Дэвид Гилмор - Что сказал бы Генри Миллер...
Он быстро оделся и торопливо вышел из номера. Я некоторое время лежал, выключив свет. Потом встал, включил свет снова, подошел к окну и распахнул его. Кондиционер выключился, в комнате было тихо. Вдруг все стало слышно до странности отчетливо: стрекот цикад, приглушенные голоса, говорившие по-испански, шелест шин медленно ехавшей машины. За дверью по коридору гулко проехала тележка, позвякивая чашками.
Я стоял у окна, глядя на темный парк. В густой тени двигались какие-то фигуры. Между деревьями неспешно прогуливались проститутки, останавливались у статуи, чтобы выкурить сигарету. За статуей маячил купол Музея революции.
Я увидел Джеси, когда он появился внизу на тротуаре в своих мешковатых штанах и бейсболке, повернутой козырьком назад. Он закурил, как это бывает в кино, и выглядел соответственно (я успел разглядеть выражение его лица — таким же оно было, как когда он смотрелся в зеркало), потом зашагал через улицу к скамейке, стоявшей у самого парка. Когда из густой тени парка появился темнокожий мужчина в желтой рубашке, я едва удержался от того, чтобы крикнуть сыну о возможной опасности. Мужчина направился прямо к Джеси и протянул ему руку. Я ждал — хотел увидеть, пожмет мой сын руку незнакомца или нет. Они обменялись рукопожатием. Это была ошибка. Неизвестно откуда появились еще два кубинца. Они улыбались, кивали, указывали пальцами куда-то вверх по улице, но стояли к Джеси слишком близко. Потом неожиданно (я глазам своим не мог поверить) Джеси вместе с кубинцами направился в глубь парка, причем они с трех сторон его окружали.
Я оделся и спустился на лифте в вестибюль гостиницы. Помещение было большое, с высокими потолками и выложенным мрамором полом, прохладно там было, как на катке, тихо играла музыка, у входа стояла пара охранников в серых костюмах с ручными рациями. Они приветливо мне улыбнулись и распахнули дверь. Как только я вышел из гостиницы, меня обдало волной жаркого воздуха.
Я перешел улицу и углубился в парк. Ко мне тут же решила пристроиться проститутка. Она материализовалась как джин из бутылки, поднявшись со скамейки и направившись в мою сторону. Я вежливо отказался от ее услуг и пошел дальше через парк, глядя по сторонам в надежде увидеть Джеси. Он, наверное, свернул со своими новыми приятелями на одну из боковых улочек. Но на какую?
Я двигался параллельно восточной стороне парка, проходя мимо такси и местных трехколесных фургончиков «коко», когда сквозь деревья заметил ведущую к городскому театру улицу. В конце она была ярко освещена. Я вышел на эту улицу и дошел до бара на открытом воздухе. Там никого не было, кроме Джеси, который потягивал пиво, и трех жуликов, сидевших вместе с ним за столиком. На лице сына было озабоченное выражение, как будто он стал, наконец, догадываться, что здесь что-то не так. Я подошел ближе.
— Мне надо с тобой сейчас же поговорить.
Жуликоватый тип в желтой рубашке посмотрел на меня.
— Ты — его папаша?
— Да, — ответил я и, обратившись к Джеси, повторил: — Я должен с тобой поговорить.
— Да, конечно, — кивнул он, встал и отошел от стола на нетвердых ногах.
За ним последовал тот же тип в желтой рубашке и встал рядом, пытаясь понять, о чем мы говорим.
— Эти парни тебе не друзья.
— Я только зашел пива выпить.
— Дело кончится тем, — сказал я тверже, — что тебе придется платить гораздо больше, чем за пиво. Ты этим парням что-нибудь покупал?
— Пока нет.
Из-за стойки вышел хозяин — коренастый, очень спокойный мужчина. Его, казалось, ничем нельзя было удивить. Он подошел к Джеси и взял его за рукав рубашки.
— Что вы делаете? — спросил я, начиная нервничать.
Мужчина ничего не ответил. Он пошел обратно в бар и потянул за собой Джеси, продолжая держать его за рубашку. Сердце мое тревожно забилось, предвещая недоброе. Такие, значит, дела. Такие вот пироги, черт бы их драл.
— Сколько мы вам должны? — обратился я к бармену по-испански.
Он с Джеси уже был в баре.
— Десять долларов, — ответил мужчина.
— Дороговато будет за пиво, — заметил я.
— Такова цена.
— Вот, возьмите, — я положил на стол пять американских долларов и повернулся к Джеси. — Пойдем.
Но хозяин бара не отставал.
— Он еще заказал ром. Я ему уже сделал.
— Вы хотите сказать, вы уже налили? — не понял я.
— Это одно и то же.
— Ты прикасался к напитку? — спросил я Джеси.
Мой сын испуганно покачал головой.
— Иди за мной, — сказал я ему, и мы вышли на улицу.
Жулики увязались за нами. Один из них встал прямо передо мной.
— Парень заказал выпивку, — процедил он сквозь зубы. — Теперь ему надо платить.
Я попытался пройти мимо кубинца, но тот мне не позволил.
— Сейчас я позову полицию, — пригрозил я.
— Давай, вперед, — оскалился жулик, но отошел в сторону.
Мы снова пошли своим путем, жулик крутился рядом, дергал меня за рукав, его приятели следовали чуть сзади. Я сказал Джеси:
— Не останавливайся, что бы ни случилось.
Мы прошли через парк, мы уже почти бежали, Джеси не отходил от меня ни на шаг, и когда впереди замаячила дверь гостиницы, я крикнул ему:
— Бежим!
Мы проскочили через улицу к фасаду здания и прошмыгнули в боковую дверь гостиницы. Но жулики ввалились в вестибюль сразу же за нами. Не останавливаясь, я бросил типу в желтой рубашке:
— Валил бы ты отсюда, да поскорее.
Но он, казалось, ничего не боялся. Открылась дверь лифта, кубинец попытался проскользнуть внутрь кабины вслед за мной и Джеси, остальные жулики слонялись по вестибюлю.
Откуда ни возьмись, появились охранники. Некоторое время они говорили по-испански, потом дверцы лифта захлопнулись. Мы поднялись на три этажа. Джеси молчал, точно воды в рот набрал, только бросал на меня встревоженные взгляды. Посмотрев на себя в зеркало, он снова скорчил рожу. Джеси казалось, что я вроде как опустил его, что, собственно, я и сделал, но ему было невдомек, что на самом деле эта история вызвала у меня прилив энергии. Как ни банально это может прозвучать, я чувствовал себя так, будто вскочил на коня и поскакал спасать сына. Я сослужил ему хорошую службу, защитил его, исполнил свой долг. В сущности, в глубине души я даже был рад, что дело обернулось именно таким образом. После определенного возраста дети уже особенно не нуждаются в помощи родителей, которым и хотелось бы из кожи вылезти, чтобы помочь им, да только детям это уже без надобности.
Мы были слишком взбудоражены, чтобы ложиться или смотреть телевизор. Честно говоря, мне до чертиков хотелось промочить горло.
— Слушай, а может, нам куда-нибудь прошвырнуться, пива выпить, если найдем? — предложил я.
Мы переждали минут десять — пятнадцать, потом спустились вниз и выглянули на улицу — подонка в желтой рубашке не было видно. Мы быстро дошли до края парка, прошли мимо торгового центра до улицы Обиспо и по узенькому переулку направились в сторону океана. Старый город был окутан тихим жарким маревом.
— Здесь любил поддавать Эрнест Хемингуэй, — сказал я, когда мы проходили мимо «Эль Флоридиты». — Теперь это западня для туристов — 10 долларов за кружку пива, но тогда, в пятидесятые, этот бар считался лучшим в городе.
Мы прошли мимо пары забранных решетками кафе, где всего несколько часов яблоку негде было упасть и окутанных сигарным дымом завсегдатаев будоражили задорные гитарные переборы. Потом миновали старомодную аптеку, всю заднюю стену которой чуть не до потолка скрывали ряды полок темного дерева, уставленные массой глиняных баночек с притирками и примочками.
Скоро мы стояли в самом начале улицы у старой гостиницы «Амбос Мундос», где останавливался Хемингуэй.
— Здесь, на пятом этаже, он написал несколько самых плохих своих работ, — сообщил я.
— Его стоит читать? — изобразил интерес Джеси.
— О чем, черт возьми, ты там думал, Джеси? — выпалил я. — Куда тебя понесло с этими отморозками?
Он не ответил. Было ясно, что мысль моего сына суетливо снует в мозгу по всем его закоулочкам, чтобы отыскать хоть мало-мальски убедительный ответ.
— Ну, скажи мне, пожалуйста, — мягко попросил я сына.
— Я думал, это будет что-то вроде приключения. Сигарету выкурить, пива попить в незнакомом городе. Понимаешь?
— А тебе не показалось, что там что-то не то? Ты не задал себе вопрос, почему эти парни были с тобой так любезны в три утра?
— Мне не хотелось их обидеть, — ответил он. (Какой же он еще маленький, пронеслось у меня в голове. Такой высокий мальчик, так хорошо говорит. Как же легко это может ввести в заблуждение.)
— Эти парни всегда делают так, что другие начинают себя считать в чем-то виноватыми. Они все дни напролет только этим и занимаются. Работа у них такая.
Мы прошли дальше по улице. Над головами желтым светом светили фонари, балконы смотрели вниз, на них неподвижно висело сушившееся белье, точно ждавшие кого-то люди.
