Василий Аксенов - Кесарево свечение

Стенли Кубрик усоп,
Завершилась его Одиссея.
Полегли паруса,
Призрак Трои осел одесную.
Остается лишь Рим,
Говорил в Цедеэле Феллини.
Опрокинул свой ром
И добавил: кончайте филонить!
Я хочу поглядеть,
Что скрывается под паранджою,
Где царица, где блядь,
Хохотал, уходя, Параджанов.
В детстве голод, война,
Полкило почерневшей морковки.
В чем твой подвиг, Иван,
Вопрошал свое время Тарковский.
Оборвав якоря,
Этот мир, как киношка, померкнет.
В дюнах Фаро, среди коряг
Важно бродит оставшийся Бергман.

Жимолости жженье
Слышишь и видишь сбоку.
Запахи возрожденья
Водят твою собаку.
Этой весной несмелой
Громы идут с Балкана.
В небе, промытом с мылом,
Словно штандарт над полками,
Тянется облако НАТО.
О, генеральское сердце,
Ты ли читаешь там ноты
Бешеного концерта?

Точность бомбометанья
Зависит от близости тучи.
Косовских баб метанья
В гайдучьей хватке паучьей
Ставят вопрос философский
О сущности человека.
Так со времен Софокла
Ты морщишь усталые веки.

Тянутся косовары
Лентою за кордон.
Флейточка крысолова,
Адский аккордеон,
Сербской стрельбы перкаши,
НАТО гремящая медь.
Где вы, райские кущи?
Выведи, Магомед!
Март предпоследнего года.
Боже, Владыка Небес,
Дай нам плохую погоду,
Маются ВВС.
Март предпоследнего года
Век упустить не горазд.
Так развлекаются гады,
Рыская в мокрых горах.

В те дни, когда на поле Косова
Сошлись опять три мрачных царства,
Вооруженные колоссы,
Титаны мощи и коварства,
Он все трусил вокруг и около
Цветущих вишен, гиацинтов,
И отдаленной битвы рокоты
Терялись в радуге и стыни.

На фоне зарева Белграда
Сообщить командованью рад,
Что тени длинные Эль-Греко
Проходят ночью сквозь Белград.
Дома горят, убитых мало.
Число избранников судьбы
Сошло до минимума в залу,
Где ждут подсчета, как столбы.
По Косово гайдук гуляет.
Ничто не сдержит гайдука,
Лишь пляшут цели над углями
В прицеле верного АК.
Дома горят, убитых много,
Но максимум еще далек.
Дружины Гога и Магога
Раздуют славный уголек!
Албанка, жертва геноцида,
Прольет невинную слезу,
Но кто, чернее антрацита,
Торит позорную стезю?
Гайдук, нажратый водки с салом,
АВАКС с командой «Гоу-ахэд»
Или укрытый под вокзалом
Голубоглазый моджахед?

Он подлетает, Чарли Браво!
Над ним, как мать, летит АВАКС.
Сквозь тучи виден берег рваный
И деревень дремучий воск.
Вот он взмывает по спирали,
Уходит свечкою в зенит.
Искус воздушного пирата,
Как саранча, вокруг звенит.
Он целит в красных злые танки,
В посланников белградских бонз,
Но попадает не в подонков —
В албанцев, страждущих обоз.

По Горькой улице — что слаще? —
Нести вождя зловещий облик,
Как в дни, когда народ палачил,
А вместо денег брали воблой.
Трубит трубач в свою полуду
Мотив космического марша.
Сын стукача, привыкший к блуду,
Нацизм внедряет в букву Маркса.
Вернулись старые повадки.
«Всех богачей низринем ниц мы!»
Как алкоголик жаждет водки,
Россия тянется к коммунизму.

В предместье тихого Денвера,
Забыв про прежний вшивый шик,
Живет на пенсии велфера
Национальный большевик.
Утратив киевскую мову
И не запомнив сотни слов
Английского, он внемлет зовам
Лесных пичуг и воплям сов.
Но по ночам в кустах иврита
Грозят Астарта и Ваал,
В словесный бой сквозь желчь иприта
России катит мутный вал.

Новое поколение, скажем о нем особо,
В химической липкой лени взрастило культуру стёба.
Молодость отдана стёбу, как медицине Живаго.
Критик, корова-зебу, смотрит поверх жеванья.
Дугин корит Совенко за атлантизма пороки.
В рифме стоят советской лагерные бараки.
Вспомним мы папу-начлага, дух неплохой эпохи.
Братья, Анпилов, Анчалов, где ваши шашки, папахи?
Хлеба запасы иссякли, нет в магазинах лимонов,
Пиво вернулось в ссаки — вот чего хочет Лимонов.
Хочет он взять Манхеттен, старую квартиру,
Даму в клубке мохера сделать звездой ОВИРа.
Негров поднять восстанье против условий тяжких.
Крутоголовые, встаньте! Сшить себе джине в обтяжку.

Опять палит по прежней цели
Команда думских хитрачей,
А неуклюжий батька Ельцин
В Кремле пугает сонм сычей.
Не лучший Муромец поднялся
Спасти народ средь мутных вод.
Как все, дитя блажной подлянки,
Один из красных воевод.
Не часто «солнце Александра»
Здесь через тучи просквозит
Среди событий календарных
Российской пакостной возни.
Измучен Ельцин, как в обкоме:
Ни в отпуск умотать на Крит,
Ни обратиться в синий камень,
Ни опуститься в древний крипт.

Как Ниццы гость, как Сочи житель,
Вблизи пенящихся борозд
Проходит старый сочинитель
В кожанке «классик-бомбовоз».
Вздыхает старый сочинитель,
Он вспоминает свой дебют,
Варшаву, огоньки. Сочельник,
Журнальной критики дебош.
Над атлантическим курортом
Летит патрульный пеликан.
Солдат болотистые роты
Идут под гулкий геликон.
Недаром отвечает болью
Воспоминаний балаган:
Ушедших лиц, пожалуй, больше,
Чем этот бравый батальон.

Бродит Стас Ваксино,
Забуревший классик.
В мире нет вакансий
Для таких колоссов.
За окном халява, потная тусовка,
У дверей легавый, блядь в своей спецовке.
Гангстер комсомольский, паразит гэбэшный,
Лапы в страшных кольцах, камушки-орешки
Патриоты ражие, либерал — замызган,
Общество куражится в позах модернизма.
Родина! Старушки! Бабушки и тети!
Cтac, ты здесь нерусский, неавторитетен.

Копенгаген. Издательство «Гюльдендаль».
Направляюсь за авансом по следам Кьеркегора.
Все здесь мило душе: позолота, эмаль,
По которым порою грущу, словно грек по простору.
Есть соблазн поселиться среди малого языка,
Средь аптекарей и ювелиров усатых,
Отказаться от выгод татарского ясака,
Шепелявого, с треском коры, говорка бесноватых.
Получив гонорар, на канал выходил Кьеркегор.
Он телесную немощь свою весьма гордо наследовал
Заходил в кабачок, сам себе бормотал под кагор:
«Бомба, чу, взорвалась, и пожарище следует».
Королевство датчан, социально-задумчивый рай.
Вьют грачи вдоль Ютландии вечные гнезда.
Если скажут народу сему: «Свой удел выбирай!» —
Он нашьет на свои пиджаки те же желтые звезды.

О ней мечтал он наяву
Со школьной парты.
Глазища круглые совы
У Клеопатры.
Вставай, взлетай к нам из глубин,
Яви нам грезу!
Просил в просторах голубых
Плывущий Цезарь.
Гони змею, молил школяр,
Беги из ванны!
Но слышны скрипы корабля
Октавиана.
Весь смысл змеи, как ни моли,
В укусе спрятан.
Об этом знают муравьи
И кесарята.
Изиды вечная звезда
Горит над школой.
Гудят в округе поезда
Трубой Эола.