Вениамин Лебедев - По земле ходить не просто
С трудом сдерживая себя от желания высказать все это, Николай процедил сквозь зубы:
— Вы не Германию жалеете, господин полковник, а оружие разбоя, которое у вас вырвали… Германия не погибла, а если погибнет в будущем, то по вине самих вас, немцев… Сами погубите…
Услышав эти слова по-немецки, полковник опустил голову.
У Николая не было никакого желания продолжать этот разговор, хотелось поскорее избавиться от парламентеров. К черту такую дипломатию! Хватит возиться! Поэтому как только из штаба бригады пришла машина, он с удовольствием отправил парламентеров в тыл.
— Комиссар! — крикнул он своему заместителю по политической части. — Остаешься за меня… Три экипажа держать в состоянии боевой готовности номер один. А я ненадолго отлучусь. Пошли, ребята, к морю. Солнце победы встречать.
Море в это утро было спокойное. Волны, словно отдыхая, плавно выкатывались на прибрежный песок и, осев, с мягким шипением отходили назад.
Небо стало совсем бледным. Над горизонтом блеснул край огненного диска. На гребни волн легла узкая оранжево-золотая полоска отражения.
— Вот оно, — прошептал кто-то.
А солнце выплывало выше и выше и, оторвавшись от горизонта, казалось, остановилось на месте, озарив море и горы уже дневным белым светом.
Солнце победы…
Солнце мира!
В это утро никто не мог оставаться на месте. Увлеченные какой-то идеей, товарищи Николая побежали к танкам.
Николай, оставшись один, закурил и сел на камень. Перед глазами без конца катились морские волны.
Когда-то, — Николаю казалось, что это было очень давно, — в такое же вот утро стояли они с Ниной на горе над Камой. Они мечтали о большом счастье. Поэтому даже мрачные тучи над горизонтом представлялись им какими-то таинственными замками с причудливыми зубцами крепостных стен… Они клялись навсегда запомнить это утро, быть верными друг другу.
Шесть лет прошло с тех пор. Не думал тогда Николай Снопов, что в день большого праздника всего народа он мог бы оказаться вдали от Нины, что к радости победы примешается грусть.
Что с ней? Жива ли она? И если жива, вспомнила ли она его в эти часы?
Два с половиной года Николай ничего не знал о Нине. А как ее не хватало ему! Ведь свою любовь к ней он пронес через годы, не запятнав даже мысленно.
Яркой звездой сверкнула перед Николаем и мгновенно сгорела Ольга Кадубенко, оставив в душе незатухающую боль от преждевременной гибели чудесной девушки…
По дороге к морю бежали солдаты и офицеры батальона. Капитан Вихров издали показывал Николаю какую-то бумажку, а Каштан размахивал большой бутылкой, как будто из-под шампанского.
— Подпишите, пожалуйста, эту бумагу, товарищ гвардии майор, — подбежав к Николаю, сказал запыхавшийся Вихров.
— Что это такое?
Николай развернул бумажку. В ней было напечатано на машинке:
«Всем! Всем! Всем!
Мы, солдаты и офицеры подразделения майора Снопова, сегодня 9 мая 1945 года, в день победы над фашистской Германией, бросаем этот документ в Балтийское море с мыса на косе Фриш-Нерунг. Пусть следующие поколения знают, что мы, участники Великой Отечественной войны, сражаясь в 1941–1945 годах за социалистическую Родину, отстаивали жизнь и свободу народов всего мира, воевали за счастливую жизнь будущих поколений. Вечная память героям, павшим в борьбе за правое дело!»
Внизу стояло множество подписей. Николаю было оставлено первое место.
Бумагу свернули и затолкали в бутылку. Потом заткнули ее пробкой, обмотали тряпкой, а сверху еще обмотали изоляционной лентой.
— Гвардии майор, вам поручаем бросить ее в море.
Все вместе сбежали к берегу. Николай поднялся на высокий камень и, размахнувшись, бросил.
Бутылка, описав дугу, скрылась в глубине, но через несколько секунд выскочила обратно и закачалась на волнах. Медленное течение уносило ее.
У танков Николая ждал адъютант командира бригады.
— Разрешите, товарищ гвардии подполковник, поздравить вас с Днем Победы, — официально обратился он к Николаю.
— Костя, ты спятил с радости. Перестал разбираться в званиях…
— Нет, я не ошибся, — возразил адъютант. — Вчера пришел приказ о присвоении вам звания подполковника. Да еще о награждении орденом Отечественной войны первой степени. В сегодняшней суматохе не успели сообщить. А теперь распишитесь в получении пакета.
Николай прочел приказ. Несколько секунд простоял он молча, потом спросил:
— Завтрак привезли? После завтрака прошу всех офицеров построить свои подразделения. — Потом уже тише добавил: — Будем прощаться. Меня отзывают…
— Куда?
— Не знаю. К шестнадцати ноль-ноль я должен быть в штабе бронетанковых войск…
Через день гражданский самолет увозил подполковника Николая Снопова из Москвы на Дальний Восток. В кармане его гимнастерки лежал приказ о назначении командиром танкового полка.
Пассажиры самолета с любопытством рассматривали молчаливого подполковника со множеством орденских колодок и знаков ранений на гимнастерке. Слишком молодым этого человека нельзя было назвать. Виски его серебрились. По лицу пролегли морщины. И только высокий и светлый лоб и лучистые ясные глаза, как у всех людей с чистой совестью, говорили о его молодости.
* * *Директора детского дома Анну Григорьевну разбудил стук в дверь.
— Анна Григорьевна! Анна Григорьевна! — Ночная дежурная по интернату барабанила в дверь обеими руками. — Вставайте! Вставайте!
Перепуганная Аня никак не могла попасть рукой в рукав халата. Ей сразу же почудилось, что произошло какое-нибудь несчастье, может быть, пожар в интернате.
— Вставайте! Вставайте!
— Что? Что случилось? — закричала Аня, впуская дежурную.
— Радио включайте! Война закончилась! — выпалила девушка и кинулась к репродуктору. — Немцы капитулируют. Безоговорочно…
Руки ее дрожали от радостного волнения, и она никак не могла включить репродуктор. Аня вырвала из ее рук штепсель и вставила в розетку.
Несколько секунд они стояли, прислушиваясь к взволнованному голосу диктора.
— Боже мой! Наконец-то! — прошептала Аня и кинулась успокаивать детей: — Коленька! Надя! Что вы плачете? Войны же нет! Папа приедет! И мы будем жить хорошо-хорошо. Одевайтесь скорей, пойдем в интернат. К ребятам. Им тоже надо сказать… — заторопилась она, бестолково кидаясь из одного угла комнаты в другой.
Разыскивая детскую одежонку, она бестолково суетилась, бегая по комнате.
— Надя, где твое платье?
— Ты же, мама, сама держишь его…
— Коленька, где твои чулки?
— Я надел их…
Поняв, что она ничем не в состоянии помочь детям, Аня подбежала к окну и открыла створки.
Как четыре года назад в Белоруссии в день начала войны, рассвет только что наступал. По улице метались взволнованные люди, слышались крики.
Через несколько минут Аня с детьми вышла из дому. Всюду на улицах толпились люди. Одни обнимались, целовались, другие от избытка радости пели, а во многих домах голосили женщины: их мужья, их сыновья и отцы не вернутся никогда. У Ани и самой было двойственное чувство. Вместе со всеми она радовалась, горячо переживая этот счастливый час. А тревожные мысли о муже заставляли вздрагивать даже в разгар ликования: жив ли, не сложил ли голову в последние дни и часы войны?
В интернате все уже были на ногах. Дети окружили Аню. И с этого момента она целиком ушла в дела заведующей.
Занятая всяческими хлопотами, она совсем забыла о детях. И только около полудня, возвращаясь после беготни по разным учреждениям, она увидела сына и спросила:
— А где Надя?
— Не знаю, — ответил Коля, пробегая мимо.
— Остановись, Коля! — вдруг испугавшись, крикнула Аня. — Дети, вы не видали Надю?
Никто не знал, куда она исчезла. Аня забежала в главный корпус, послала старших девочек на квартиру, но Нади нигде не было,
Страх сковал Аню.
Воспитанники интерната разбежались по улицам.
— Утонула! Утонула! — исступленно твердила Аня. Кто-то сказал, что не очень давно видел голубоглазую девочку на пристани.
Аня с группой воспитанников лихорадочно бросилась туда. Осматривали каждый уголок пристани, где прямо на берегу были сложены бочки, ящики, штабеля липовой клепки. Девочки не было,
— Вон она! — крикнула одна из старших девочек с балкона вокзала. — Спит на клепках!
Аня кинулась туда. Девочка, забравшаяся каким-то чудом на высокий штабель клепки, спала скорчившись, разморенная солнцем.
— Наденька! — крикнула Аня и расплакалась. Девочка проснулась. Оглядывая Каму, она сказала:
— Подождем, мама. Сказали, что пароход скоро придет.
— Зачем тебе пароход?
— Война же кончилась. Папа приедет. Подождем его и встретим.
