Фигль-Мигль - В Бога веруем
Зачем же он звал к себе Евгения? Он его не звал; он его не гнал. Наверное, из тех же соображений, по каким заводят кошку или собаку: чтобы в углу тихо сидело и дышало что-то живое. Но собаку или кошку нужно кормить, лечить и вообще нести ответственность. Взрослого человека можно привадить просто так — как скворечник вывесить. С теми же последствиями: что бы ни произошло, он останется за окном.
Да зачем такому злому человеку что-то живое? Уж сразу и злой, припечатали! Затем, что боязнь естества и хула на него от этого самого естества не освобождают. Будь ты умным-преумным — гордым-прегордым — манихей-преманихей, — невозможно вытравить из себя жизнь и остаться формально живым: чтобы ноги ходили, глаза моргали… Пока естество ходит и моргает, от скворечников оно не откажется. Хотя бы из ненависти к скворцам.
о манихеях
А… забавная метафора, А кто такие манихеи? Ах да, действительно. Аристид Иванович, расскажите нам, пожалуйста, о манихеях.
Аристид Иванович делается чернее тучи. Почему именно манихеи? — брюзгливо бормочет Аристид Иванович. Ведь существуют офиты — маркиониты — енкратиты — артемониты — николаиты — карпократиане — каиниты или кайане — алоги — вардесанисты — ноэтиане — новациане — аполлинаристы — елкесаиты — сефиты — сатурнилиане — архонтики — в конце концов, варвелиоты, они же стратиотики, они же фивиониты, они же египетские гностики. И просто гностики, если это кому-то интересно, а впрочем, все это вещи общеизвестные.
Не хочет рассказывать, чудной старикашка! Можно подумать, он развалится, если скажет три слова о человеке, производившем волнения. Вот Владимир Соловьев рассказал в Брокгаузе о манихеях и гностиках — и ничего, не развалился. Ну же, Аристид Иванович! Хотя бы о пещерах Мрака и о пяти деревьях, которые неподвижны и летом, и зимой, и их листья не опадают. Не хочет. Отворачивается. Что поделаешь, придется самим.
Вот, например: все задумывалось как мировая религия (“вера моя ясной бывает в любой стране и на любом языке”), а вылилось в мировую ересь, существование которой власти в лучшем случае терпели. Сам Мани (говорят, что это не имя, а прозвище, со значением “ум, дух”) был персом или чем-то вроде этого. Персы его терпели, терпели, а потом готов указ: “Этот человек производит волнения, могущие привести царство к разрушению, а потому прежде всего необходимо, чтобы он сам был разрушен”. Разрушили, да еще как. По одним сведениям, кожу содрали с живого, по другим — с трупа. Повесили эту кожу над воротами (очевидно, подражая Аполлону. Так всегда: у попа — собака, а у бога — конкурент-флейтист, или на чем он там играл, бедный Марсий).
А какие именно волнения производил этот предположительно персидский человек, тоже призывал старый храм разрушить? Да, они все к этому призывают, первоначально… Но Мани, как нам нравится думать, вообще не призывал ни разрушать, ни строить — строительство нерентабельно, а разрушится все и так, само собой, в последнем всесожигающем пожаре или даже раньше. Продолжайте волноваться, препираться — и сами не заметите, как скоротаете Вечность. Не нужно помпезных акций: всех этих башен, укрепленных городов и дел, обреченных на гибель уже закладкой первого камня. Зачатие — прообраз смерти, и только у нерожденного и непостроенного есть какие-то — призрачные — шансы на бессмертие.
о Евсении Памфиле, епископе Кесарийском
Да, как-то это не очень весело. И что же делать? Ничего; книжки читать и путешествовать. Штука в том, чтобы сделать именно “ничего”, а не что-то, отказаться не только от реально существующего, но и от видимостей. Беда большинства вольных и невольных метафизиков в том, что они убирают предмет, но оставляют его тень. Э, но у метафизики всегда сложности со здравым смыслом. Ага, поэтому у здравомыслящих людей, в нашем случае, руки и совесть опустились, как вот у Евсевия: “Зная, что манихейская ересь всем представляется смехотворной, я опущу доводы против нее”. И проклятия освятили пустое место. А впрочем, “опустить доводы” — это практически афоризм, хотя и лагерный.
А ведь мог Евсевий пытливым оком обозреть недавнее историческое прошлое. Он, разумеется, помнит и оплакивает (и двадцати лет не прошло) гонения Диоклетиана на христиан, но целомудренно молчит о том, что свое жестокое наступление на права человека Диоклетиан начал с манихеев. Сперва эдикт 296 года “О злодеях и манихеях” (“неслыханная и позорная, всеми обесславленная секта”, и там же что-то о “достойных проклятия и жестоких персидских законах”), а через семь лет (мистическое число фольклора, Библии и астрологов) — мученики-христиане; не наоборот.
о Диоклетиане
Во славу Диоклетиана можно сказать, что теологическими тонкостями и богословием вообще он себе голову не забивал и для него все эти отечественные и пришлые пророки были на одно непривлекательное лицо. И кто бы разобрался: в каждой деревне своя секта, по имени приходского попика. Представляете, какая царила неразбериха? Почти как сейчас в модной музыке: попса, рок и производные, найти пять отличий. Управление Диоклетиана сначала отличалось мягким и самым либеральным духом религиозной терпимости, но обнаружилось, что вкушаемое народом благоденствие ослабило узы дисциплины. Жертвовать дисциплиной отказывались не только злые империи, но и добрые республики — короче, идея первого Рима увлекла Диоклетиана за пределы умеренности. Вечный Рим, думал, должно быть, он, а второму не бывать. Царь царей охотится на львов.
И вовсе не так, говорит Аристид Иванович раздраженно. За пределы умеренности Диоклетиана увлекли его мстительность и лукавый характер; он хотел, чтобы все хорошее приписывалось его инициативе, а все дурное — влиянию других. Кроме того, власть его не была абсолютной, и некоторая доля ответственности лежит на его соправителях: Максимине, Констанции, Хлоре и Галерии. Это что, сразу четыре императора? Вот именно: двое с титулом “августа”, и двое с титулом “кесаря”. И если, кстати, говорить о титулах, “царь царей” — это титул персидского шаха, и таких львов, чтобы на них охотиться, в Риме не было, по крайней мере, в описываемую эпоху.
Эх, Аристид Иванович! Предлагали вам рассказывать самому, чтобы все было опрятно, связно, зримо и по порядку. Вам это как два пальца, а мы предметом плохо владеем, у нас получится не предмет, а ряд запечатлевших его (почти как в карамельном “Запечатленном ангеле” Лескова) плохих мгновенных снимков. Вот фотка с Диоклетианом (либерализм, казни, пожары), а вот, уже в XII веке, какой-то византийский император наказанием манихеев завершает круг своих подвигов. (Не какой-то, замечает Аристид Иванович, а Алексей I Комнин.) Но какие они живучие оказались: третий век, двенадцатый — а потом все эти модификации в виде катаров и альбигойцев — а еще потом литературные и философские искания нового времени, от Блейка до Шопенгауэра. Нас тру-ру, а мы крепчаем. (Это народная мудрость в виде напева, чтобы вы не сердились.) Что? да, верно, как евреи. И слово созвучное.
Таким образом, мы переходим (следующая пачка фотоснимков) к сути вероучения Мани: что же делало лжеименное знание столь витальным, почему манихеев гнали сквозь века и почему они воскресали из пепла гонений. А почему он карамельный? Кто?! Ангел у Лескова, вы так сказали. Вот когда мы так сказали, тогда и нужно было спрашивать. Как же, спросишь, вы так тараторите, слова не вставить. Это что-то вроде вербного херувима? Нет, это гораздо хуже. Вы почитайте Лескова, а когда прочтете, тогда мы все это перетрем как положено — семинар можно устроить, сведущих людей позовем, хотите? Нет уж, спасибо. Ваши семинары одним заканчиваются, для сведущих людей в особенности: “накоптивши сургучную палку, прямо как ткнет кипящею смолой с огнем в самый ангельский лик”. Ха! Да вы знали! Да, а вы думали, что свиней тут жемчугом окармливаете? Рассказывайте о манихеях, нечего тянуть.
об источниках
До недавнего времени (до открытия турфанских рукописей, вставляет Аристид Иванович) сведения о манихейском каноне мы черпали преимущественно из источников, оставленных их врагами и гонителями, а враги они такие: что придумают, то и сообщат. В “Церковной истории” того же Евсевия что можно почерпнуть? “Безумец Мани, давший свое имя демонской ереси, собирался торжествовать победу над разумом. Сам сатана выдвинул этого человека на погибель многих. Варвар по языку и нраву, он имел в природе своей нечто демоническое и безумное. Лживое и богохульное учение свое он составил из множества богохульных, давно исчезнувших ересей, привез его из Персии и разлил этот смертельный яд по нашей земле”. Очень содержательно. Как историю страны советов изучать по газетным передовицам. (Хотя вот это-то, кстати, было бы поучительно. Ведь газеты, допустим, врут каждая каждый день — но все вместе, за много-много дней и лет, если их потом просмотреть подряд, договариваются до настоящей, никому не нужной правды — не той, что в официальных учебниках, и не той, что в официальных проклятьях из сопредельных стран, и не той, что в кухонном шепоте диссидентов. Вы знаете, что газеты за 20–30-е годы долго держали в спецхране?)
