Розамунда Пилчер - В канун Рождества
Да, так было. Так бы и оставалось, если бы не то, что случилось вчера.
И сегодня утром.
На самом-то деле ровно ничего не случилось. Бродя за Сэмом по холодному пустынному зданию фабрики, по заброшенным залам и красильным цехам, Кэрри увидела его другими глазами. Описывая разрушения, причиненные зданию во время наводнения, излагая планы на будущее, приводя цифры, от которых у Кэрри кружилась голова, он говорил уверенно и внушительно. Один-два раза он пытался объяснить ей производственные тонкости процессов прядения и ткачества, но она мало что понимала, будто он говорил на чужом языке. Она досадовала на свою тупость, чувствовала робость и смущение, зато Сэм, попав в родную стихию, удивительно преобразился — он был уже не тот милый, добродушный незнакомец, что появился в их доме несколько дней назад, но человек, облеченный властью, человек, с которым нельзя не считаться и, более того, на пути которого вставать не стоит.
Наконец, Сэм подошел к ней, неся стаканы с напитками и два пакетика с земляными орешками. Водрузив все это на стол, он придвинул свой стул.
— Прошу прощения, — сказал он. — Немного поговорили.
— О чем?
— О футболе. О рыбалке. О погоде. О чем еще?
Для себя Сэм взял пинту темного пива. Подняв высокий стакан, он сказал:
— Slainte.
Их взгляды встретились.
— Этот язык мне незнаком.
— На гэльском это значит «ваше здоровье».
Кэрри отпила глоток и торопливо поставила стакан.
— Очень крепко!
— Лучшее средство, чтобы согреться на морозе.
— А какая ожидается погода?
— Будет оттепель. Вот почему наш приятель приклеился к телевизору. Ветер меняется на юго-западный, он принесет сюда теплые воздушные потоки.
— Значит, снежное Рождество отменяется?
— Вместо снежного и морозного будет снежное и сырое. Дорога на Инвернесс снова откроется.
— И вы сразу исчезнете?
— Нет, — он покачал головой. — Меня пригласили на Рождество, и я остаюсь. Да и ехать-то мне некуда. Но на следующий день после Рождества я с треском хлопнусь с небес на землю, соберу пожитки и… в путь. — Он грустно улыбнулся. — У меня такое чувство, будто каникулы кончаются и надо снова идти в школу.
— Не огорчайтесь. Впереди еще масса развлечений. Во-первых, вечеринка, которую устраивает Элфрида.
— На ней я должен быть непременно. Обещал приготовить сухой мартини.
— Только не слишком крепкий. Не хватало нам какого-нибудь бесчинства. Представляете, леди Эрскин-Эрл отплясывает лихой шотландский танец с Артуром Снидом?
— Страшная картина.
— Когда… когда вы приедете в Инвернесс… вы там надолго останетесь?
— Нет. На следующей неделе мне надо быть в Лондоне. Пару дней перед Новым годом главная контора будет открыта, и Дэвид Суинфилд устраивает совещание. Потом, я думаю, снова в Швейцарию. Сюда вернусь не раньше двенадцатого января.
— А мы с Люси улетаем третьего. Утренним рейсом. — Кэрри закусила губу. — Стараюсь об этом не думать. Люси будет чувствовать себя несчастной, и я не знаю, что сделать, чтобы ее ободрить. Не хотелось бы мне оказаться на ее месте. И свобода, и все радости в жизни остаются здесь, а в Лондоне — надоевшая квартира и мать, которая не слишком ей обрадуется.
— Неужели все так плохо?
— Да, Сэм.
— Грустно. Надо купить ей какой-нибудь приятный рождественский подарок. Чего бы ей хотелось, как вы думаете?
— Как, вы еще не купили подарков? — изумилась Кэрри.
— Вы же знаете, у меня совсем не было времени. Завтра поеду в Кингсферри и все сделаю.
— Завтра? Там будет светопреставление. Толпы народу на улицах, очереди в магазинах.
— В Кингсферри? Не думаю. И потом, я привык покупать подарки на Риджент-стрит или на Пятой авеню в самый канун Рождества. Мне нравится шум и суета. Отовсюду оглушительно несется по радио что-нибудь вроде: «Укрась свой дом гирляндами из хвои». Кайф!
Кэрри засмеялась.
— В дурном сне не приснится! Но я вас понимаю. В конце концов, у вас такой опыт, что главная улица Кингсферри вам нипочем. Вы смело проложите себе путь в толпе.
— Вы так и не сказали, что подарить Люси.
— А что если маленькие золотые кнопки для ушей? Красивые, но не слишком экстравагантные. На тот случай, если ей надоест носить свои колечки.
— Это подарок Рори. Думаю, она не захочет их снимать.
— И все же ей будет приятно, если вы ей подарите еще одни.
— Хорошо, я подумаю.
Они помолчали. Им было спокойно и приятно друг с другом. По улице проехал автомобиль, где-то надрывно кричала серебристая чайка. Сэм взял пакетик с арахисом, аккуратно и ловко его открыл, отсыпал в ладонь немного орешков и протянул Кэрри.
— Вообще-то, я не люблю арахис, — сказала она.
Он съел пару орешков и бросил пакетик на стол.
— Понимаю Люси. Как-то на днях я подумал, что Усадьба, как корабль, на котором мы чудесным образом уплыли от волнений и тягот привычной жизни. Ловлю себя на постыдной мысли, что мог бы с большим удовольствием неделями плестись на первой передаче, никуда не стремясь и чувствуя себя вполне счастливым.
— По-моему, для вас все это — пустая трата времени.
Он нахмурился:
— Трата времени?
— Зачем вы приехали в Криган? Посмотреть дом Хьюи Маклеллана и, может быть, купить его. Но ничего не вышло. Вас постигла неудача. Теперь вам придется искать другое жилье.
— Это самая пустяшная из моих проблем.
— А я на части разрываюсь. С одной стороны, я была бы рада, если бы в Усадьбе поселился мистер Ховард, директор фабрики. Это достойное жилище для человека, занимающего в обществе высокое положение. С другой стороны, для Оскара и Элфриды Усадьба — это дом, который они так счастливо обрели на закате жизни.
— Для Элфриды это еще не закат. Скорее, зенит. И все, как и в большинстве случаев, сводится к больному вопросу — наличным деньгам. Неудача? Может быть, но никак не пустая трата времени. Ничего подобного.
Кэрри взяла стакан с огненным живительным напитком и сделала еще один большой глоток. Поставив стакан на изрезанный ножом деревянный стол, она подняла глаза на Сэма. Никак не пустая трата времени. Произошло что-то непонятное, ей вдруг показалось, что она только сейчас по-настоящему узнала этого человека, и тут же обреченно поняла — слишком поздно, он должен уезжать, все кончено, и, наверное, она никогда его больше не увидит.
Может быть, под действием виски или тепла камина, но Кэрри вдруг охватило какое-то пугающее волнение и вместе с тем неуверенность. Ей вдруг представилась картина: некая жестоко искалеченная жертва несчастного случая, лежащая на больничной койке и опутанная множеством трубок и проводов; вокруг сидят родные и близкие, кто-то держит ее за руку, кто-то, вопреки очевидному, говорит о проблесках сознания и других обнадеживающих признаках. И вдруг чудо. Веки дрогнули, глаза открылись. Жизнь возвращается.
