Вильям Козлов - Поцелуй сатаны
Услышав глухие шаги на дороге, Уланов приподнял голову и увидел Леонтия Владимировича Катушкина. Солидно неся свой выпирающий живот, тот неторопливо шагал в сторону Пал кино. Николаю захотелось зарыться в сено, чтобы сосед его не заметил, но было поздно: Катушкин сдвинул соломенную шляпу на затылок, по-военному приложил свободную руку к шляпе — во второй была корзинка с грибами — и поздоровался. Алиса скосила на него глаза, но даже не приподнялась с сена.
— Денек-то нынче какой, а? — остановился напротив стога Леонтий Владимирович. — Душа радуется!
— Как улов? — кивнул на корзинку, прикрытую березовыми ветками, Николай, — Белые?
— Сыроежки… Пяток подберезовиков. Белые, наверное, пойдут к концу августа, так говорят старики.
Катушкин присел на копешку по другую сторону дороги, снял шляпу, пригладил седоватые редкие волосы, далеко отступившие от морщинистого лба. Рукава рубашки в полоску закатаны, поблескивают светлые волоски на толстых руках. Средний палец завязан бинтом. Последние дни Леонтий Владимирович тоже стучит молотком и тюкает топором у своего дома, что-то мастерит. Несколько дней назад долго толковал с Чебураном, потом тот сказал, что московский дачник советовался, как лучше протекающую крышу рубероидом покрыть. Шиферу в магазинах нет. По примеру Снегова оборудовал в сарае мастерскую, сам сколотил столярный верстак, настругал рубанком досок.
— Я вот смотрю, как работает сессия Верховного Совета, — завел разговор Катушкин — Все-таки еще по старинке! Много протащили в начальники главков и в министерства старых, из застойного времени, закостенелых руководителей. Будет ли толк в них? Кто-то верно сказал, что таким людям трудно будет работать по-новому: инерцию не так-то просто сломать! Зачем их Николай Иванович Рыжков тянет? Есть ведь много молодых, энергичных, готовых горы свернуть, а их обходят. А старики, хоть и некомпетентные, забюрократившиеся, а цепко держатся за свои теплые места. Уж я-то знаю, от них только вред один, шли бы на пенсию, чертовы старперы…
Уланов знал, что теперь это надолго: Катушкин любил поговорить про политику, перемены. На пенсии он стал критически ко всему относиться… Лучше бы так рассуждал, когда занимал в Министерстве легкой промышленности ответственный пост! Нет, тогда он смотрел в рот начальству и говорил: «Бу сделано, шеф!». После сокращений в главках и министерствах много появилось таких критиков-пенсионеров. Послушаешь их, так будто бы они все знали, но им не давали развернуться и повести дело так, чтобы всем было хорошо… Может, оно и действительно со стороны виднее?..
— Крышу сами будете крыть или кого наймете? — попробовал перевести разговор на другое Николай, но Леонтия Владимировича было не так-то просто сбить с мысли.
— Крыша… Дожили, что говенного шифера не купить! Да и за рубероидом побегаешь. Опять без бутылки не обойдешься. Нет, что ни говорите, а порядка у нас нет в стране и, честно говоря, не знаю, когда он будет! Распустились за годы советской власти люди. Начальники думают лишь о том, как бы удержаться в своих креслах, а народ разучился работать, потому что настоящего хозяина над собой не чувствует. Кто-то на съезде очень правильно сказал: каждый хочет получать столько же, сколько рабочий на Западе, а вот работать так, как работают в капиталистических странах, никто не хочет! Да и не умеют. Вот где собака зарыта: до тех пор, пока наши рабочие не повысят свою квалификацию до мирового уровня, мы хороших товаров не получим.
— У нас сейчас и плохие расхватывают, — вставил Николай.
— Денег-то напечатали, как листьев на деревьях, вот люди и хватают все, что на полках лежит. До тех пор пока у нас рубль не конвертируют, не приравняют к валюте, ему цена — копейка! — Катушкин вытер пот со лба, почесал пальцем кривоватый нос с бородавкой — Как-то я был с группой писателей в Америке… Сидим в маленьком кафе, завтракаем, к нам подходит здоровенный негр и что-то лопочет по-своему. Подумали, что сувенир выпрашивает или милостыню. Ну, один писатель с бородкой, фамилия у него на «Ш», начисто забыл! Не читал ни одной его книжки, хотя он и подарил мне после поездки, что-то про Сибирь или БАМ пишет… Так вот, этот писатель достает из кармана червонец и протягивает негру, этакий широкий жест… Верзила закивал, заулыбался, схватил в свою черную лапищу десятку и к двери. Там, видно, разглядел, что это советские деньги, вернулся и врезал по бородатой харе писателю, бывшему сибиряку… Тот так со стула и покатился под стол. А десятку с Лениным в тарелку с салатам швырнул. Вот какое отношение к нашему рублю за границей, Николай Витальевич! С ним даже в туалет не пустят…
Алиса хихикнула и дернула Николая за рукав, мол, кончай разговоры. Но тот знал, что Катушкин сам не уйдет. Взглянув на облачное небо, он медленно сполз со стога, вслед за ним соскользнула вниз и Алиса. Леонтий Владимирович приложил два пальца к голове:
— Вас, девушка, я и не заметил… Хорошо здесь отдыхается? Вон как вы загорели, чистая негритянка!
— Пойду выкупаюсь, — поздоровавшись с ним, бросила Николаю Алиса и зашагала по дороге к озеру. На ходу она отряхивала с платья сено.
— Знаете, на кого похожа ваша жена? — проводив ее взглядом, сказал Катушкин. — На артистку Людмилу Касаткину. Вы, наверное, и не помните такую? Она гремела в шестидесятых…
Касаткину Уланов не помнил, в его время другие артисты и артистки гремели на всю страну. Это Кирилл Лавров, Папанов, Леонов, вечно молодая Гурченко, Соловей, Олег Янковский, Борисов, Леонид Филатов… А вот красивые лица наших артисток сливались в одно, не запоминающееся. Вспыхивали «звезды» и «звездочки» и вскоре гасли. У кинематографа свои жестокие законы: бездарная актриса может вмиг в удачном фильме прославиться и так же быстро исчезнуть из памяти.
— А почему бы вам не стать депутатом? — вдруг задал вопрос Катушкин.
— Депутатом? — удивился Николай.
— Вы молоды, активны, образованы. Если бы вы несколько раз выступили хотя бы на митингах, привлекли к себе внимание молодежи, наобещали бы им что-нибудь такое… И вас избрали бы. Разве мало таких попало в Верховный Совет? Помните телевизионные дискуссии? Чего только не обещали людям, вплоть до нелепостей… А как выбрали их депутатами, сидят себе на заседаниях и помалкивают. Ну, кто поживее, тот нет-нет, да и напомнит о себе избирателям, выскочив на трибуну с каким-нибудь незначительным замечанием… А есть нахалы, которые на дню по нескольку раз пробиваются на трибуну…
— Но зачем мне все это нужно? — покосился на него Уланов.
— Говорят, депутатам, заседающим в Москве, платят большую зарплату и такие суточные, которые командированным и не снились.
