Владимир Познер - Одноэтажная Америка
Владимир улетел в Вашингтон на интервью, а Иван Ургант — в Москву, на телевизионное шоу. На ужин собралось человек десять. Напротив меня, за другим столом, трое мужчин пили кофе. Одному из них было около шестидесяти, он был полноват, одет в рубашку с короткими рукавами и бейсбольную кепку. Мужчина вероятно любил приходить сюда вечером немного поговорить и выпить кофе. Рядом с ним сидел молодой человек с взъерошенными волосами и бородкой. Он был бледен, под глазами обозначились темные круги. На другом конце стола за мной наблюдал небритый мужчина в рабочем комбинезоне и соломенной шляпе. На вид ему было лет сорок. Он холодно смотрел на нас.
Я кивнул им.
— Как дела?
Они кивнули в ответ, и пожилой мужчина полюбопытствовал:
— Откуда эти парни?
— Я из Монтаны, остальные из России.
— Из России? — все трое повернулись в нашу сторону.
— Мы — съемочная группа, снимаем документальный фильм об Америке, путешествуем по всей стране. Сорок дней мы были в дороге.
Мужчина постарше задавал вопросы, расспрашивал о нашем путешествии. Я рассказал им о путешествии Ильфа и Петрова.
— Видели что-нибудь особенно интересное? — спросил он.
— Да. Много всего интересного. Я думал, что знаю свою страну. Оказалось, это не так. Я увидел то, о чем и не подозревал раньше.
— Например?
Я немного подумал.
— Например, мы были в Пеории. Там стоит памятник Абрахаму Линкольну, в натуральный рост человека. И когда ты встаешь рядом, то вдруг понимаешь, что он был обычный нормальный человек.
Мужчина понимающе закивал. Через секунду мужчина в комбинезоне произнес: «А мне не нравится Линкольн».
Он говорил это медленно, тяжело роняя слова, глядя мне прямо в глаза.
За всю мою жизнь я никогда не слышал, чтобы кто-то сказал такое. Но я научился за много лет, работая с простыми людьми, говорить так же медленно, как они.
«Что ж, а мне нравится».
Мы уставились друг на друга. На что он способен, я не знал, но меня это не сильно беспокоило. Это был его вызов.
Пожилой мужчина обронил: «А мы попадем на ТВ?»
Валерий обернулся и предложил взять у них интервью. Я был все еще рассержен, но согласился.
«Мы опрашивали многих людей по всей стране, — сказал я, — просили их рассказать об Америке. Мой директор интересуется, готовы ли вы поговорить с нами перед камерой».
Пожилой мужчина сказал, что ему нужно идти, остальные кивнули. Хозяйка кафе и ее друзья проявляли все это время любопытство, и я предложил им присоединиться к нам. Они присели рядом. Я протянул руку мужчине в рабочем комбинезоне: «Брайан Кан». Он пожал мне руку в ответ и сказал с тяжелым южным акцентом: «Клем Джексон», потом кивнул на молодого парня: «Это мой сын».
Пока устанавливали камеры, я задал Клему Джексону несколько вопросов. Клем родился и вырос в этой части штата Теннесси, женат, у него 11 детей. Чем он только не занимался — работал плотником, на строительстве ограждений, лесорубом. Молодой парень — его старший сын, они часто работают вместе. Я спросил, где они живут.
— Недалеко отсюда, — он показал направление движением головы.
Я задал несколько вопросов и хозяйке кафе. Ей было немного за сорок, она приехала из другого города, купила это кафе и открыла свое дело. Женщина была настроена очень дружелюбно.
Я попросил Клема Джексона закончить фразу: «Быть американцем для меня значит…»
Он подумал немного.
— Быть свободным. Делать, что хочешь.
— Как насчет остальных?
Они все согласились.
Я рассказал им, что большинство людей, с которыми мы разговаривали, говорили то же самое.
— Позвольте мне задать вам следующий вопрос. Как вы думаете, должны быть законы, ограничивающие персональную свободу, и если да, то в чем именно?
Тишина.
— Что ты думаешь об этом, Клем?
— Они хотят запретить нам курить.
— О'кей. Но ты так говоришь, вероятно, потому, что не поддерживаешь такое ограничение твоей свободы. Может быть, что-то другое?
Сын Клема впервые заговорил, показывая пожелтевшие от табака зубы.
— Да. Гомосексуалисты не должны иметь право официально жениться.
— Почему ты так думаешь?
— Потому что так написано в Библии.
Я повернулся к хозяйке кафе.
— А вы что думаете? Должны ли существовать законы, ограничивающие личную свободу?
Она задумалась и сказала:
— Вы знаете, я никогда не думала об этом.
Глава 14
Вашингтон
Мы переночевали в отеле Арлингтона и уже на следующее утро отправились в путь. Дорога наша проходила через мемориальный мост Теодора Рузвельта. Мне всегда нравилась широкая река Потомак, по которой плывут маленькие лодочки и вдоль берега которой растут пышные деревья. Наш путь лежал из Вирджинии в Вашингтон — столицу страны. И в этот сентябрьский день мы были в прекрасном расположении духа. Каждый хотел поделиться своими воспоминаниями о нашем путешествии через весь американский континент.
Мы подъехали к пологому спуску авеню Конституции. Широкие улицы, просторные лестницы… По правой стороне сквозь деревья просматривается мемориал Линкольна. На другой стороне Рефлектин Пол и монумент Вашингтона за ровной линией американских флагов, развевающихся на ветру, чуть выше — Белый дом. Несмотря на взлеты и падения, безмолвным свидетелем которых он был, он все еще величественно выглядит.
Мы зашли в Национальный архив. Я никогда раньше здесь не был: римские колонны, мраморные лестницы, безукоризненно отполированные полы. Мы прошли по длинному холлу мимо исторической экспозиции, затем свернули направо к ротонде. Тишина. Ни одного человека. Я сразу понял, что зал закрыли для посетителей, зная заранее о приезде съемочной группы. Мы с Познером вошли в открытые двери, было слышно эхо наших шагов. Здесь, вдоль стены, в больших стеклянных боксах, были выставлены подлинники Декларации независимости, Конституции и Билля о Правах.
Мы подошли ближе. Текст Декларации был едва разборчив. Под воздействием света чернила утратили свой цвет. На левой стороне свитка была видна небольшая загогулина, отметина, оставленная детской рукой. Однако кое-что нам все-таки удалось разобрать.
Мы исходим из той самоочевидной истины, что все люди созданы равными и наделены их Творцом определенными неотчуждаемыми правами, к числу которых относятся жизнь, свобода и стремление к счастью. Для обеспечения этих прав людьми учреждаются правительства, черпающие свои законные полномочия из согласия управляемых. В случае, если какая-либо форма правительства становится губительной для самих этих целей, народ имеет право изменить или упразднить ее и учредить новое правительство, основанное на таких принципах и формах организации власти, которые, как ему представляется, наилучшим образом обеспечат людям безопасность и счастье.
