Розамунда Пилчер - В канун Рождества
— Половина двенадцатого. Возвращаемся в Криган или хотите чего-нибудь выпить, чтобы согреться? Судя по вашему виду, виски с имбирным вином — как раз то, что нужно.
— Кофе тоже может помочь.
— Ради Бога, все что угодно. Садимся в автомобиль и едем вас отогревать.
По мощенной булыжником дороге они отъехали от заброшенной фабрики, миновали замечательно красивые ворота, свернули вправо и выехали на шоссе. Потом попетляли по узким улочкам Бакли, пересекли небольшую площадь за памятником жертвам войны. Народу на улицах почти не было, но магазины пестрели вывесками и яркими рождественскими украшениями в витринах. Проехали по переброшенному через лощину каменному мосту над вздувшейся рекой, и Сэм остановил машину у довольно мрачного здания с вывеской «Герцогский герб», выведенной золотыми вычурными заглавными буквами. Кэрри оглядела заведение без всякого энтузиазма.
— Уверен, что в Бакли полно более оживленных мест, но это единственное, которое я знаю, — сказал Сэм. — И оно, в своем роде, уникально.
— Да уж, весельем здесь не пахнет.
— Ничего, мы поправим дело.
Они вышли из автомобиля, прошли по тротуару, и Сэм открыл дверь в зал, откуда пахнуло теплом и пивным духом. Кэрри с опаской вошла следом за ним. Внутри было темно, убого, но восхитительно тепло. В старинном очаге вспыхивали раскаленные угли, над каминной полкой висел стеклянный ящик с огромной рыбиной. На маленьких шатких столиках лежали толстые салфетки, на которые ставили кружки с пивом и пепельницы. В баре сидело всего два посетителя — оба очень старые и молчаливые. Хозяин за стойкой вперился в маленький черно-белый телевизор с приглушенным до шепота звуком. Сурово тикали часы. Вокруг было так мрачно и неприветливо, что Кэрри захотелось повернуться и тихонько выйти вон.
Но у Сэма, кажется, были другие намерения.
— Проходите, — сказал он, и его голос разорвал царившую в баре тишину. — Садитесь сюда, поближе к огню. — Он придвинул ей стул. — Будет вам чашка кофе, если хотите, но, может быть, все-таки попробуете виски с имбирным вином. По-моему, это самый согревающий напиток в мире.
— Хорошо, — согласилась Кэрри.
Она села, сняла перчатки, расстегнула пальто и протянула руки к огню. Сэм подошел к стойке, хозяин оторвался от телевизора и принял заказ. А потом, как водится в провинциальных барах, они с Сэмом начали неторопливый разговор такими тихими голосами, точно делились секретами.
Кэрри сняла меховую шапку, положила ее на стул рядом с собой, поправила примявшиеся волосы, и в этот момент почувствовала, что сидящий у окна старик пристально смотрит на нее. Слезящиеся глаза сверкали негодованием, и Кэрри догадалась, что в «Герцогском гербе» женщина — редкий гость. Она попробовала улыбнуться старику, но тот только пожевал губами и снова уткнулся в свою кружку.
Между тем беседа за стойкой продолжалась. Сэм стоял спиной к ней в классической вальяжной позе человека, пришедшего в свой паб, — нога на латунной перекладине, локоть на полированном прилавке. Бармен, не переставая разговаривать, неторопливо обслуживал его и то и дело посматривал в телевизор, прислушиваясь к тому, что там говорят.
Кэрри наблюдала за ними, откинувшись на жесткую спинку стула и вытянув ноги. Этим утром она узнала Сэма с новой стороны. Всего каких-нибудь три-четыре дня назад этот человек ступил на порог их дома. Дурная погода вынудила его остаться, и он без видимых усилий и деланной непринужденности вошел в их разношерстную компанию… Как вошел бы верный, испытанный друг дома.
Кэрри вспомнила, как охотно, не ожидая просьб, брался он за скучные повседневные дела. Таскал огромные корзины с поленьями, загружал углем ведерко, выгуливал Горацио, разделывал жареного фазана и даже потрошил лосося, которого всучил Элфриде торговец, продающий свежую рыбу прямо из своего фургона. Сэм безропотно убирал снег, возил в супермаркете тележки с покупками, пополнял винный погреб Оскара и, наконец, привез рождественскую елку. Более того, ловко установил ее на шаткую деревянную подставку, а также распутал и подключил электрическую елочную гирлянду, с которой всегда столько мороки.
За этот подвиг Оскар был особенно ему благодарен.
Когда Элфрида решила продать картину, Сэм и тут оказал ей неоценимую услугу — неведомо откуда извлек, как кролика из шляпы, сэра Джеймса Эрскин-Эрла. Когда же затея кончилась неудачей и выяснилось, что картина поддельная, Сэм страшно огорчился. Будто в том, что Элфридино сокровище гроша ломаного не стоит, есть и его вина.
Сэм был из тех людей, которых невозможно не полюбить. У них с Оскаром, человеком весьма проницательным, сразу же установились такие близкие, дружеские отношения, будто и не было разницы в возрасте. Если они оставались вдвоем, им всегда было о чем поговорить — Оскару нравилось вспоминать те времена, когда он мальчиком проводил летние месяцы со своей бабушкой в Корридэйле. Он столько всего знал и о здешних жителях, и о самом этом крае, что мог снабдить Сэма множеством самых разнообразных и полезных сведений о месте, где тому предстояло жить и работать.
Оскар откровенно радовался обществу человека, так не похожего на него самого и, тем не менее, сразу к себе располагающего. Он восхищался счастливой карьерой Сэма. Мальчик из Йоркшира, он преуспел в своей профессии, работал в Лондоне и Нью-Йорке, а теперь не побоялся взяться за восстановление фабрики. Оскар еще помнил, какие прочные и ноские твиды сходили с мактаггертовских ткацких станков, и теперь его изумляло все: и грандиозные проекты, составленные компанией «Старрок и Суинфилд», и чудеса современной технологии, и дорогостоящие станки, заказанные в Швейцарии, и планы сбыта высококачественной продукции, и программы переподготовки рабочих и служащих — самого ценного достояния старой фабрики.
Время от времени, переделав все дела, Оскар с Сэмом отправлялись в гольф-клуб или в паб в Кригане, чтобы за дружеской беседой в мужской компании пропустить глоток-другой горячительного.
Элфрида, в свою очередь, тоже была очарована нежданным гостем. К тому же она никогда не могла противиться обаянию привлекательного мужчины, особенно если он умел смеяться ее шуточкам и был способен приготовить настоящий сухой мартини. О Люси и говорить нечего: однажды, когда Кэрри пришла к ней на чердак, чтобы поцеловать ее на ночь, Люси призналась, что считает Сэма почти таким же красивым, как Мел Гибсон.
Кэрри, которой было приятно это слышать, спросила:
— Значит, он тебе нравится?
— Да. Он замечательный, и с ним так легко. Обычно я смущаюсь, когда разговариваю с отцами моих подруг и вообще с мужчинами. А Сэм вроде дядюшки, которого знаешь всю жизнь, или старшего друга.
