Эрик Сигал - История Оливера
Сегодня днем после сеанса с доктором я очень разволновался и невольно бежал слишком быстро для Стива. После одного круга ему пришлось остановиться.
— Слушай, давай беги второй крут один, — пропыхтел он, — я догоню тебя на третьем.
Я тоже здорово устал и замедлил бег, чтобы отдышаться. Тем не менее, я обогнал нескольких спортсменов, огромное количество которых появляется здесь к вечеру во всевозможном разнообразии цветов кожи, костюмов и стилей бега. Конечно, ребята из Нью-Йоркского клуба обогнали бы меня в мгновение ока. И все жеребцы-старшеклассники могли дать мне фору. Но и когда я бежал медленно, мне было кого обгонять: стариков, толстух и детей в возрасте до двенадцати.
Сейчас я ослабел, и мое зрение слегка затуманилось. В глаза попал пот, и все, что я смутно различал, была форма, размер и цвет тех, кого я обгонял. Следовательно, точно сказать, кто там бегал туда-сюда, я не могу. До случая, о котором я сейчас расскажу.
Передо мной, на расстоянии метров семьдесят виднелась какая-то фигура в голубом адидасовском (то есть, по тем временам, довольно дорогом) тренировочном костюме, которая бежала в приличном темпе. Я решил прибавить скорость, чтобы постепенно догнать эту девушку. А может, стройного юношу с длинными светлыми волосами.
Я ускорил темп и побежал за голубым Адидасом. Потребовалось двадцать секунд, чтобы приблизиться. В самом деле — девушка. Или юноша с роскошным задом? — тогда у меня появится еще одна проблема для обсуждения с доктором Лондоном. Но нет, подбежав поближе, я четко разглядел стройную девушку, чьи светлые распущенные волосы развевались на ветру. О’кей, Барретт, сделай вид, будто ты олимпийский чемпион Боб Хейз, и с блеском обойди эту бегунью. Я поддал газу, переключил скорость и элегантно пронесся мимо.
Теперь вперед, к новым достижениям. Вдали я узнал здоровенного оперного певца, которого регулярно обгонял. Мистер Баритон, вы — следующая жертва Оливера.
И тут какая-то фигура в одно мгновение обошла меня. Наверно, это был спринтер из клуба Миллруз. Но нет. Голубая фигура оказалась той самой, упакованной в нейлон девушкой, которая, по моим расчетам, должна быть метрах в двадцати позади. Однако сейчас она была опять впереди. Возможно, это какой-то новый феномен, о котором мне следует почитать. Я снова переключил скорость, чтобы еще раз взглянуть на нее. Это было нелегко. Я устал, а она бежала очень быстро. Наконец я ее догнал. Спереди она была еще лучше, чем сзади.
— Послушайте, вы какая-нибудь чемпионка? — спросил я.
— Почему вы спрашиваете? — сказала она, даже не запыхавшись.
— Вы так стремительно меня обошли…
— Вы бежали не очень быстро, — ответила она.
Эй, это что, оскорбление? Кто она, черт побери?
— Послушайте, это что, оскорбление?..
— Только, если у вас слабое эго, — ответила она.
Хотя моя самоуверенность непробиваема, я разозлился.
— Вы явно самоуверенны, — сказал я.
— И что, это оскорбление? — спросила она.
— Да, — сказал я. Не маскируясь — в отличие от нее.
— Может, вы предпочитаете бегать в одиночестве?
— Да, — сказал я.
— О’кей, — ответила она. И внезапно рванула вперед. Теперь она дразнила меня; очевидно, это была просто уловка, но, будь я проклят, если уступлю. Пришлось собрать все силы, чтобы ускорить бег. И я ее догнал.
— Привет.
— Я думала, что вы жаждете одиночества, — сказала она.
Дыхание было коротким, как и диалог.
— За какую команду вы бегаете?
— Ни за какую, — ответила она. — Бег нужен для моих занятий теннисом.
— О, да вы занимаетесь подряд всеми видами спорта, — сказал я нарочно, чтобы умалить ее женственность.
— Да, — сказала она сдержанно. — Ну, а вы пристаете ко всем подряд?
Как на это реагировать, особенно когда напрягаешь все силы, стараясь бежать в ее темпе?
— Да, — удалось мне вымолвить. Что в ретроспективе было самым мудрым, что можно было сказать. — Как у вас с теннисом?
— Вы со мной играть не стали бы.
— Нет, стал бы.
— Да? — сказала она. И слава Богу, замедлила темп, чтобы перейти на шаг.
— Завтра?
— Конечно, — пропыхтел я.
— В шесть? Теннисный клуб Готам на углу 94-й улицы и Первой авеню.
— Я работаю до шести, — сказал я. — Как насчет семи?
— Да нет, я имею в виду шесть утра, — ответила она.
— Шесть утра? Кто играет в шесть утра? — спросил я.
— Мы, если вы не струсите, — ответила она.
— О, вовсе нет, — сказал я, вновь обретая почти одновременно дыхание и остроумие. — Я всегда встаю в четыре кормить коров. Она улыбнулась. Во рту у нее было полно зубов.
— Прекрасно. Корт зарезервирован для Марси Нэш. Кстати, это — я.
И она протянула мне руку. Конечно, чтобы пожать, а не для поцелуя. В отличие от того, к чему я готовился, её рукопожатие было не сильным, крепким пожатием спортсмена — оно было нормальным, даже деликатным.
— А могу я узнать ваше имя? — спросила она.
Я решил слегка пошутить.
— Гонзалес, мадемуазель. Панчо Б. Гонзалес.
И она ринулась вперед со скоростью, которой позавидовал бы сам чемпион мира Джесси Оуэнс.
10
В пять утра в Нью-Йорке темно, как в буквальном, так и переносном смысле слова. А теннисный клуб, второй этаж которого был освещен, на фоне спящего города выглядел ночником в детской комнате. Я вошел, расписался в журнале и направился в раздевалку. Непрерывно зевая, я оделся и пошел на площадку. Потоки света со всех кортов чуть было меня не ослепили. И на каждом шла игра. Этим оголтелым членам клуба Готам, собирающимся начать свой безумный рабочий день, по-видимому, была нужна такая безумная теннисная игра, чтобы подготовиться к поединкам в безумном городе.
Предвидя, что мисс Марси Нэш облачится в самую шикарную одежду для тенниса, я оделся как можно хуже. Что же до цвета моей спортивной формы, то его можно было бы определить, как «весьма далекий от белого». На самом деле это от того, что я нечаянно засунул в стиральную машину разноцветные вещи. Что касается рубашки, то она была безобразнее всего, что когда-либо надевал Марлон Брандо. Короче, вырядился как застенчивый неудачник.
Она была уже на корте и отрабатывала подачи на сетку.
Как я и думал, теннисные мячи у нее были желтые, флюоресцирующие, того типа, которым пользуются все профи.
— Послушайте, вы знаете, что на улице абсолютно темно? — спросил я.
— Именно по этой причине мы играем в помещении. Колотушки и пинки оставляют синяки, а моя удача — крепкая подача, — враспев сказала она, продолжая работать ракеткой.
Ее волосы, которые на беговой дорожке разлетались по ветру, сейчас были завязаны сзади лошадиным хвостом. И, как у типичного любителя, мнящего себя бог весть чем, на обоих запястьях у нее были потники.
