Донна Тартт - Щегол
Я думал, что вопрос риторический – ясно же, что ни один нормальный человек не захочет тащиться в нашу глухомань, но прошло как-то невероятно много времени, а он все смотрел на меня, как будто и вправду ждал ответа, поэтому в конце концов я неловко заморгал и ответил:
– Нет.
– Правильно, Теодор. Нет. Мне это очень не нравится. У нас с Юрко, уж поверь, есть дела и поинтереснее, чем полдня ловить такого дармоеда, как твой папаша. Поэтому, пожалуйста, окажи мне услугу и передай отцу, что мы с ним можем решить все по-джентльменски, если сядем с ним и обо всем договоримся.
– Договоритесь?
– Чтобы он вернул то, что задолжал. – Он улыбался, но сероватая кромка авиаторов делала его глаза какими-то жутковато зачехленными. – И я очень прошу тебя, Теодор, сделать это ради меня. Потому что, когда я вернусь сюда в следующий раз, то, поверь, буду совсем не таким любезным.
17Когда я вернулся в гостиную, Борис тихонько смотрел мультики с выключенным звуком и поглаживал Поппера, который, несмотря на все свои предыдущие переживания, теперь крепко спал у него на коленях.
– Нел-лепость, – бросил он.
Он так это произнес, что я и не сразу понял, что он говорит.
– Ага, – ответил я. – Говорил я тебе, он с чудиной.
Борис помотал головой и откинулся на спинку дивана.
– Да не про этого Леонарда Коэна в парике.
– Думаешь, это у него парик?
Он скорчил гримасу – да пофиг.
– Я и про него тоже, но вообще я говорил про того здоровенного украинца с металлической – как это у вас называется?
– С бейсбольной битой.
– Это так, показуха, – презрительно сказал он. – Этот урод тебя просто напугать хотел.
– Откуда ты знаешь, что он украинец?
Он пожал плечами:
– Оттуда. В США таких татух ни у кого нет, украинский гражданин, без вопросов. И он понял, что я оттуда, едва я рот открыл.
Прошло какое-то время, прежде чем я осознал, что сижу, уставившись в одну точку. Борис переложил Попчика на диван, так нежно, что пес даже не проснулся.
– Не хочешь свалить отсюда ненадолго?
– Господи, – я вдруг затряс головой – на меня только что, отсроченной реакцией, обрушился весь смысл этого визита, – блин, вот бы отец был дома. Знаешь, что? Как же я хочу, чтобы этот мужик его отпиздил. Правда хочу. Он это заслужил.
Борис пнул меня по лодыжке. Ноги у него были черные от грязи, а ногти – спасибо Котку – еще и были накрашены черным лаком.
– Знаешь, что я вчера ел? – общительно сказал он. – Два батончика “Нестле” и пепси. – Все шоколадные батончики Борис называл батончиками “Нестле”, а всю газировку – пепси. – А знаешь, что я сегодня ел? – Он скруглил большой и указательный пальцы. – Ноль.
– И я. От этой штуки есть не хочется.
– Да, но мне надо что-то поесть. Желудок… – он скривился.
– Хочешь блинчиков?
– Да, что угодно, неважно. Деньги есть?
– Сейчас поищу.
– Давай. У меня есть, наверное, долларов пять.
Пока Борис рыскал в поисках ботинок и рубашки, я поплескал в лицо водой, проверил зрачки, оглядел синяк на челюсти, заново застегнул криво застегнутую рубашку, а потом выгулял Попчика и немножко покидал ему теннисный мячик, потому что его давно уже не водили гулять на поводке и я знал, что он хочет размяться. Когда мы с ним вернулись, Борис, уже одевшись, сидел внизу; мы быстро обшарили гостиную, хохоча, отпуская шуточки, выцеживая десятицентовики и четвертаки, раздумывая, куда бы податься и как туда попасть побыстрее, как вдруг увидели, что Ксандра вошла в дом и встала на пороге с очень странным выражением лица.
Мы сразу замолкли и продолжили сортировать мелочь в полном молчании. Обычно Ксандра в это время домой не приходила, но смены у нее вечно менялись, и мы уже так несколько раз с ней сталкивались. Но тут она неуверенным голосом позвала меня по имени.
Мы перестали считать мелочь. Обычно Ксандра звала меня “малый” или “эй, ты”, да по-всякому, но Тео – никогда. Я заметил, что она так и была в рабочей униформе.
– Твой отец попал в аварию, – сказала она так, будто рассказывала это Борису, а не мне.
– Где? – спросил я.
– Часа два назад. Мне на работу из больницы позвонили.
Мы с Борисом переглянулись.
– Ого, – сказал я. – Что случилось? Машину угробил?
– У него алкоголь в крови был 3,9 промилле.
Эта цифра – в отличие от информации о том, что он пил – мне ничего не говорила.
– Ничего себе, – сказал я, засовывая мелочь в карман. – И когда его выпишут?
Она тупо посмотрела на меня:
– Выпишут?
– Ну, из больницы.
Она быстро-быстро замотала головой, поискала взглядом стул, нашла, села.
– Ты не понял. – Лицо у нее было чужое, пустое. – Он погиб. Умер.
18Следующие часов шесть-семь прошли как в тумане. Пришли какие-то друзья Ксандры, ее лучшая подружка Кортни, коллега Джанет, еще Стюарт с Лизой, семейная пара, которая была получше и понормальнее всех, кого Ксандра обычно приводила домой. Борис щедро выставил остатки Коткиной травы, и его жест оценили все присутствующие, потом, слава богу, кто-то (Кортни, что ли) заказал пиццу – не знаю даже, как она только уговорила “Доминос” доставить ее в нашу дыру, потому что мы с Борисом больше года их упрашивали – ныли, умоляли, используя все уловки и ухищрения, которые только могли выдумать.
Пока Джанет приобнимала Ксандру за плечи, а Лиза гладила ее по голове, Стюарт варил на кухне кофе, а Кортни скручивала косяки на журнальном столике – выходило у нее, кстати, не хуже, чем у Котку, – мы с Борисом тупо маячили где-то на заднем плане. С трудом верилось, что отец умер, когда сигареты его по-прежнему лежали на кухонной стойке, а старые белые кеды так и валялись возле задней двери. Судя по всему – все события были перемешаны, и мне приходилось в уме выстраивать их в нужном порядке – отец где-то часов около двух разбил “лексус” на шоссе, вырулив на встречную полосу и с размаху врезавшись в тягач с прицепом, который и убил его на месте (к счастью, не пострадали ни водитель тягача, ни пассажиры машины, которая въехала грузовику в зад, водитель машины только ногу сломал). То, что в крови у него нашли алкоголь, и было, и не было новостью – я давно подозревал, что отец снова начал пить, хоть и ни разу его за этим не заставал, но Ксандру больше всего удивляло даже не то, какой он был пьяный (за рулем он сидел практически без сознания), а само место аварии – он выехал из Вегаса и ехал на запад, в сторону пустыни.
– Он бы мне сказал, он бы сказал мне, – печально повторяла она в ответ на какие-то расспросы Кортни, только с чего это она вдруг взяла, мрачно думал я, сидя на полу и закрыв глаза руками, что говорить правду – в духе моего отца?
