффорде, — вы подчеркиваете последнее утверждение и указываете, что, со слов одной из сестер, миссис Гудчайлд сказала буквально следующее (я цитирую): «Он умирает — а меня это не волнует. Можешь ты это понять? Меня это не волнует».
— Боюсь, что именно так все и было. В то время как ее сын постепенно оправлялся от желтухи, она на глазах у всей палаты демонстрировала крайнюю возбудимость и нервозность, до такой степени, что я был вынужден призвать ее к спокойствию и напомнить, что такое поведение неприемлемо.
— Мы знаем, что в то время миссис Гудчайлд страдала от послеродовой депрессии. Вам, несомненно, и раньше приходилось иметь дело с пациентками с таким же диагнозом?
— Разумеется. Ее состояние нельзя назвать нетипичным. Однако мне не встречались пациентки настолько агрессивные и даже опасные — до такой степени, что, услышав, что ее муж обратился в суд с просьбой лишить ее права проживать с ребенком, я вовсе не был удивлен.
— Благодарю вас, мистер Хьюз. Я больше не имею вопросов.
С места поднялась Мейв Доэрти и заговорила ледяным, ровным голосом:
— Мистер Хьюз… Я просила бы вас припомнить, когда вы распорядились привязать миссис Гудчайлд к больничной койке.
Хьюз растерялся.
— Я вообще не отдавал такого распоряжения, — ответил он почти с негодованием.
— А какого числа вы прописали ей большие дозы транквилизаторов?
— Да ей и не были показаны серьезные транквилизаторы. Она получала небольшие дозы мягкого антидепрессанта, помогавшего ей справиться с послеоперационным шоком после экстренного кесарева сечения.
— А когда вы перевели ее в психиатрическое отделение своей больницы?
— Ее никогда не переводили в психиатрическое отделение, не прописывали сильных транквилизаторов и никогда не привязывали к кровати.
Мейв Доэрти посмотрела на него и улыбнулась:
— Прекрасно, сэр, но как же тогда вы можете назвать миссис Гудчайлд опасной пациенткой? Если бы она действительно представляла опасность, вы обязаны были бы предпринять все эти меры…
— Действительно, каких-то агрессивных действий она не совершала, ее поведение оставалось в пределах допустимого, но ее высказывания…
— Но, как вы только что указали, пациентка находилась в состоянии послеоперационного шока, не говоря уже о потрясении от известия, что ее сын находится в реанимации. К тому же вначале были еще и подозрения, что мозг ребенка мог быть травмирован в момент родов. В подобных обстоятельствах нет ничего удивительного, что пациентка была возбуждена.
— Знаете, есть большая разница между возбуждением и…
— Грубостью?
Тут вмешался Трейнор:
— Прошу вас воздержаться и не подсказывать свидетелю, что он должен говорить.
— Простите, Ваша честь, — проговорила Мейв Доэрти и снова повернулась к Хьюзу: — Позвольте мне сформулировать это так: поскольку мы с вами согласились, что поведение миссис Гудчайлд не было агрессивным и оставалось в пределах допустимого, то на каком же основании вы заявляли, что она — одна из самых опасных пациенток из всех, с которыми вам приходилось иметь дело?
— На том основании, что, как я только что пытался сказать, пока вы меня не перебили, оскорбительность ее высказываний была непомерной.
— В каком смысле непомерной?
— Она разговаривала чрезвычайно резко и была непочтительна…
— Ах вот что, — громко сказала Мейв. — Она была непочтительна. По отношению к вам, осмелюсь предположить?
— Ко мне и к персоналу, да.
— Но особенно по отношению к вам, да?
— Она действительно разговаривала со мной очень зло.
— Она использовала нецензурные или бранные выражения, оскорбляла вас или обзывала?..
— Нет, не совсем… Но она подвергала сомнению мои медицинские суждения.
— И вот это можно назвать непомерным оскорблением, по-вашему?
Хьюз посмотрел на Люсинду Ффорде, как актер, забывший роль.
— Пожалуйста, ответьте на мой вопрос, — обратилась к нему Мейв Доэрти.
— Обычно мои пациенты не оспаривают моих слов, — ответил Хьюз.
— А эта американка оспаривала — и вам это не понравилось, не правда ли? — И, не дав ему возможности ответить, она сказала: — Больше не имею вопросов, Ваша честь.
Судья повернулся к Люсинде Ффорде и спросил, желает ли она задать вопросы свидетелю.
— Да, Ваша честь. — Она встала. — Мистер Хьюз, повторите, пожалуйста, что, со слов одной из медсестер, сказала миссис Гудчайлд о своем ребенке.
Губы Хьюза изогнулись в улыбке, он успокоился. Промокнув лицо платком, он холодно и гневно посмотрел на меня:
— Сестра сообщила, что миссис Гудчайлд сказала: «Он умирает — а меня это не волнует. Можешь ты это понять? Меня это не волнует».
— Благодарю, мистер Хьюз. Вопросов больше не имею.
Хьюз посмотрел на судью, который сказал, что он может идти. Тогда он, исподлобья злобно взглянув на Мейв Доэрти, направился к выходу.
Следующим свидетелем была Шейла Макгуайр — медсестра, которая донесла Хьюзу на меня после того, как я неудачно попыталась покормить Джека грудью. Она явно сильно нервничала и, заняв место у стойки, беспрестанно теребила в руках носовой платок. Мейв знала, что сестра Макгуайр идет второй по списку, и научила меня полезной тактике поведения с теми, кто свидетельствовал против меня. Я должна была попытаться встретиться с ней взглядом и просто смотреть ей в глаза на протяжении всего опроса. Так я и поступила, и это возымело эффект: сестра занервничала еще больше. Тем не менее ей удалось рассказать всю историю о том, как я, начав кормить Джека, с криком оторвала его от груди и как она испугалась, что я швырну ребенка через всю комнату.
Во время перекрестного опроса Мейв Доэрти прижала ее к стенке, выясняя, что значит «оторвала».
— Прошу, объясните мне четко, — сказала Мейв. — Миссис Гудчайлд вдруг резко оторвала ребенка от груди, оторвала с яростью, будто ее укусили…
— Ну, это был не совсем рывок…
— Что вы хотите этим сказать?
— Ну, знаете, она его оторвала, но не специально…
— Простите, не понимаю.
— Ну… у миссис Гудчайлд в это время был острый мастит…
— То есть острое воспаление молочной железы, которое часто сопровождается затвердением молочных протоков?