Олег Зоин - Вчера
— Товарищ капитан, сколько зисов сможете привлечь завтра с утра под перевозку тротила? — спросил Эпов представителя инженерно–сапёрного батальона. — Надо не меньше восьми «ЗИС‑5».
— Где их столько взять? Разве что у зенитчиков машин пять попробую с утра одолжить, у них всё равно снаряды на исходе, подвозить нечего…
— Отлично. Тогда за две ходки всё с Мокрой и заберёте. Теперь о разгрузке. Машины зайдут в потерну с левого берега, сапёры разгрузят мешки, но грузовики задом выехать обратно не смогут, здесь не развернуться. Поэтому будем разгружать плотненько у северной стены, а порожние зисы выедут вперёд через тот портал, где мы с вами зашли, вернутся на левый берег по плотине и опять в Мокрую за остатком взрывчатки.
— Логично, — согласился Шацкий, — однако, предлагаю вернуться и чего–нибудь перекусить…
Живописная экскурсионная группа развернулась и, устало обмениваясь впечатлениями, направилась к выходу из потерны.
Утром 17‑го Шацкий позвонил в штаб 516‑го инженерно–сапёрного батальона и напомнил о выполнении срочного приказа из Москвы. Пока утрясали то да сё, прошло пол дня. Наконец, после обеда на площадку перед шлюзом прибыло пять тяжело гружёных зисов. Мешки с толом были кое–как укрыты обрывками грязных, давно списанных брезентов.
Григорий Шацкий и Борис Эпов с предтавителем инженерно–сапёрного батальона ждали на Левом берегу у въезда в верхнюю потерну. Неподалёку у газона разлеглись, покуривая и балагуря в ожидании команд, человек двадцать сапёров, выделенных батальоном на обеспечение секретной операции.
Увидя, что с прибывших грузовиков пососкакивала охреневшая от жары, жажды и дискомфорта в ширинках охрана, сразу устремившаяся к кустам сирени, сапёрный капитан махнул своим сапёрам, вскочившим с травы и оправлявшим ремни.
— Рота, строиться! В колонну по три становись! За мной — шагом марш!..
Сапёры, позёвывая, построились и поплелись за капитаном к порталу потерны.
Сомлевший от жары часовой, охраняющий вход в потерну, вяло отошёл от портала, чтобы пропустить начальство, сапёров и машины.
— Заезжай за нами! Аккуратненько только! — скомандовал Шацкий и последовал с Эповым за сапёрным капитаном и группой сапёров в тёмный зев туннеля через разверстые ворота.
Вот так в 15.35 в портал верхней потерны осторожно проник первый зис. За ним медленно втянулись и остальные. Хорошо, что взрывники пошли впереди машин — за последним зисом висело такое облако выхлопа, что шофёру практически было нечем дышать, и он самозабвенно, пока никто не слышит, матерился, поминая Интернационал, МОПР, КИМ, Лигу наций и всё прогрессивное человечество во главе с Политбюро…
Через час пустые зисы собрались на площадке перед входом в потерну на Восточном берегу Днепра у здания ДнепроГЭСа. Сапёры отдыхали в тенёчке. Хотя солнце уже покатилось на запад и дело шло к вечеру, жара стояла не просто тридцатиградусная августовская, а полыхала как топка паровоза на участке подъёма. На небе — ни облачка. Чайки, обычно активно рыбачащие по целым дням, и то куда–то попрятались.
Шацкий, Эпов и сапёрный капитан подвели итоги первого этапа работы. Доставлено из Мокрой 15 тонн тола. Мешки выгружены в намеченном месте потерны на фронте 30 метров. Доставить оставшиеся 5 тонн сегодня не представляется возможным.
— Значит, так… Завтра с утра доберём с Мокрой остаток и будем окончательно укладывать и замуровывать песком, — рассуждал некурящий Эпов. Шацкий достал из пачки «Беломорканала» последнюю папиросу и с наслаждением раскурил. Как всякий культурный советский человек, смяв пустую пачку «Беломора», сунул её в карман, чтобы выбросить в подходящем месте.
— Сколько у нас есть времени на всё–про–всё? — спросил сапёрный капитан?
— Ты б же нам сам и сказал, сколько осталось… Вы же рядом со штабом фронта квартируете… — печально ответил Григорий Андреевич.
— Счас об этом кукарекать опасно, СМЕРШ не дремлет… Но, видать, с неделю точно есть…
— Ну тогда определённо успеем, — глубоко вздохнул Эпов. — Надо машины отпускать…
Сапёрный капитан позвал сержанта, старшего транспортной группы, и разрешил возвращаться в расположение зенитчиков. Объяснил, как выехать на плотину и вернуться на Левый берег.
— Я позвоню вашим насчёт завтра. Две машины хватит…
Дребезжащие бортами и болтами зисы легко укатили по назначению.
В ночь на 18‑е с запада стало доноситься громыхание немецких танков и машин. Наблюдательные посты зенитчиков тотчас телефонировали в полк о грозных шумах. В штабе полка, правда, решили, что молодые, необстрелянные ребята паникуют.
Поэтому в четыре утра командир и комиссар полка лично выехали полуторкой на место, чтобы подбодрить молодых бойцов. Однако поехали не на Правый берег через Хортицу, а Левым берегом в Синельниково. Там их и повязали да в трибунал…
А третья батарея осиротевшего полка ровно в пять утра приняла бой с немецкой танковой колонной, беспрепятственно заползавшей на Хортицу со стороны села Бабурки по брошенному без охраны мосту через Старый Днепр. Вокруг Бабурки в окопах располагались ополченцы, но при виде фрицев они побросали свои позиции и рванули изо всех сил к мосту. Противник не стал истреблять небритых мужиков в помятых пиджаках и грязных картузах, а, спустиk с брони десяток проводников, которые, улыбаясь и непонятно галдя, смешались с толпой, сигналя танкам. После чего техника начала втягиваться на мост, терпеливо тесня и толпу эвакуирующихся пешим ходом криворожцев с узлами домашнего скарба и детьми, и обалдевших от вегетарианского поведения врага ополченцев, и стадо колхозных симменталок, угоняемых на восток невыспавшимися доярками и сдержанно матерящимся бригадиром, и невоспитанно гадящих на проезжую часть моста, фривольно задирая нечёсаные хвосты в репьях и остюках.
Зенитчики не верили своим глазам. В стекающей с моста ярмарочно–пёстрой толпе медленно, распихивая коров и ополченцев, продвигались настоящие вражеские танки!
В батарее к тому часу произошли большие диалектические перемены. Командир батареи Тюлькин, когда ночью загудели немецкие танки, тотчас доложил в полк об угрозе атаки. Командир полка относился к Тюлькину по–свойски, потому что они были из одного села и к тому же свояки. Так что он ему прямо сказал:
— Не будь дурком, хапай любой транспорт и рви когти в родное село. Немец придёт, не съест. Хуже, чем было, не будет!.. Я лично такое решение для себя уже принял!..
Капитан Тюлькин вызвал младлея Захарченка и приказал исполнять обязанности командира батареи, пока он отвезёт в штаб полка на Левый берег секретные приборы наведения, чтобы, случай чего, не достались врагу.
Затем Тюлькин вскочил в полуторку и, бешено газуя, помчал на Левый берег. Там и угодил в руки патруля…
Захарченко не растерялся.
— К бою, прямой наводкой, по танкам, бронебойными…
У зенитчиков, вооружённых 76‑миллиметровыми зенитными орудиями образца 1915 года, случайно оказалось четыре бронебойных снаряда. Вчера ещё лупили по Юнкерсам осколочными и не мыслили даже, что придётся останавливать танковую колонну.
Все четыре зенитки развернуты на прямую наводку.
— По фашистским гадам! Огонь!
Досталось трём фрицевским танкам. Из двух танкисты стали выпрыгивать, им помогали проводники. В третьем танке, подбитом двумя снарядами, рванул боезапас и он пылал так, что было не подойти. Его экипажу уже никто не смог бы помочь.
Столпотворение у моста сразу начало разбегаться. Немцы увели технику за дорожное полотно и сделали перерыв на завтрак и анализ ситуации.
В семь утра, подтянув пехоту и артиллерию, немец пошёл на подавление батареи. Третья батарея отбивалась осколочными, что очень не нравилось врагу. Но так или иначе, танки, которым шрапнель не принесла никакого вреда, нашли проходы в гранитных глыбах островного рельефа и раздавили батарею. Вот получает ранение в голову и умирает на глазах однополчан младший лейтенант Захарченко. Да будет ему запорожская земля пухом! Ряды батарейцев неумолимо тают. Из 105 человек штата осталось с десяток.
Остервенев, немцы окружили и разгромили всё, что осталось после артобстрела.
