Елена Лобачева - Хроники Птеродактиля
«Потаскуха» оказалась женой. Судя по дальнейшим событиям — любимой женой.
— Девушка, на чужих мужей так не смотрят, — съехидничала «потаскуха», разглядывая Карину. — Да ты проглотишь его. Оставь мне нижнюю часть, остальное глотай.
Карина хотела метнуться куда-нибудь, но узость лестницы только прижала ее к Саше, обдав запахом чистоты и силы и еще не знакомого ей богатства.
«Хочу его и только его», — эти слова толчками давили виски.
На две недели клуб стал ее средой обитания. К Карине привыкли. Саша стал приветственно кивать. Мешала жена. «Ничего, я ее выдавлю из нашей с ним жизни. Я умная, я хитрая, я сильная. А она слабая. Слабая тем, что он ее любит. Просто так, как котенка».
Первая близость походила на отрепетированный водевиль. Карина стонала и дергалась, изображая оргазм. Он верил и старался. Потом читал стихи. Свои и классиков, ничуть не смущаясь соседства.
— Ты станешь отцом, — Карина в упор смотрела на Сашину переносицу: след от очков превратился в морщину. Очень глубокую морщину. «Сейчас многие носят линзы», — почему-то подумала Карина, выжидая ответ на свое заявление.
— Ты уверена? Это точно?
«Ерзает, как трусливый кролик. Фу, противно. Ничего, перетерплю».
— Да, уверена. Была у врача.
В загсе не хотели сокращать срок ожидания. Помогла Настя. Что уж она нашептала и что пообещала — молчит. Только срок сократили до трех недель. А это позволяло практически скрыть беременность Карины.
Калейдоскоп картинок, из которых сложилась жизнь, Карина просматривала длинными вечерами. Эти вечера она неподвижно высиживала в Сашиной комнате. «Я заслужила отдых, я заслужила покой, я заслужила счастье. У меня еще будет счастье. Я найду свое счастье…» — неотвязно крутилось в ее голове.
И раньше были попытки этих поисков счастья. Однажды подвернулся Борис. Случайно. Разговорились в аэропорту, ожидая посадки на чартерный рейс.
— Вы локоть запачкали. Не здесь, выше, сударыня, еще выше, — обратился к ней незнакомец.
Карина вздрогнула при слове «сударыня», вспомнив Сашину привычку обращаться к ней так в минуты расслабленности или меланхолии.
Попутчик, поняв, что до локтя ей не достать, вытащил носовой платок и принялся сосредоточенно оттирать злополучное пятно.
Карину позабавила ситуация. Она представилась, спросила имя у попутчика, несколько раз задела подбородком в такт оттиранию его светлые волосы, из-под которых толчками поглядывали на Карину впалые, подчеркнутые усталыми кругами, глаза.
Борис суетился, краснел, терялся, невпопад говорил и невпопад замолкал. Карина снисходительно улыбалась, рассказывая о малозначительных мелочах. Внимание Бориса льстило и успокаивало. Захотелось встретиться с ним еще.
Шло время. После смерти Саши Карина обыденно смотрела на эти отношения. «Приодеть бы его. Опять откажется от „подачки“. Дурачок. В нашем возрасте не до рыцарских предрассудков», — Карине казалось, что она чувствует угнетенность Бориса из-за невозможности блеснуть щедрым жестом. Тем теплее и ближе воспринимала она встречи, становившиеся все привычнее и привычнее.
«Милая, — думал Саша, — я тебя понимаю. Не обреку тебя на одиночество. Только сделаю так, чтобы уберечь от урода, который, — и я вижу отсюда, — нацелил на тебя извращенную утробу. На тебя, на твою искренность и самоотверженность. Я видел все это в тебе и берег, но так редко говорил о твоем драгоценном даре. О сущности твоей, наполненной добром и любовью. Ты не похожа на других. Многие в твоем окружении как тухлое яйцо в раскрашенной скорлупе. Ты же часто только эту скорлупу и видишь. Думаешь, что человек — продолжение такой же яркой обертки. Нет, дорогая. Ты по себе судишь.
Скверно мы жили с тобой. Судачили родственники: что они мучаются? А видели эти родственники одну шелуху. Сними шелуху эту — и брызнет теплым молоком та незаметная для других любовь, привязавшая нас друг к другу.
Слышишь, милая, он звонит тебе. Прости, дорогая, за проводок этот. Не могу допустить тебя к этому уроду. Новая судьба уже на подходе. Подожди чуть-чуть. А пока — споткнись тихонько об этот шнур. Так, так… ну не ругайся ты как сапожник. Потерпи».
— Ну что я за корова! — Карина, прихрамывая, растирала локоть. — Точно, Борис звонит. Не везет.
Стоя у зеркала, Карина незлобно усмехнулась. Синяк начинал наливаться и к субботе должен проявиться во всей красе. Не судьба… опять не судьба. Домашняя неустроенность раздражала, хотелось прибиться к какому-то месту.
«Значит, не судьба», — мысленно произнесла Карина уже поздно вечером, вытаскивая из духовки второй пирог. Большой, на весь противень. С вишней.
— Не выпить ли мне чаю? — вслух спросила себя Карина.
С хорошим настроением положила себе на тарелку: кусок яблочного пирога, кусок пирога с вишней и половинку эклера.
Налив чай, Карина приоткрыла балконную дверь. Стемнело. Лунный диск был ярким и крупным. Карина рассматривала видимые рельефы. Воспоминания снова увели ее в прошлое.
— Каин Авеля убил, — как-то, глядя на Луну, произнесла она вслух.
Саша повернул голову.
— А знаешь, Карин, Луна — удивительная штука.
— Поподробнее, пожалуйста.
— Как прикажете, сударыня. Вот вам несколько пунктов ее удивительности. Пункт первый: Луна повернута к Земле одной и той же стороной всегда, потому что вращается вокруг оси точь-в-точь как Луна вокруг Земли.
— Пункт второй?
— Пункт второй. Мы с Луной — двойная система. Нет больше в Солнечной системе такого.
— Пункт третий?
— Пункт третий. Во время солнечного затмения диск Луны точно ложится на диск Солнца и закрывает его, оставляя лишь солнечную корону.
— Для чего?
— Наверно, для того, чтобы люди поразмыслили о природе. Слушай дальше. Пункт четвертый. Во время одной американской экспедиции был установлен на Луне сейсмограф. Космонавты стартовали, а разгонный блок упал обратно на Луну.
— Ну и что?
— А то, что сейсмограф регистрировал колебания лунной поверхности после падения разгонного блока еще целых двадцать минут!
— Ну и что?
— Да тьфу на тебя! Такое может быть только в том случае, если Луна внутри пустая.
— Да ладно. Давай еще что-нибудь. — Карина любовалась Сашиным куражом: «Как же он хорош, когда трезвый».
— Так, слушай. Пункт пятый. На Луне нет атмосферы. Но у самой поверхности есть тонкий слой криптона. Это очень редкий в природе инертный газ. Пункт шестой. У Луны есть свойства вулканической деятельности. Я про газовые выбросы говорю. Пункт седьмой. Мы всё ищем источники энергии. А там есть «Гелий-3».
— Ну, нагородил. И что? Какой же вывод?
— А вывод такой. Все, что я вам, сударыня, доложил, наводит на мысль: внутри Луны что-то есть… или кто-то.
«Саша, Саша. Мне не хватает тебя, милый ты мой. Кто может с тобой соперничать? Никто».
Глава 9. Правило красного щита
Саша впитывал мысли Карины и, откликаясь на них, рассуждал: «Что мы знаем о жизни? Что мы знаем о смерти? Кое-кто собирает факты, рисует Мир. Двусторонний. Тот и этот. Забывая, что между мирами есть непроходимая грань, дающая уникальный шанс эту грань не заметить».
Я люблю наблюдать за рассуждениями.
Как-то встретил Рюрика с братьями. Потолковать с ними всегда интересно, — все-таки Русь соблаговолили возглавить и род свой тем увековечили на многие царствования. Сначала они обсуждали «Правило красного щита». Это, когда норманны поднимали красный щит (для прекращения драки, наверно) и вели торговлю. Потом опускали его и начинали грабить тех, с кем только что торговали. Потом обсуждение перешло в назидание. Таким, как я. В «назиданиях» преуспел младший Рюрик. Забавно было наблюдать за тем восторгом, с которым внимал ему Саша. С непривычки, видать.
А Рюрик-то разошелся:
— Враг рода человеческого со времен сотворения мира был недоволен творением человека. Выбрал соблазнительный довод: добр и щедр — значит, глуп и наивен. Попросту дурак. Зачем дураку райское существование? И так, доказывая бессмысленность рода человеческого, рыскал по временам и народам через тайные общества, масонские ложи, да и просто бытовые неурядицы, цокая языком и устраивая коварные испытания и соблазны. Каждый раз, убеждая и убеждаясь в душевной хилости человека, его тяге к предательству и продажности. Как же трудно очистить и вытащить на Свет Божий то доброе зерно и созидательное начало, которое в скорлупе скверны спрятано в каждом из нас, — горячился Рюрик.
Саша не оробел. Считай, разговор поддержал:
— Я еще не допущен к тем вселенским высотам, где определяются основы мироздания. Я так, пока — поближе к Земле.
Юрий присвистнул, восхищаясь дерзостью новичка.
