Дин Кунц - Эшли Белл
«Хонды» нигде не было видно, и Биби перешла на бег.
Потоки крови, разгоняемые быстро стучащим в груди сердцем, прояснили ее сознание. Пока глаза лихорадочно искали машину, в голову пришла очередная мысль: быть может, ее врагов не так уж много и они не настолько коварны, как она прежде себе представляла. В мотеле ей мог почудиться стук в дверь, ведь, открыв ее, она не столкнулась снаружи ни с какой угрозой.
Если чернильные привидения не были настоящими, они вполне могли оказаться галлюцинацией. Такой уровень самообмана уже может свидетельствовать о серьезных проблемах. В конце концов, недавно она сама себя предала, когда вырезала из книги и сожгла в раковине ванной комнаты мотеля страницы произведений О’Коннор, Уайлдера и Лондона только затем, чтобы не дать себе утвердиться в каких-то подозрениях насчет Чаба Коя.
Нет, конечно, дело не только в ней. Она не могла вот так взять и представить себе туман благодаря своему воображению. Это природное, вполне естественное явление или сверхъестественные козни Терезина.
А так ли это?
Биби замерла посредине шоссе. Сердце, словно обезумев, стучало в груди. Казалось, оно хочет вырваться и унестись в ночь, оставив ее побежденный труп валяться на асфальте. Огромная, ужасная, едва различимая тайна гнездилась на задворках разума девушки. Биби ощущала ее присутствие, ее значимость, понимала, какой степени разрушительная сила высвободится, если тайна перестанет быть таковой… Биби стояла на шоссе и ждала… ждала… Черные небеса, луна, планеты и бесчисленные миллиарды звезд начали давить на нее сверху. Девушку охватила слабость. Она боялась, как бы у нее не подогнулись колени. Послышался неприятный электронный писк. Должно быть, именно такой звук постоянно слышат те, кто страдает от тиннитуса[87].
«Это мой прокля́тый мозговой монитор такое себе позволяет», – пронеслось у нее в голове.
Девушка понятия не имела, о чем она. Руки ее потянулись к голове, желая сорвать электрошапочку, которая давила со всех сторон, но на голове ничего, кроме бейсбольной кепки, не оказалось. В глазах потемнело… все поплыло… Или это мир вокруг начал расплываться, меняя свои очертания?
Биби зажмурилась.
В тот миг девушка знала, что с ней происходит. Она овладела собой перед лицом гнева и отвращения к самой себе. Судьба. Биби сдает позиции, отступает из-за иллюзии того, что это судьба диктует ей, как сложится ее жизнь. Чему быть, того не миновать. Que sera sera[88]. К черту! Она любила родителей, но не хотела быть на них похожей. Судьба не диктует ей условия. Она – госпожа собственного грядущего и капитан своей души. Она не отступит. Из букв, составляющих ее имя, слово «поражение» не сложишь. Она уже и так далеко зашла. Отступать сейчас все равно нет смысла.
Миллиарды звезд теперь не так сильно давили на нее. Темная материя, составляющая бóльшую часть Вселенной, уже не наваливалась ей на плечи. Был ли пронзительный звук, резанувший ее слух, криками планет, вращающихся вокруг своих расплавленных ядер, или не был, он в любом случае затих. Широко открыв глаза, Биби зашагала на восток. Ночная темень прояснилась. Когда девушка поднялась на небольшой пригорок, то увидела «хонду», стоявшую на обочине там, где Биби ее оставила.
Прежде чем открыть дверцу автомобиля, девушка посмотрела на север, за шоссе, где неровный рельеф местности сглаживался ночной теменью. Казалось, под серыми одеялами лежит несметное количество спящих гигантов. Возможно, ее внимание привлек звук… возможно, на Биби воздействовали некие сверхъестественные силы… На границе пределов видимости она заметила высокую фигуру в толстовке с капюшоном, а затем собаку. Обоих серебрил лунный свет.
Ее первоначальным порывом было перебежать шоссе, окликнуть незнакомца и поспешить к нему, пока марево вновь не скрыло мужчину и собаку из виду. Но затем Биби подумала о том, что, подобно туману, черным призракам в доме и всем этим стукам, шорохам и шелестам за дверью и окнами в мотеле, эти двое появились здесь не случайно. Все они хотят одного и того же: отвлечь ее от главной цели. Такой была изначальная миссия человека с собакой. Они ее не вылечили. Иммунная система или воля Всевышнего должна была справиться с раком прежде, чем мужчина с собакой появились в ее палате. Не важно, живые ли они существа из плоти и крови или же оккультные сущности, преследующие ее. В любом случае она ничего не добьется, даже если догонит высокого субъекта и ухватит его за рукав толстовки.
Биби очень надеялась, что ей удастся спасти Эшли Белл. Вот только, как бы самоотверженно она ни искала девочку, Терезин или, не исключено, тот, кто стоит за ним, так же настойчиво будут мешать ей. Пока призрачный человек с собакой брели на расстоянии настолько точно рассчитанном, что уже казались в тумане выходцами из иного мира, едва-едва заметными в этом, Биби задумалась над тем, не является ли убийство Эшли всего-навсего побочной целью врага. Что, если девочка лишь приманка? Они хотят заманить Биби туда, откуда она не сможет убежать. Что, если она, а не Эшли – их главная жертва?
Отвернувшись от мужчины с собакой, Биби села в машину и завела мотор.
102. Злобная ведьма распускает волосыШтукатурка вместо хлеба, тиковые доски вместо мяса. Гарнир из перил, изготовленных из нержавеющей стали и стекла. В другое время дом доктора Сейнт-Круа сравнили бы с дагвудским сэндвичем, названным так в честь незадачливого Дагвуда Бамстеда, героя комиксов, прежде популярного среди любителей страничек юмора в конце газет, а теперь напрочь позабытого. Пэкстон знал о существовании Дагвуда по комиксу «Блондинка». Бабушка Салли Мэй Колтер почти так же сильно была увлечена им, как и своим любимым комиксом «Лил Абнер». Бабушка долгие годы собирала эти комиксы по мере их выхода из печати, так что собрание было полным.
У входной двери Пэкстон сказал товарищу:
– Помни: с помощью меда ты быстрее всего добьешься, чем с помощью уксуса.
– Ты видел фото в том журнале, у Биби? Видел? Так вот эта знаменитая профессорша просто расцветает на уксусе.
– Ее вполне может не оказаться дома, – промолвил Пэкс и нажал на звонок.
Он почти не узнал женщину, открывшую им дверь. Куда-то запропастился пошитый на заказ, дорогой, но очень невзрачного вида деловой костюм. На ней был аозай[89] из спадающей вниз шелковой ткани, единый ансамбль, состоящий из туники и штанов. Белая ткань с разбросанными по ней в симметричном беспорядке сиренево-синими, ультрамариновыми и шафранно-желтыми цветами. Классический образец национальной вьетнамской одежды, одеяние женственное, как и вся дамская мода. Обычно волосы Сейнт-Круа завязывала сзади в тугой, словно камень, пучок. Вследствие этого она внешне походила на женщину из семей пионеров-первопроходцев XIX века, закаленную десятилетиями борьбы с жарой, холодом, ветрами, индейцами и прочими бесчисленными лишениями и препятствиями, которые ожидали их в прериях. Сегодня, однако, было воскресенье, и профессорша распустила свои седеющие волосы, теперь казавшиеся не столько седыми, сколько серебристыми, пышными и густыми, такими же шелковистыми, как ткань ее аозая. Кожа Сейнт-Круа, всегда безупречная на фотографиях и во время появления на ТВ-экранах, теперь выглядела не только такой же идеальной, но еще и живой, а не холодной, словно кварц. Биби когда-то определила цвет глаз Сейнт-Круа: голубого химического геля в медицинском пузыре со льдом. В цвете она не ошиблась, однако теперь в них не чувствовалось ничего холодного, тем паче ледяного. В прошлом профессорша явно была ярким образцом американской красавицы, разбивающей парням сердца. В свои пятьдесят лет она бы и сейчас производила впечатление, если бы не созданный ею имидж.
