Майкл ОДвайер - Утопая в беспредельном депрессняке
Альфред, отец Хелены, толстый и лысый, сидел, словно огромный беспомощный ребенок, которого втиснули между ручек инвалидного кресла, и потихоньку потел в своем шерстяном коконе облаком сигарного дыма. Его полуприкрытые глаза не мигая смотрели на огонь, горевший в камине. Он не обратил на Виски никакого внимания — разве что утробно ему рыгнул. Поднеся к розовым губам сигару, Альфред принялся сосать ее, пока кончик не разгорелся докрасна. Как будто он держал во рту кусок толстого запального шнура, по которому огонь подбирался к его пухлым щекам. Он выпустил колечко дыма безупречно круглой формы, а затем сквозь него другое, поменьше. Повисев в воздухе, колечки стали оседать и рассасываться. Альфред двинулся вперед и, проехав в кресле примерно фут, выпятил губы, с шумом втянул в себя оба колечка и проглотил их. Затем он вернулся на прежнее место, подмигнул Виски и опять спрятался под непроницаемой маской. Отходя от Альфреда, Виски заметил на полу перед колесами две накатанные полоски около фута длиной.
Виски надеялся, что хотя бы притулившаяся в уголке седая дама с утонченными манерами соизволит побеседовать с ним. Он уже начинал чувствовать себя в этом доме как совершенно посторонний человек. При его приближении Нана Мэгз подала ему костлявую веснушчатую руку для поцелуя и, когда он исполнил ее желание, робко хихикнула, прикрыв рот другой рукой. Виски сказал, что ему очень приятно познакомиться с ней, она покраснела и заморгала слезящимися глазами.
Завершив церемониал представления, Хелена устало опустилась на стул рядом с матерью. В комнату вошел, озираясь, Винсент и прошлепал к столу. Виски сидел напротив Винсента, между Хеленой и Наной Мэгз. Перестав быть центром внимания, Мэгз продолжила свой пасьяс, время от времени что-то бормоча.
— Сейчас подадут чай, — объявил Винсент.
— Подадут? — откликнулся Виски. — У вас есть служанка?
— Думаю, мистер Гудли предпочитает, чтобы его называли дворецким. На него возложены все домашние дела: кормежка, уборка, отправка малышек в детский сад, уход за прилегающей территорией. А сестра Макмерфи заботится об Альфреде и Маргарет. Мы вовсе не хотим, чтобы они умерли тут у нас на руках, правда, дорогая? — обратился он к Хелене. — Откровенно говоря, я пытался отправить их в дом для престарелых, пока тебя не было, но оказалось, что содержать их у нас — дешевле.
— Вы это выдумали, — сказал Виски.
— Ну что вы. Правда, я не настаивал на отправке, особенно после того, как узнал, во сколько это обойдется. И, в конце концов, с ними не так уж много хлопот, а у девочек должны быть дедушка с бабушкой, так что пусть себе поживут тут еще какое-то время.
— Ты — олицетворение благородства, Винсент, — фыркнула Хелена.
— Надеюсь.
Виски показалось, что Винсент почему-то старается выглядеть хуже, чем он есть. Тут Чокнутая Нана Мэгз пихнула его в ребра своим острым локотком, и он вопросительно посмотрел на нее. Она кивнула на карты, выложенные на столе четырьмя ровными рядами, удовлетворенно потирая руки.
— Мне удается это сегодня уже в четвертый раз, — заявила она, страшно довольная собой. — Неплохо для моего возраста, вы не находите?
Виски посмотрел на карты. Они были разложены аккуратно, но никакого порядка в них не просматривалось — ни чередования красных и черных мастей, ни последовательности по старшинству. Полная бессмыслица. Однако старушка была счастлива, и что тут можно было против этого возразить.
— Блестяще, — сказал он.
— Что вы говорите?
— Я говорю, блестяще.
— Спасибо.
— За что?
— А?
— Вот хрен, она глухая? — шепотом спросил Виски у Хелены, но та была занята выяснением отношений с Винсентом и не слышаяа его — или слышала, но не сочла нужным отвечать.
— Как твое имя, сынок? — спросила Мэгз.
— Джонни Уокер.
— Нет, благодарю. Вот чай я бы выпила.
— Это меня зовут так — Джонни Уокер.
— Да нет. Все знают, что я в жизни не взяла в рот ни капли. А раз чего-то не пробовал, то, значит, можешь без этого обойтись, согласен?
Виски начал подозревать, что старушка слушает его вполуха, а то, что с грехом пополам слышит, не понимает. Он подумал, что она вполне могла бы вести беседу сама с собой, если задать ей тему.
Нана Мэгз перетасовала колоду и стала раскладывать карты по кругу. Выложив двенадцать штук, она положила одну карту в центре, затем снова по кругу, и так всю колоду. Последнюю карту она положила в центре, рубашкой вниз.
— «Часы», — пояснила она.
— «…и каждый ехал на осле», — подхватил Виски, решив, что уж лучше разговаривать с ней, чем слушать свистящий шепот из угла, где Хелена разбиралась с Винсентом.
— Согласна, но не во всем. Немцам всегда не хватато чувства юмора. Французы еще хуже, с их лягушачьими лапками, улитками и революциями. Мерзость. Правда, женщинам в революцию жилось неплохо, а мужчины просто теряли головы. Буквально, если ты понимаешь, что я имею в виду. Ага! Туз! — Мэгз подхватила туза вместе с бубновой пятеркой и отложила их в сторону.
— Пока тузили друг друга? — Виски начал входить во вкус.
— Да. дурачок. Нас всех ждет беспросветное будущее. Нужно осознать этот факт и смириться с ним. Это самое лучшее, так я считаю. Ловец душ доберется до всех и каждого. Дело в том, что он в сговоре с правительством. Тайные фракции, красные флаги. Совершенно секретно. Не говори ни одной живой душе. Иначе — пропал. Налоговая служба, перепись населения, трансляции по «ящику» — все работает на него. Там есть свой департамент по особым делам. Именно поэтому политики не говорят того, что думают. Хотят запудрить ему мозги. Никому из них нельзя доверять. Добравшись до власти, они уясняют, что все в его руках, пугаются и опускают руки, придурки.
— Так им и надо. Все равно от них никакого толку.
— Кому?
— Электорату.
— Сожалею, но я с ней не знакома. Новая служанка? Я знаю только Электру Чемберлен. Это ее родственница?… Хмм. Что же мне теперь делать? Так ты — родственник Электры Чемберлен? Странно. Совсем на нее не похож. Впрочем, она давно на том свете.
— Я, пожалуй, пойду побеседую с Альфредом.
— Салфетки? Конечно, есть. Спроси у Гудли.
Виски поднялся, принеся сидящим за столом свои извинения, однако никто не обратил на него ни малейшего внимания.
Он уже направился к Альфреду, когда дверь в дальнем конце гостиной отворилась и вошел сморщенный старичок, похожий на мятый клочок газеты. В руках у него был поднос, на котором дребезжали чашки и блюдца из тонкого фарфора, заварной чайник и сахарница, — все предметы сервиза были с трещинами и выщерблинами. Сутулая и скособоченная фигура с острыми выпирающими костями и черепом, обтянутым кожей, оказалась, несмотря на свою худобу, достаточно энергичной, чтобы проворно донести поднос до стола, где сидели Хелена, Мэгз и Винсент. Рассыпанные по плечам седые с желтизной волосы и бахрома мешковатого, обтрепанного черного костюма трепетали в такт шагам старичка.
— Чай подан! — провозгласил он раскатистым басом, который можно было бы, наверное, услышать даже в самом дальнем конце римского амфитеатра, заполненного вопящими кровожадными зрителями.
При этом звуке Хелена едва не упала со стула, но вовремя опомнилась и вернулась к перепалке с Винсентом.
Виски сделал глубокий вдох, чтобы прийти в се бя — у него заложило уши, — и заметил, что ни на кого из присутствующих трубный глас не произвел никакого впечатления. Очевидно, эго было в порядке вещей.
Мистер Гудли поставил поднос на столик рядом с разложенным пасьянсом Наны Мэгз. Взяв в руки чайник, он громко чихнул и, слегка отвернувшись, потер одной рукой нос, не переставая в то же время разливать чай. Закончив это занятие, он молча выплыл из комнаты, как кладбищенская тень.
Виски уселся на пол рядом с Альфредом, полный решимости поговорить хотя бы раз с кем-нибудь из обитателей дома, прежде чем верный «фольксваген» унесет его со всей возможной скоростью прочь от этого места.
— Добрый вечер, Альфред, — произнес он. — Как прошел день? У вас очаровательная жена — такие встречаются одна на миллион.
— Свет, — кивнул Альфред.
— Кто?
— Вот идиот. Слушай внимательно. Я никогда ничего не повторяю дважды, а это важно. — Альфред отхлебнул виски из своего стакана, икнул и продолжил: — Является ли свет самым быстрым, что есть во Вселенной? Нет. Да. Возможно, вероятно, допустимо. Кто знает? Все зависит от обстоятельств. Нам ничего не известно. Сто восемьдесят шесть тысяч миль в секунду. Правильно? Что-то около того. Во всяком случае, очень быстро. А есть скорость больше? Больше того, о чем ты спрашиваешь. Больше скорости света. Вот в чем дело. Обратите внимание, юноша, свет движется быстрее скорости света. Земля вращается, что несомненно, и одновременно перемещается в космическом пространстве вместе с Солнцем, всей Солнечной системой и всей Галактикой. Таким образом, если свет от нашего Солнца движется со скоростью сто восемьдесят шесть тысяч миль в секунду, то нам надо прибавить к этому скорость перемещения Солнечной системы и Галактики. Даже если бы они проделывали всего один фут в час, то солнечный свет двигался бы со скоростью света плюс один фут в час — то есть быстрее скорости света. Разумеется, Вселенная может перемещаться и со скоростью, равной скорости света, или даже быстрее, а это значит, что скорость света может быть какой угодно. Но заметь, если бы ты был частичкой света, то тебе казалось бы, что все в мире движется, кроме тебя, и тогда у тебя не возникало бы вопросов, почему планеты движутся так быстро. Дело в том, что все относительно. То, что кажется странным одному, может быть разумным с точки зрения другого. Уловил, в чем тут суть? Вот и хорошо.
