Анна Гавальда - Ян
Среди всего прочего.
Остальное расплывчато.
В какой-то момент Алис ушла укладывать девочек спать, а я не сдержался и спросил у хозяина, правда ли это. Правда ли та история, что они мне рассказали. О том, как они познакомились и все такое.
— Что, простите?
— Нет, ну… — забормотал я, — вы что… вы действительно заговорили с ней в тот вечер о ребенке? Прямо у дверей собственного дома? Будучи с ней едва знакомы?
Какой прекрасной улыбкой ответил он на мои слова. Он аж зажмурился, и каждый волосок в его бороде так и завился от удовольствия. Он пригладил бороду, наклонился вперед и по секрету тихонечко мне сказал:
— Но Ян… Мой юный друг… Конечно, я ее знал. Ведь с любимыми не знакомятся, их узнают. Разве вы этого не знали?
— Э-э-э… нет.
— Ну что ж, так знайте.
Он нахмурился и добавил, глядя на остатки вина в бокале:
— Понимаете… когда я встретил Алис, я… я был… совершенно больным человеком. Мне действительно было сорок пять лет, я на самом деле был холост и жил с родителями. Ну то есть… с мамой… Как вам объяснить? Вы случайно не игрок?
— Что, простите?
— Я говорю не о «желтом карлике» или «русском банке» [54], я о страдании, о зависимости. Об Игре на деньги и с большой буквы: о казино, о покере, о скачках…
— Нет.
— Тогда я сомневаюсь, что вы сможете меня понять…
Он поставил бокал на стол и продолжил, больше не глядя мне в глаза:
— Я был… охотником… Скорее, собакой… Да, именно так, собакой… Охотничьим псом… Вечно озабоченный, все время на стреме, томящийся, скребущийся, роющий землю… Одержимый стремлением найти, выследить, принести… Вы даже не представляете, кем я был, Ян, вернее сказать, чем я был… Нет, вам этого не понять… Я мог преодолевать тысячи километров одним махом, без сна, мог обходиться без еды и не писать целыми днями… Мог пересечь всю Европу просто по наитию, в поисках какого-нибудь клейма, подписи, в смутной надежде обнаружить, быть может, этакий изгиб или в какой-то особой манере нарисованные облака… Убежденность в том, что где-то там, будь то в Польше, в Антверпене или Вьерзоне, да где угодно, можно откопать некую ценную лакированную вещицу, стоит только вскрыть подвесной потолок или приподнять матрас. Проделать не одну тысячу километров и с первого взгляда осознать, что промахнулся и что нужно скорее! ехать дальше! — потому что и так уже потратил слишком много времени и рискую теперь упустить другую возможность, так что медлить нельзя ни минуты!
Молчание.
— Я от этого терял и покой, и сон, и человеческий облик, и сознание… Говорят, у охотников привкус крови во рту, я же, когда сжимал зубы, чувствовал, что пережевываю пыль аукционных залов, пахнущую воском, лаком, коврами, старой волосяной набивкой. Пахнущую потом, страхами, тихим бздением перед сильным поносом, зловонным дыханием всех этих чокнутых стариков, которые из-за пятнышка ржавчины готовы стать на дыбы, тогда как до собственных гниющих зубов им нет никакого дела… да, меня постоянно преследовала вонь дизельных выхлопов грузовиков, запахи быстро пересчитываемых и быстро зарабатываемых купюр, домов в трауре, воюющих наследников, хосписов у черта на куличиках и полуразрушенных замков… тоскливых развалин, растаскиваемых на куски… запах смерти, витавший вокруг некоторых особняков, некоторых знакомых мне любителей и некоторых коллекционеров, которые, как мне было известно, знали меня. Возгласы аукциониста, приглушенный стук молотка, продажи с торгов, объявления о смерти, записанные в ежедневник, тайны, которые порой открывают, стряхивая пепел с сигар, курьерская комната дома Друо, часы жизни, проведенные в конторах старых провинциальных нотариусов, чтение «Газет» прямо за рулем, чтобы сэкономить время, постоянная борьба с перевозчиками, экспертная мафия, самолеты, ярмарки, биеннале… Не знаю, Ян, читали ли вы в детстве книжки про трапперов, браконьеров и индейских охотников. Все эти фантастические рассказы про охоту, преследования, сафари… Ахав с его кашалотом[55], Хьюстон с его слонами[56], Эйхман[57] с его евреями… Вы это читали?
— Нет.
— Все они… Все они были совершенно больные люди… Совсем как я.
Он улыбнулся и снова поднял на меня глаза.
Долив нам еще немного вина, которое мы уже не столько пили, сколько потягивали, он продолжил:
— Мой прадед занимался торговлей, мой дед занимался торговлей, так же, как и мой дядя, и мой отец, и его отпрыск вслед за ним. Моисеевы ищейки, гончие псы! (Смеется.) Знаете, почему мой дядя вернулся из лагерей? Потому что хотел привезти своей невесте пепельницу из богемского хрусталя. Он с трудом мог ее поднять и вскоре умер, но вернулся с ней! Так вот, когда я встретил Алис, я тоже был таким. Похожим на привидение, бесплотным духом с мертвым, неподвижным взглядом, который несмотря ни на что приносил, черт побери, неплохой товар! И никогда не возвращался с пустыми руками!
Он замолчал. Надолго.
— И что потом? — рискнул я в надежде на продолжение.
— Потом? Да ничего… Потом я встретил Алис.
Насмешливая улыбка.
— Да ладно, сосед, чего уж там… Не делайте такое невинное лицо. Я же вам сказал, у меня глаз наметанный. Я вижу насквозь. И я видел, как вы смотрели на нее давеча на лестничной площадке, когда она стояла у меня за спиной, я видел ваш взгляд! Честное слово, ну что я могу вам о ней рассказать такого, что бы вам в ней уже не нравилось?
Он задал мне этот вопрос таким спокойным, ласковым голосом, а я кусал губы, чтобы снова не зареветь.
Из-за пергатских менгиров, сильных приливов, моего ножа «Опинель» и всего прочего.
Удручающе.
К счастью, возможно, из деликатности он снова взялся паясничать:
— Знаете, это была непростая задача — подобрать панталоны, которые пришлись бы по вкусу моей матушке! Утягивающее трико — ее навязчивая идея, помню, как сейчас. Так что у меня было достаточно времени, чтобы тайком понаблюдать за этой девушкой — танцовщицей, как я догадался, — которая изучала все более и более соблазнительные комплекты белья, сравнивая их и хмуря брови так, словно выбирала боеприпасы. Меня заинтриговала ее серьезность, да и потом ее шея меня… мне… ее шея, ее осанка, ее походка… Конечно, в конце концов она почувствовала мой взгляд. Она подняла голову, посмотрела на меня, на мою маму, снова на меня, ласково нам улыбнулась и спешно положила назад свои кружевные штучки, чтобы нас не шокировать. И вот тут, Ян, вот тут, в это мгновенье я умер и заново родился. Как будто простое выражение, ведь так? Словно я приукрашиваю, но я вам говорю, так как вы в состоянии меня понять и я уже к вам привязался, что это чистая правда. Выкл./Вкл. За долю секунды я успел полностью отключиться/ включиться.
