Бен Элтон - Два брата
Пауль снял сапоги, ремень с подсумком, китель, брюки, исподнее и голый встал навытяжку. Врач-эсэсовец выискивал подозрительные расовые признаки.
— Значит, евреи тебя не обрезали? — Подхватив ладонью член Пауля, врач его оглядел, точно фермер, оценивающий быка.
— Нет. Они современные люди, вовсе не религиозные.
— Что ж, очень мило с их стороны, — сказал лекарь и, от души рассмеявшись, добавил: — Иначе нелегко бы тебе пришлось в банные дни.
Врач взял кронциркуль. Пауль решил, что предстоит измерение члена, но лекаря интересовала его голова.
— Что ж, отличный череп, — одобрительно кивнул врач. — Тевтонская форма, истинно арийские лобные доли.
— Благодарю, герр доктор!
На стене висел плакат с изображением типично еврейского черепа. Главная особенность — скошенный лоб. Разумеется, обладатель такого черепа выглядел подлым пройдохой.
Пауль вспомнил симпатичного отца. Красавицу мать.
Нет, нацисты и впрямь безумны. Неужто они всерьез верят в эту муру?
Пауль знал, что при поступлении в «Напола» Отто прошел такой же осмотр. Один еврей, другой немец, и никакой разницы. Но якобы самая передовая армия полагала, что линейкой измерит «ценность» крови.
Удовольствовавшись доказательствами расовой чистоты, врач занялся состоянием здоровья Пауля.
— Зубы.
Пауль открыл рот. У него было пять пломб — на одну меньше допустимого максимума. Поначалу Гиммлер поставил условие: в СС отбирать лишь тех, у кого пломб нет вовсе, кто не носит очки и не имеет прочих изъянов. Для многих, в том числе нацистов, было непостижимо, как такая инструкция могла выйти из-под пера сутулого близорукого мозгляка с крысиными зубами и срезанным подбородком.
К огорчению рейхсфюрера, аукнулись лишения последних двадцати лет: почти ни один молодой немец не соответствовал идеалу господствующей расы, а потому требования к кандидатам в сверхчеловеки были снижены. Если руки-ноги на месте и ты не еврей — годен.
Пауль оделся, и собеседование продолжилось.
— Зачем тебе в СС? — спросил штурмшарфюрер.
Ответ был прост.
Потому что влюблен в красавицу-еврейку. Вскоре придется ее прятать. И чем глубже внедришься в банду убийц, тем легче быть вне подозрений.
План созрел в Польше, где Пауль впервые увидел, что уготовано так называемым недочеловекам.
До тех пор он, как всякий относительно цивилизованный немецкий гражданин, еврей и нееврей, надеялся, что рано или поздно наступит предел и лютая ненависть к «расовым врагам» иссякнет. Евреев лишили прав, собственности, достоинства, безопасности. Ладно.
Но убийства? Массовые убийства? Конечно, нет. Невозможно.
Никто на это не способен. Никто.
И уж всех меньше потомки Баха, Бетховена, Гете, Шиллера, Моцарта, Бисмарка, Гутенберга и Лютера.
Уничтожить всех евреев. Всех?
Невозможно.
И тем не менее…
Может быть, это не планировалось. Может быть, нацисты сами не понимали, к чему все идет. Но в Польше Пауль своими глазами увидел, куда дует дьявольский ветер. Он увидел, что делает внезапная абсолютная власть с людьми в черном — да и в мышастом. Сверхчеловеки творили что хотели.
А хотели они, похоже, убивать беззащитных.
Поляков и цыган, немощных и больных. Но прежде всего — евреев.
Казалось, все происходит спонтанно, почти наугад — без всякой системы и особых приказов. Но в этой молниеносной войне повсюду были мертвые евреи.
Или евреи без малейшего шанса выжить.
Их сгоняли в кучу. Перевозили с места на место.
Куда?
Грузовик, в котором с однополчанами ездил Пауль, эсэсовцы трижды забирали для перевозки человеческой массы, оторванной от родных корней.
— Не увозите! — жалобно плакали дети. — Нас убьют.
— Никто вас не убьет, — отвечали солдаты.
На деревенских площадях они видели виселицы, где болтались все мужчины поселка, но все еще не верили.
— Их не убьют. Все это еврейское вранье. Поклеп на Германию. Их просто отселяют, чтобы освободить место для достойных немцев.
Однако напрашивался вопрос.
Куда отселяют-то?
Спецотряды СС вышвыривают всех евреев из их домов, но куда их деть? Их свозят в городские гетто, которые им не разрешено покидать, объясняли знающие люди.
А что потом?
На месте Гитлера Пауль бы их убил. Они паразиты, и оставлять их на голодное прозябание хлопотно и опасно. Источник заразы. Сопротивления. Свидетели.
Неизбежный вывод: германский путь приведет лишь во мрак и кошмар.
А мать и возлюбленная Дагмар заточены в Берлине.
И вот в грузовике, по тряской дороге пылившем к склепу, в который превратится древняя Варшава, родился план.
— Я хочу вступить в СС, чтобы лучше служить моему фюреру, чтобы раз и навсегда смыть свой семейный позор, господин штурмшарфюрер!
— Молодец, парень, — сказал фельдфебель. — Пожалуй, ты нам подходишь.
Разговор о женитьбе
Берлин, 1940 г.
Новобранец СС обер-ефрейтор Штенгель свернул на Принц-Альбрехт-штрассе и зашагал вдоль Управления государственной безопасности. Стуча коваными сапогами, он шел мимо горемык, ради какой-нибудь печати томившихся в бесконечных очередях. Бесправные просители умоляли о дозволении выжить.
Пауль свернул на Саарландштрассе — кроваво-красную артерию, выводившую на Потсдамерплац. Два луча и островок в центре площади. Всюду стяги. Красно-черные. Красно-черные. Красно-черные. До самого «Хаус Фатерлянда».
Он первый увидел Дагмар.
И выгадал секунду, чтобы упиться ею. Вкусить. Насладиться. Сквозь грохочущий поток машин полюбоваться оазисом покоя и красоты.
Она стояла возле знаменитой Регулировочной башни.
Башня им нравилась. Как всем берлинцам. В 1924 году оба были на ее открытии. Она, маленькая избалованная принцесса, сидела на специальной трибуне, отведенной для городской знати и коммерческих шишек. Он и брат восседали на плечах родителей, стоявших в толпе, что криками приветствовала регулировщика в стеклянной кабинке. На семь метров вознесенный над землей, полицейский управлял светофором, который наконец-то упорядочил хаотическое движение на Потсдамерплац.
Башня стала символом наметившегося экономического возрождения страны. Чудо современной технологии, первое в Европе.
Разумеется, сейчас башню украшали свастики. За семь долгих лет они расползлись по всему городу, который Пауль больше не считал Берлином. Просто нацистский город, столица нацистского края — враждебная чужбина, где сам он был узником.
Пауль вновь взглянул на Дагмар.
