Эльмира Нетесова - Колымское эхо
— Настя, ты с поселка или в него навострилась? — отвлекала Варя бабку.
— Кой черт! Обещали мне, как колымчанке пенсию повысить. Я целых два месяца ждала и не выдержала, сама поперлась. И требую, как полагается:
— Где моя пенсия? У кого ее из-под хвоста вырвать? Отдавайте сами добром, пока я вас не достала. Ну, скажу тебе шухер подняли на весь свет. Брехали про прибавку, а сами по десятке добавили. Ну, я тут все им высказала! Во, кровопийцы! Даже с нашими копейками не расстанутся. Десятку суют в нос и гонят меня в шею. Так я им за такое обращенье все столы раком поставила. В другой раз пригрозила самих кверху жопой вздернуть.
— А мне сказали, что эта прибавка особая, только коренным колымчанам, кто не меньше двадцати лет тут прожил безвыездно,— сказала Варвара.
— Чего? Задохнутся пыль жопой ловить. Ишь шустрые! Мы что, просились сюда, иху мать! Да я им за такое все на свете вырву! Один уже был такой. Мы и его пережили, всех не постреляешь. А кто живой останется, тот за жабры словит. Так вот я ту десятку им на похороны отдала. Пусть веселятся за мой счет. Они за это обещали меня в КГБ всунуть. Ну а я ответила, что поздно взялись пугать. Я уж всего отбоялась. Послала их всех, куда меня папашка по бухой посылал и спросила:
— Если мало, добавлю! Но с такой прибавкой ко мне не подходите! Я и вас вместе со Сталиным в заднице видела. Если даете, то разжимайте ладонь.
— А они говорят, что Сталин нас облагодетельствовал,— оглянулась на Бондарева. Тот, то бледнел, то краснел. Он понимал, в чей огород летят камни.
— Жаль, меня тогда не было. Я бы им полную глотку этой благодарностью напихала. Сдохнуть мы и без его помощи могли. А вот выжить никто не подсобил, чтоб они задохнулись.
— Да успокойся, Настя! Что нам до них? Мы, как бы там ни было, живем без их помощи!
— Ага! Знаешь, чего эти изверги предложили мне? Чтоб я в сторожа согласилась на полставки к ним пойти. Во, размечтались! Как работать, так целый день, а получать только половину. У них сторожей не хватает. Платите как надо, сыщете. А то ишь, умные! Это они мне доброе сделать хотят. Да я и на свою пенсию проживу. Уж как бы ни было, побираться к ним не хожу. Сама себя обеспечиваю. Они мне за все годы ни одного ремонта не сделали. Только обещают все. Заботятся о нас. Вот попробовали б они с наше победовать. А то приехали на все готовое.
— Но вы тоже не в землянке жили, когда сюда приехали? — встрял Бондарев.
— А ты, суслик сушеный, помолчи! Мы, когда нас сюда пригнали, вообще в болотине жили. Четверо детей, да мы с мужиком. Пожрать нечего было, под детей стелить нечего. Мох надерешь днем, а вечером на него ложимся. Одну клюкву ели. А от нее кроме поноса, ни черта. Хлеба как дадут, не знаешь, что с ним делать. Одному ребенку не хватало. От лихорадки и дизентерии всякий день детва помирала. А что сделаешь. Ну, грибов подсоберешь, ягод, мужики рыбы наловят. А уж если повезет оленя убить, это ж целый праздник. Сами даже не нюхали, все детям отдавали, в них вся забота и боль. Сами терпели, как могли. А куда денешься!
— А где же муж ваш? — выставил нос Бондарев.
— От туберкулеза помер. Лечить было некому. Он на руднике золото добывал с другими мужиками. Потом старший за ним потянулся. Все ж заработки лучше, чем на трассе, но и их не хватало. Меня на промывщицы определили, золото мыть. Через полгода самый младшенький помер. Сырости не выдержал. В землянке все чахоткой переболели.
— А чего дом не поставили?
— Да кто б дал? Мы ж подконвойные. А бараки хуже землянок. Это ради детей нам разрешили в них жить. В бараках пачками помирали. На здоровье никто не смотрел. Шевелишься, значит, вкалывай. А коли застоялся, получишь прикладом по горбу. Большой иль маленький, на это не смотрели. Хлеб даром жрать не давали никому. Только на праздники порцию увеличивали.
— С кем же младшие дети оставались?
— С нами были, куда их денешь. Так все. У нас детсадов не было, больниц тоже. Бабы рожали в болотинах. Какая успеет до землянки доползти, считай, повезло. Пару дней отлежалась и снова на работу. А коли помер человек, хоронили наспех. Уж, какие проводы, помянуть некогда. К вечеру забывали, что кого-то не стало.
— И сколько вы так мучились?
— До самой смерти Сталина. Тогда уже казалось, что просвета не будет. Но, тут всякие комиссии понаехали. Давай каждого записывать. Про все спрашивали. Ну и многих в то время повыкинули. Кого куда. Иные уже не хотели с места срываться. Ну, вот мне к примеру. Мужик и двое детей тут остались. Куда двинусь? А за могилами кто досмотрит? Ну, порасселили всех. Кого куда определили. Иные зоны позакрывали. На их место людей впихнули. Все ж под крышей. Там уж всяк свое жилье сколачивал. Уже в шею не колотили. Выходные стали давать. С харчами полегчало. Власть переменилась. Но все ненадолго.
— Это ж Хрущев пришел?
— Да нам зачем их помнить? Мне политика до задницы. Помню, что людей пачками с зоны вывозили. Видать, потому что кормить стало невмоготу. А нам деваться некуда. Мальчишек моих вскоре в армию отправили, на службу. Они как уехали, так и по эту пору не вертаются. Ни одной весточки от них, все неграмотные как пеньки пооставались. Так и не знаю, где они и что с ними,— вздохнула Настя.
— Давно одна живешь?
— Почитай, всю жизнь. Уже вовсе озверела. Не подмочь, не словом перекинуться не с кем. Что сыч в дупле живу,— пожаловалась баба.
— А искала детей?
— Конечно. Да без проку. Сюда что попало, то пропало. И их послали не дальше Колымы. Она не маленькая. Попробуй, сыщи.
— Ох-х, Настя, как же живешь одна. А вдруг заболеешь? Кто поможет? — пожалел бабу Иванов.
— Да мы уже привычные ко всему. Колымчане — народ не разбалованный. Нам некогда забываться. Худо ли, бедно ли, сами везде справляемся. Такую долю Сталин подарил.
— А чего в свою деревню не вернетесь?
— Нету там никого, заколоченная вся. Как стали налогами душить, народ убежал в город. Кому охота задарма в говне целыми днями ковыряться. И никого не сыщешь, чтоб вдвух жить, чтоб кто-то помог. От деревни, как черт от ладана, все бегут. Оно и понятно. Мужиков в городе не хватает. В деревню кто пойдет, всяк ищет, где полегче кусок заработать. Вон вашего кузнечика уговаривала, не поддался. Ему тоже особые условия подавай. А где их набраться? — ухмыльнулась баба грустно.
— Я, надысь Верку навестила. Та вовсе без мозгов живет. Все своего старого козлика ожидает, чтоб в город ее забрал. А глянула бы на себя в зеркало, дряхлая коза. От ней со страху мыши из хаты разбежались. Только и знай красится, полоумная карга. В доме ни корки хлеба. Ты занеси ей по пути. Как бы не хорохорилась, и она жрать хочет. Все ж своя кикимора. Все рассказывает, как во сне своего лешака видит. Ты б подкинула ей на ночь одного. Глядишь, веселее задышала баба.
— Ты тоже за хлебом пришла? — спросила Варвара.
— Если есть, дай буханку. Не откажусь.
Когда Настя ушла, Варя пригорюнилась.
— Вот и дети есть. Целых двое сынов. А толку ни от одного. Некому бабе помочь ни в чем. Го без хлеба, без дров сидит. В холоде и в го- поде. Ну, приду, помогу, надолго ли ей хватает? Кое-как до весны дотянуть. А дальше снова ждет. И сколько ей мучиться. Мальчишки, неведомо, живы иль нет. Если и живы, о матери совсем забыли. Всю память выморозила с них Колыма. Да и кого сюда потянет. Все от нее бегут.
— Оно и вам не мешало бы уехать отсюда. Ну, зачем мучаетесь, за что?
— У меня тут мать. Ее одну не брошу,— настырно твердила женщина.
— Варя, а разве для себя пожить не хочешь?
— Как это?
— Ну, в квартире, с удобствами, ни о чем не заботясь. Ведь для чего-то каждая из вас копит деньги. Вы их с собой на тот свет не заберете. Гам они не нужны. Так хоть здесь с толком примените. Купите квартиру, меблишку, заживете человеком. Может, замуж выйдете. А на могилу к матери приезжать можно. Главное, помнить ее в душе, как многие живут, не лишая себя элементарных удобств. Зачем же каждый день мордовать себя?
