Таня Валько - Арабская жена
— Не волнуйся, — говорит он. — Ни о чем не переживай.
Я прижимаюсь к нему и кладу голову на его плечо. Не такой он и злой, как-то смирился с новостью, что и на этот раз не подарю ему сына. Просто он реагирует, как и любой мужчина, ведь каждый хочет иметь мальчика.
— Ну все, хватит этих нежностей. — Малика оттаскивает нас друг от друга. — Для этого вам нужно еще немного подождать.
— Малика-а-а! — выкрикиваем одновременно.
Мы решаем купить розовую колыбельку, а довольный служащий выписывает нам номерок, видя, что это еще не конец хождения по магазинам.
— На тех шторках только пыль будет собираться, — раздается за нашими спинами сердитый голос матери. Это были ее первые слова с тех пор, как мы вошли в магазин.
— Что-что? — весело интересуется Малика, понимая по голосу, что это, скорее всего, неодобрение.
Мы легонько киваем и идем дальше. Уже остаются только мелочи. Мы берем тележку, и каждый из нас бросает туда вещи, которые ему нравятся. Очень скоро набирается приличная горка. При случае Марыся добавляет какие-то игрушки для себя. Малика покупает ей красивый костюмчик, похожий на те, которые носят дети в элитных школах Англии, нарядное платье из тафты и две пары кожаных туфелек. Я не одобряю такие дорогие подарки.
— Дот, неужели тетя не может купить ребенку подарок? — резко спрашивает Малика. — Не перегибай палку с этой своей скромностью, не на бедных напала. Доставить ребенку радость — то же самое, что сделать доброе дело. Аллаху это нравится. А если так, то хорошо.
Ахмед, не желая быть хуже своей сестры, выбирает для Марыси цветной гимнастический мяч и коляску для кукол.
— Будете вместе с мамой и нашим новым малышом ходить на прогулки, — говорит он оживленной дочери и целует ее в разгоряченную от эмоций щечку.
— Супер, супер! — возбужденно кричит Марыся и прыгает от счастья.
— Теперь для всех этих покупок мы нам, наверное, придется заказать грузовик, — смеется Малика.
— А и правда, как мы все это заберем? — Я хватаюсь за голову.
— Спокойно, часть возьму в свою машину, — заявляет Малика, которая, как всегда, легко решает возникшую было проблему. — Завтра после работы Ахмед приедет ко мне и спокойно все упакует, а после обеда все уже будет у тебя дома.
После нескольких часов измученные, но счастливые, со ставшим очень легким кошельком мы покидаем торговый центр. Мама идет за нами молча.
— Ну что, кто проголодался? — спрашивает Ахмед. — Едем на пиццу и шаурму?
— Да, да! — кричим мы в ответ.
— Мама, вы хотите чего-нибудь вкусного? — Ахмед обращается непосредственно к теще, поскольку не видно, чтобы она разделяла наш энтузиазм.
— Пешком на ваши задворки я не доберусь, поэтому ничего другого мне не остается. Еду туда, куда скажете.
— А ты не преувеличиваешь?! — Я уже не выдерживаю. — О чем, черт подери, ты говоришь? Никто тебя не вынуждал сюда ехать, так почему ты постоянно чем-то недовольна? — Уставшая, раздраженная и задетая за живое, я не замечаю, что кричу во весь голос.
— Не нервничай, Доротка, не стоит, — пытается успокоить меня Ахмед.
— Значит, я жду вас в ресторане. Закажу столик. — Малика выходит из неприятной ситуации. — Марыся, пойдем со мной, купим себе сначала мороженое.
— Тебе недостаточно того, что постоянно ко мне цепляешься, так ты еще и моего мужа оскорбляешь. Перестань считать нас дерьмом, — продолжаю я.
— Ну конечно, нашлись господа, — отвечает мать с сарказмом.
Ахмед идет к машине, а мы стоим на мраморном дворе и продолжаем словесную перебранку. У меня больше нет желания все это выносить и щадить ее.
— Вместо того чтобы радоваться, что я хорошо устроилась, что мой муж из хорошей и богатой, — делаю акцент на этих словах, — семьи, ты ходишь надутая, словно индюк. Все время бесишься, ехидничаешь… Так, может, в конце концов скажешь мне, что тебя не устраивает?
Если бы она знала о проблемах, которые были у меня раньше, то наверняка обрадовалась бы. Хорошо все-таки, что я сохранила это в тайне.
— Выкрал тебя этот араб из родного дома, — говорит она, и ее глаза горят ненавистью.
— Что ты плетешь?! Никто меня ниоткуда не крал, не сделал ничего против моей воли! Я просто вышла замуж, счастливо и по любви. Рано или поздно это должно было произойти.
— Можно переехать в другой город, но чтобы так сразу на другой конец света, к дикарям и оборванцам, — говорит она с отвращением.
— Это ты выглядишь как деревенщина, сельская баба и нищенка. — Я окончательно теряю контроль над собой. — Если сравнивать тебя с семьей Ахмеда, то это о тебе можно сказать: дикарка и оборванка. Ты даже не в состоянии общаться ни на одном цивилизованном языке!
— Знаю только один, но и это хорошо, и я не говорю: «Кали хотеть, Кали есть».
— Кто так говорит? Как ты можешь судить о чьих-то умениях, когда сама не можешь даже сказать «How do you do»?!
В следующее мгновение мать со всей силы отпускает мне хлесткую пощечину. Я шатаюсь, едва устояв на ногах. К нам подбегают прохожие.
— Что случилось? Fi muszkila? Какие-то проблемы? Можем как-нибудь помочь? — спрашивают обеспокоенно.
Я грустно качаю головой и чувствую, как на глаза наворачиваются слезы. Я дышу глубоко и пытаюсь взять себя в руки — не доставлю ей этого удовольствия, не начну реветь. Ахмед подбегает к нам и нежно обнимает меня заботливыми руками.
— Это уже перебор, я этого так не оставлю! — говорит он по-арабски, чтобы мать не поняла. — Никто не будет бить мою жену! — Муж крепко сжимает ее запястье и переходит на польский, обращаясь к ней холодным, не терпящим возражений тоном: — Вы сейчас поедете на такси в дом моей матери, чтобы подумать о своем поведении. — Там есть комната для гостей, которую вы, уверен, можете занять.
— Что, может, перережешь мне горло, ты, террорист?!
Ахмед окаменел, он поражен ее словами, поднимает брови и открывает рот. Не раздумывая, широко замахивается и бьет прямо в потную жирную щеку моей матери.
Вдруг резкая боль пронзает низ моего живота, словно кто-то хочет разорвать меня изнутри, переходит к нижней части спины и опоясывает горящим обручем. Со стоном сгибаюсь. Не могу вдохнуть.
— В больницу, Ахмед, в роддом, быстрей, — шепчу сквозь стиснутые зубы и падаю на мраморный пол.
Рождение Дарин
Я мало что помню, кроме ужасной боли. В машине скорой помощи рев мотора и визг сирены сверлят мне мозг, а мигающая лампа бьет в глаза. Замыкаюсь и прислушиваюсь к собственному телу.
