Рене-Виктор Пий - Обличитель
— Роже умер, и я расскажу вам, кто такая мадам Арангрюд. Мой отец был служащим Управления общественных работ префектуры Эро. Я сдала экзамены на бакалавра, получила степень кандидата по итальянской литературе и стала преподавательницей коллежа в Мюлузе. Однажды в воскресенье я увидела, как под моими окнами проехали повозки, украшенные окороками и сосисками. В повозке на большой картонной сковороде уселись в кружок мужчины, изображавшие сосиски. Я рассмеялась: зрелище было очень забавное. Вдруг один из них, изображавший окорок и чем-то выделявшийся среди других, протянул ко мне руку и закричал: «Мадемуазель, идите-ка сюда и съешьте меня!» Это был Роже. Он организовал эту рекламу для местной фирмы, где работал, — вскоре она стала компанией «Корвекс». Позже, когда я отправилась купить кое-что, я вновь увидела этот карнавал на вокзальной площади. Роже узнал меня, и мы договорились встретиться вечером. Вот так я стала его женой. Он был честолюбив, образован и работал по шестнадцать часов в сутки. Он добился баснословного увеличения продажи колбасных изделий в департаменте.
— Да, — тихо сказал я, — он и Бриньон были единственными работниками административного руководства, которые действительно участвовали в коммерческих операциях на местах. Сен-Раме знает об этой истории с окороками и часто рассказывал о ней молодым сотрудникам, ставя им в пример вашего мужа.
— На следующий год, — продолжала вдова, — его пригласила на работу фирма «Россериз и Митчелл». Я была счастлива переехать в Париж. У нас появился первый ребенок, и мы в первый раз получили жалованье свыше пяти тысяч франков в месяц. Несмотря на успех, Роже оставался скромным и трудолюбивым. Все вечера он изучал проблемы производства и сбыта машин. Я глядела, как он сидит, погруженный в диаграммы и статистические данные, и все больше восхищалась им. В то время он занимался также изучением валютно-финансовых проблем. Он не хотел, чтобы события опережали его, и поэтому читал огромное количество статей о курсе золота, доллара, франка, марки и уж не помню чего еще…
— Фунта, лиры, — прошептал я.
— Ах да, фунта и лиры! Он часто смеялся надо мной, потому что я их путала, — сказала она, вдруг немного оживившись, несмотря на боль, причиняемую ей воспоминаниями, и продолжала: — Он очень быстро изучил все, что касалось торгового оборота, доходов, прибылей, капиталовложений. Знаете, у него была поразительная способность сразу схватывать все…
Тут мы услышали, как на улице, под окном квартиры, сильно заскрипев тормозами, остановились какие-то машины.
— Ох, — простонала она. — Боже мой, они приехали… Извините, что я вам не сказала, но поймите, я совершенно одна, я так растерялась и не подумала, что надо вас предупредить…
— Что там происходит? — спросил я, вставая с пуфа.
Она разрыдалась и сказала:
— Привезли тело покойного.
— Ах вот оно что, — проговорил я растерянно, — они привезли тело…
Я об этом действительно как-то не подумал. Положив ладонь на ее руку и машинально похлопывая по ней, я старался собраться с мыслями и решить, как мне себя вести. Разумеется, если бы меня предупредили, я не приехал бы в такую минуту. Когда мы назначали свидание на 16 часов, мадам Арангрюд не предупредила меня о своем намерении привезти тело покойного. К тому же мне казалось, что этот обычай давно устарел, по крайней мере в городе. Как бы угадывая мои мысли, вдова сказала:
— Я не знала, что надо делать… Я была так измучена после ночи, проведенной в больнице… В полдень они спросили меня, хочу ли я, чтобы тело привезли домой… Я ответила «да», ничего не соображая.
Внезапно мне пришла в голову тревожная мысль, еще более увеличившая мои опасения. Я спросил:
— Но они привезут тело вашего мужа или гроб, в котором он покоится?
— Этого я не знаю, — сказала она.
— Не знаете? — повторил я, озадаченный.
— Нет, я просто Ответила «да». Я вам уже сказала, что очень растерялась, я не знаю обычаев. Умоляю вас, — прибавила она, испугавшись, что я уйду под предлогом, что посторонний будет теперь помехой, — умоляю вас, останьтесь со мной. Мои родители приедут лишь сегодня вечером или завтра утром, а пока не оставляйте меня одну.
— Не бойтесь, я останусь, но должен буду уйти не позднее шести часов.
В дверь постучали. Я открыл. Передо мной стояли трое мужчин: двое в белых рубашках и один в черном: пальто.
— Мадам Арангрюд здесь?
— Да, здесь, — сказал я.
— Куда нам положить тело?
— Оно в гробу? — спросил я.
— Нет, на этот счет мы не получали никаких указаний.
— Подождите минутку.
Я пошел к вдове и тихо объяснил ей:
— Тело доставили не в гробу, куда его положить?
Мадам Арангрюд закрыла лицо руками и простонала:
— В его комнату, сюда, налево.
— Ну-ну, будьте мужественны, — сказал я, немного-раздосадованный этим инцидентом. — Где ваши дети?
— Их взяли к себе друзья.
— Очень хорошо, идите проводите этих людей.
Санитары без всяких затруднений внесли носилки с телом покойного, накрытого белой простыней, по широкой мраморной лестнице в дом, построенный с размахом для сотрудников «главного штаба». Они прошли в комнату и, опустив покойника на кровать, заявили, что вернутся завтра, чтобы положить его в гроб. Итак, мы, я и вдова, очутились у изголовья Арангрюда, который лежал застывший, с белоснежной повязкой Вельпо на голове. Мы сидели не говоря ни слова. Уже давно я не встречался со смертью. Моим последним умершим родственником был кузен, мой ровесник: он утонул в море близ Мальорки во время ловли тунца, организованной фабрикантами, изготовлявшими оборудование для кемпингов. Мы просидели молча добрых четверть часа, пока вдова первой не нарушила тишину. Она уже немного успокоилась.
— Извините меня, прошу вас, но подумайте, как трудно для женщины внезапно оказаться одной перед таким несчастьем; администраторы больницы лишь выполняют формальности: сухо задают вам вопросы, действуют соответственно правилам и не желают что-либо объяснить. Они спросили меня: «Отвезти тело к вам домой?» Я ответила: «Да».
— В общем, — заметил я, — это неплохой обычай. В детстве я тоже бодрствовал при своих покойных дедушке и бабушке, а один раз — у соседа, и у меня это не оставило дурных воспоминаний. Может быть, раз уж тело здесь, следует подежурить возле него ближайшим коллегам? Хотите, я поговорю об этом с мсье Сен-Раме?
— О, мне бы не хотелось никого беспокоить.
— Я думаю, некоторые из них захотят отдать вашему супругу последний долг.
— Поступайте, как сочтете нужным, мсье. Я предоставляю вам решать самому и не хочу злоупотреблять вашей любезностью.
— О нет, ведь я прежде всего заместитель директора по проблемам человеческих взаимоотношений, именно поэтому я и посетил вас, я хотел бы узнать о порядке похорон. Где вы собираетесь похоронить вашего дорогого супруга?
— На кладбище Сен-Клу. Позже, возможно, отец захочет увезти его к себе, но пока у них нет фамильного склепа.
— Желаете ли вы, чтобы на похоронах присутствовали только родные или в них могут участвовать его коллеги, друзья и сослуживцы?
— Я не возражаю.
— Мсье Сен-Раме чрезвычайно ценил Роже Арангрюда. Как вам известно, он прочил его на пост директора по «маркетингу», а это очень высокая должность. Учтите, что фирма «Россериз и Митчелл» — самая большая транснациональная компания в мире!
— Я знаю, — сказала вдова, пристально глядя на покойного.
— Мсье Сен-Раме, возможно, захочет произнести речь на могиле такого уважаемого сотрудника. Что вы об этом думаете?
— Я думаю, что Роже был бы очень рад, если бы мог узнать об этом.
Мы снова замолчали. Хотя я не отношусь к числу мечтателей, меня вдруг совершенно поглотили мысли, в беспорядке теснившиеся у меня в голове, и прежде всего — воспоминания об этом беспокойном дне. Право, вот уже второй раз словно какие-то странные силы пытались повергнуть меня в состояние оцепенения и отрешенности от того рационального автоматизированного мира, где я до сего дня так хорошо зарабатывал себе на жизнь. Уже глядя в окно моего кабинета, я ощутил смутное беспокойство. И вот сейчас, сидя у изголовья усопшего, я вдруг почувствовал, что плохо справляюсь с бременем навалившихся на меня событий. Неужели было предначертано судьбой, что этот день станет и для меня таким тяжелым? Мог ли я хоть на секунду предположить, вставая утром с постели, что буду вовлечен в такие странные и неприятные события, как смерть высокопоставленного коллеги, свиток с текстом, который таил в себе не то розыгрыш, не то скрытую угрозу, затем эта трещина в фундаменте здания, и хуже всего — странное недоразумение, которое превратило меня в факельщика, и вот я сижу рядом с мадам Арангрюд, молчаливый и взволнованный, уставившись на эту ужасную повязку Вельпо, стягивающую голову покойника. На закате моей долгой жизни я хочу предостеречь граждан и гражданок, которые не придают должного значения фактам, захватившим их врасплох, и продолжают витать в облаках. Хоть я и не суеверен, но все же искренне советую всем относиться к таким фактам серьезно. Я говорю об этом с особой уверенностью теперь, когда рассказываю эту странную историю, ибо знаю ее дьявольское развитие и роковой конец.
