Айрис Мердок - Ученик философа
— В конце концов, может, он был в отъезде.
— Я думаю, может быть, мне надо пойти к миссис Маккефри и сказать…
— Что сказать? Лучше ничего не говорить.
— Ты думала, мы сначала должны повидаться с Джоном Робертом, а потом с ней.
— Я думала, Джон Роберт придет сразу.
— И я. А еще тот витраж, что разбили камнем. Наверное, нам надо что-то сделать?
— Это была пивная банка, а не камень. Я слышала, как она упала. С окном все в порядке.
— Да, но оно треснуло, надо об этом кому-нибудь сказать. Как ты думаешь, может быть, Джон Роберт раздумывает?
— Нет, он, скорее всего, опять ушел с головой в свой философский труд и про все забыл.
— Я иногда думаю: а часто ли он вообще вспоминает, что мы живем на свете?
— Хэтти, милая, не расстраивайся так.
— Мне хочется, чтоб он наконец пришел, чтобы с этим покончить. Почему мы обязаны ждать тут? Мы что, рабыни?
— Может быть, он уехал в Лондон читать лекцию.
— Давай поедем в Лондон. Мы же собирались. Мы уже достаточно прождали.
— Мы столько ждали, что можно и еще немножко подождать. Ты же знаешь, мы не получим никакого удовольствия от Лондона, если сначала не повидаем Джона Роберта.
— Мы так себя накручиваем, делаем из мухи слона.
— С ним беда в том, что вообще всякое понятие размера теряется!
— Да, я понимаю, о чем ты. Как я ненавижу Эннистон. Мне так хочется жить в Лондоне. Давай скажем про это. Мы ведь могли бы снять квартиру, правда? Ты скажи ему.
— Хорошо.
— Нет, ты не скажешь, ты струсишь. О, ну зачем, зачем он нас сюда привез?
— Здесь его дом.
— Его дом в Калифорнии. О, как мне хочется обратно в Америку. Мы живем совершенно безумной жизнью. Тебе не приходит в голову по временам, что мы живем безумной жизнью?
— Да.
— Сколько еще нам так жить?
— Кто знает.
— Перлочка, мне иногда бывает так грустно… когда я ложусь спать… я чувствую себя как в школе… жду не дождусь, когда наконец забудусь… это как смерти ждать…
— Ну не говори глупостей, ты еще такая молодая, у тебя все есть, вот когда я была в твоем возрасте…
— Да-да, прости меня. Ты не обиделась?
— Хэтти, я сейчас в тебя чем-нибудь кину.
— Интересно, кто же разболтал насчет Тома.
— Он сам, конечно!
— Нет! Ты думаешь? Как бы там ни было, он ведь не может думать, что это мы.
— Нет.
— И еще, он же не может думать, что это ты впустила Джорджа, это ерунда! Что, в статье так было сказано? Я не помню.
— Что-то вроде этого.
— Это чепуха. Ему ведь не в чем нас винить, правда?
— Да.
— О, ну когда же он наконец придет!
— Вон он, — сказала Перл.
Был поздний вечер четверга, и она только что заметила из окна верхнего этажа, при свете уличных фонарей Форумного проезда объемистую фигуру, которую трудно было не узнать, — Джон Роберт шел по тропинке от задней калитки.
Девушки ждали его ежечасно и были готовы, но прибытие философа во плоти вызвало удивление и шок. Готовность выразилась в том, что они прибрали и вымыли дом, позаботились, чтобы философу было что есть и пить, а также надлежащим образом оделись и (что касается Хэтти) причесались. Перл не знала, стоит ли ей надеть униформу оперной служанки или храбро предстать в летнем платье в цветочек, чтобы не отличаться одеждой от хозяйки. Хэтти надела молодежный, но серьезный наряд — одно из школьных «воскресных» платьев, хорошеньких, но не элегантных, а волосы оставила заплетенными в косички. Вообще-то в тот момент, когда Перл заметила Джона Роберта, она как раз сняла с себя то самое платье в цветочек, собираясь принять ванну, — решила, что уже поздно и сегодня философ не придет. Она в панике натянула платье обратно, взъерошив аккуратно причесанные прямые темные волосы, и помчалась вниз по лестнице, застегиваясь на бегу. Хэтти, которая сидела в гостиной — туфли сброшены, одна косичка расплелась — и читала «I Promessi Sposi»[130], вскочила и принялась поправлять прическу, одновременно пытаясь всунуть голую ногу в туфлю, в то время как вторая куда-то делась.
Перл открыла как раз в тот момент, когда Джон Роберт подошел к двери. Он вошел, миновал ее, слегка хмурясь, и сразу направился в гостиную, где Хэтти, наклонясь, пыталась выудить вторую туфлю из-под кресла. Она попрыгала на одной ноге, обуваясь, потом встала, держа косичку в руке.
Джон Роберт уставился на нее, словно на невероятное видение, потом сказал:
— Не надо меня так бояться.
Перл закрыла дверь гостиной и приклеилась к ней снаружи.
Джон Роберт намеревался отложить визит в Слиппер-хаус, пока не спадет нервное возбуждение и не прояснится в голове. Однако так и не дождался этого и решил, что должен повидать Хэтти. Приняв это решение, он тут же понял, что ему сильнее, чем когда-либо, хочется быть с ней. Он сердился на девушек за то, что они каким-то образом «все это допустили», но, одержимый Джорджем, не обдумал, что именно они, по его мнению, сделали, и не спланировал, каким образом следует их допрашивать. Ему казалось, что просто быть вместе с Хэтти гораздо важнее, чем «потребовать объяснений» или «предпринять шаги». Но вид Хэтти, которая бессознательно пыталась казаться моложе, но поневоле выглядела ослепительно повзрослевшей, еще больше вывел его из равновесия.
— Я не боюсь, — ответила Хэтти и отбросила косичку на спину за плечо, а полузаплетенные волосы с другой стороны — за другое.
Она, конечно, боялась, но, когда дед предстал перед ней так внезапно, почувствовала быстрый прилив раздражения и независимости, так что в ее восклицании была доля правды.
Джон Роберт выбрал стул поустойчивей, избегая бамбукового кресла. Хэтти не села, но облокотилась о каминную полку, держа юбку подальше от газового пламени, которое зажгла, поскольку поздним вечером было прохладно.
— Осторожно, подожжешь платье, — сказал Джон Роберт, — И вообще, зачем тебе огонь в это время года?
Произнося это, он словно услышал голос своего отца.
Хэтти наклонилась, резким движением выключила огонь и вернулась в прежнюю позу.
Джон Роберт внезапно ощутил усталость и даже закрыл глаза.
Хэтти спросила:
— Хотите что-нибудь поесть, лимонаду, кофе или еще что-нибудь?
— Нет, спасибо. Хэтти…
— Да?
В этот момент, в эту краткую долю секунды оба почувствовали, что может случиться что угодно: например, Хэтти ринется к деду в объятия, плача, рыдая, а он будет гладить ее по голове и что-то нежно бормотать; но, конечно, это было невозможно.
Джон Роберт взял себя в руки и сказал:
— Послушай, что тут произошло той ночью? В «Газетт» была очень неприятная заметка. Надеюсь, вы ее не видели.
— Видели, — ответила Хэтти.
— И что же вы сделали?
— Ничего. Что мы должны были сделать? Мы сидели несколько дней и ждали, пока вы придете!
Джон Роберт не собирался спрашивать: «Что вы сделали?» — и даже не мог понять, почему задал этот вопрос. Его потребность допросить девушек слегка утихла даже за последние несколько часов, потому что ему начало казаться, что он разделался с Джорджем и Томом, словно убил их обоих. Когда он шел сюда, у него не было четкого намерения провести расследование, но теперь, конечно, он понял, что обязан это сделать, и прежний неутоленный гнев начал разгораться вновь.
Он сказал:
— Я имел в виду… то, что написано в газете, — это правда?
— Конечно нет! Это ужасные, гадкие выдумки, мы очень расстроились!
— Значит, Джорджа Маккефри не было в этом доме?
— Ну, был, но…
— Так значит, это правда, по крайней мере частично?
— Да, но…
— Ты видела другую статью, в «Пловце»?
— Нет.
— Ты приглашала Джорджа и Тома Маккефри в этот дом?
— Нет!
— Тогда почему Джордж оказался здесь?
— Не знаю…
— Перл его впустила?
— Нет… Перл вышла, но заперла дверь, все двери были заперты…
— Перл вышла и оставила тебя одну?
— Нет, то есть да, я ее попросила пойти…
— Куда?
— Поискать Тома Маккефри.
— Ты послала Перл искать Тома Маккефри? Значит, ты его сюда все-таки приглашала?
— Нет, совсем не так… я имею в виду… я хотела… Я не верила, что это он все устроил нам… нам назло…
— Он все это устроил вам назло?
— Нет, я сказала, что он этого не делал…
— Значит, Перл впустила Джорджа, а потом пошла искать Тома?
— Нет-нет… Я не знаю, как Джордж попал в дом, дверь была заперта…
— Этого не может быть. Когда Джордж был здесь — вы были наедине?
— Да, но только…
— Что-нибудь… что-нибудь… произошло?
Хэтти побагровела.
— Нет! Ничего не произошло! Он вошел, и я сразу же открыла ставни, чтобы все увидели…
— Все? Твои приятели в саду? Том Маккефри?
— Ну, все… я думала…
