Эмэ Бээкман - Возможность выбора
В подвале Орви снова заснула на том самом чурбане, куда ее посадили. Сон обил чем-то мягким доски за ее спиной. Орви накинула шаль на сказочного пятнистого оленя. Они неслись наперегонки по зеленой поляне неподалеку от источника. Вода с шумом и стоном вытекала из земли. Орви хотелось покинуть поляну, но олень не слушался ее. Не могла же она уйти одна и бросить белую шаль.
Олень пропал. Что-то затрещало и заскрипело. Зеленая поляна заколебалась и ускользнула вдаль.
Орви открыла глаза. Она дотронулась до Сайминых наушников, они были на месте.
Орви прикоснулась к шее, белой шали не было.
Она посмотрела на дверь, которая почему-то дергалась.
Очнувшись, Орви вскочила и открыла дверь.
На пороге стоял Маркус. Он с удивлением уставился на Орви. Орви наконец догадалась снять с ушей подушечки.
7Странно было вновь опуститься на переднее сиденье красного БМВ. В последний раз Орви сидела в этой машине, когда они с Маркусом ездили разводиться. Все-таки здорово получилось: они подкатили к загсу и бок о бок поднялись по лестнице. Орви, как всегда, спросила, запер ли Маркус машину. И тут же поняла неуместность своего вопроса. Однако Маркус не рассмеялся, он кивнул ей в ответ, как обычно. Дело разрешилось без заминки, вскоре они спускались по этой же лестнице, теперь уже два чужих человека. Орви остановилась на тротуаре, Маркус — хвост трубой — промчался мимо нее прямо к машине. Он был настолько зол, что даже не удостоил ее взглядом и не попрощался. До последней минуты он еще верил, что Орви просто валяет дурака с этим разводом. Но упрашивать он не стал, временами он впадал в такое бешенство, что у него темнело в глазах и он лишался дара речи. Впрочем, Орви и не ждала, что Маркус при расставании поцелует ей руку и пробормочет избитые фразы из сентиментальных песенок. Что-то, однако, не было доведено до конца.
Орви растерянно стояла на тротуаре, от волнения ее бил озноб. Разумеется, Маркус прямым ходом понесся домой и завалился в постель. Если уж что-то вконец рушилось, то первым делом следовало выспаться. После сна все представляется в новом свете — такова была первейшая заповедь Паулы.
Красный БМВ Маркус приобрел задолго до знакомства с Орви. Этот древний драндулет не развалился до сих пор лишь благодаря стараниям Маркуса. Орви не раз приходилось выслушивать бесконечные разговоры об автомобилях. Она знала, что внутренности этих «барских обносков» неоднократно обновлялись. Сам остов постоянно разваливался. Лучшие сварщики без конца латали БМВ, и каждый раз Маркус до самозабвения зачищал и шпаклевал места швов перед тем, как нанести на машину очередной слой красной краски. Правда, в последнее время машина была явно в загоне. На арматурном щитке красовалась только одна кнопка цвета слоновой кости, а во время дождя дворники приходилось поворачивать руками. Забот и хлопот с этой развалюхой было предостаточно. В свое время Маркусу пришлось изрядно повоевать с жильцами, прежде чем он добился их согласия на постройку в углу двора гаража. Маркус без конца имел какие-то дела с мастерами самых разнообразных мастей, раздобывал всевозможные гайки и прочие железяки, во многом ему помогал отец Орви.
Прежде Орви не задумывалась над тем, что именно этот красный БМВ и свел их. Упрямый случай сваливается на человека неожиданно и подчиняет себе его жизнь. В те дни, когда Орви только что окончила среднюю школу, Маркус делал капитальный ремонт своей машине. Кто-то посоветовал ему обратиться к отцу Орви, и Маркус стал наведываться к ним в дом.
Как в тумане, Орви представилось довольное отцовское лицо, когда он хвалил точность и основательность Маркуса. Отец обожал автофанатиков, собиравших свои машины почти из ничего. Вероятно, Маркус с его машиной растрогал отца еще и тем, что вернул ему как бы кусочек молодости. Восторгам отца не было предела, когда отремонтированный драндулет был наконец выкрашен в красный цвет и отполирован до блеска. Возвращенный к жизни БМВ казался отцу равноценным довоенным диковинкам той же марки, которых в городе знали наперечет, как и знаменитых людей.
В то время, когда БМВ находился в капитальном ремонте, когда его приводили в порядок и наващивали, Орви не обращала на Маркуса никакого внимания. Ее чувства принадлежали Реди.
В течение долгих вечеров в начале лета перед домом заводили БМВ. Мотор чихал и кашлял, едкий чад поднимался над крышей. Вокруг машины сновали отец и Маркус, прислушивались, что-то подкручивали и время от времени обменивались понимающими взглядами.
Затем Маркус на некоторое время исчез. Однажды вечером в воротах остановился красный блестящий БМВ, за рулем которого сидел солидный мужчина в белой рубашке и нажимал на гудок.
Все отправились обновлять машину. Отец позвал с собой и дочку. Но у дочки в тот день было неважное настроение. Она отнекивалась и воротила нос. Она не имела бы ничего против поездки, если бы можно было взять с собой Реди, но об этом не могло быть и речи. Лулль уже некоторое время досаждала Орви своими разговорами о Реди. Теперь представлялась неплохая возможность испортить ее приподнятое настроение, подогретое предстоящей поездкой.
В конце концов Орви все-таки уселась рядом с Маркусом. Маркус дружелюбно улыбнулся, ведь капризные дети так забавны. Орви была мрачнее тучи, она ерзала на сиденье так, что сбилось клетчатое покрывало. Орви и сейчас сидела на том же самом покрывале, только теперь оно пообтерлось и поблекло.
Маркус лихо крутил руль, потихоньку что-то насвистывал себе под нос, и ветер раздувал на груди пузырем его белую рубашку. В тот парадный выезд на Маркусе был красный галстук, завязанный несколько свободнее, чем обычно. Орви уже не помнила, куда они мчались в тот раз, может быть, они кружили просто так, а может быть, выехали по шоссе за город. Орви молчала, словно воды в рот набрав, зато Лулль болтала без умолку. Когда Орви обернулась, ее взгляд задержался на руках Маркуса. Затем она еще несколько раз взглянула в сторону руля. На загорелом запястье Маркуса сияли золотые часы с золотым браслетом. Орви обозвала себя сорокой, но тем не менее ее взгляд то и дело устремлялся в сторону сиявшего золотого браслета.
Вечером Лулль и отец делились впечатлениями. Отец говорил больше о машине, Лулль — о Маркусе. Оба пришли к единому мнению, что Маркус великолепен и что он потратил на ремонт кучу денег. Их разговор закончился словами Лулль:
— У Маркуса золотые руки.
Крупа била в ветровое стекло. Теперь у Орви не было никакого желания смотреть на запястье Маркуса, она наклонилась вперед и смотрела, как по асфальту перекатываются градины. Молчание Маркуса раздражало Орви. «Везет меня, будто какой-то груз», — подумала Орви. Ну что же, и ее никто за язык не тянет, ей незачем начинать разговор первой.
В тот раз, более десяти лет назад, когда отец с улыбкой поглаживал машину Маркуса, делая вид, будто проверяет гладкость поверхности, он рассказал историю о точно такой же машине.
Какой-то человек продал полученный в наследство дом и купил себе красный блестящий автомобиль с откидным верхом.
У владельца машины оставалось денег ровно столько, чтобы купить себе белые лайковые перчатки, цилиндр и смокинг. Каждое утро ему доставляли из цветочного магазина белую хризантему. Он прикреплял цветок к петлице. Целыми днями этот человек разъезжал по городу в своем красном автомобиле, одетый как для торжественного приема. Было чем любоваться. Вскоре он посватался к ослепительно красивой блондинке, затем они уже вдвоем носились целыми днями в красном автомобиле. Эта пара казалась такой совершенной, что даже злые языки замолкали, и все смотрели им вслед с немым восхищением.
Затем настали смутные времена, прошла война, красный автомобиль с красивой парой канул в забвенье.
В те дни, когда Маркус наводил на свою машину последний лоск, отец услышал от кого-то о дальнейшей судьбе нашумевшего в свое время автомобиля. Мужчина, носивший в петлице белую хризантему, перед самой войной разобрал свою машину на части. Даже самая крошечная гайка была смазана и завернута отдельно. Затем этот человек выкопал у себя в саду преогромную яму и захоронил до лучших времен свое сокровище.
Отцу Орви стало откуда-то известно, что машина до сих пор ждет в своей могиле лучших времен. А на месте захоронения беснуется злющий цепной пес.
Эта история тогда сильно всех рассмешила.
Теперь же, представив себе человека с белой хризантемой за рулем красного автомобиля, Орви почувствовала сострадание. Мог ли предвидеть тот человек, что когда-нибудь, много лет спустя, он, разбуженный лаем собаки, вылезет из постели, босиком прошлепает к окну, отогнет занавеску и с подозрением выглянет во двор. И ни разу ни один диктор не сообщит: внимание, граждане, настали лучшие времена!
