Алексей Мусатов - Собрание сочинений в 3-х томах. Т. I.
— А так... что в голову взбредет, — отвечала Нюша. — И ты пой... С песней время быстрее идет.
Полевая страда целиком захватила девчат. Домой ходить было некогда, и они ночевали в вагончике-общежитии или прямо в поле, около трактора, заранее натаскав из омета соломы.
День у девчат получался долгий-предолгий. Вставала Нюша чуть свет, когда парни еще сладко спали, осматривала трактор, заправляла его водой, горючим и, разбудив подругу, выезжала на Малую гриву. Работали они без передышки до полудня. Когда же наступало время обеда, Нюшка отправляла Таню в полевой стан за едой, а сама принималась осматривать трактор, подтягивала крепления, смазывала узлы, протирала тряпочкой мотор.
Возвращаясь с обедом, подруга неизменно заставала Нюшу у машины.
— И что ты ее вылизываешь, как корова теленка! — смеялась она. — Так и белого света не увидишь.
— А ты разве не знаешь, что машина любит смазку да ласку! — отшучивалась Нюша и спрашивала, что происходит в полевом стане.
— Там Доску почета завели. Каждый день выработку записывают, — сообщила однажды Таня. — На первом месте Антон идет... две нормы у него. А ты с четвертого места на третье передвинулась.
— Это правда?
— Вечером сама увидишь... Не зря, видно, Антон напророчил — быть тебе ударницей.
Нюша поторапливала Таню с обедом, заводила трактор и заканчивала работу поздно вечером, когда борозда уже становилась еле различимой в темноте.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
В ПОЛЕ
Когда Степа пришел в бригаду к Ширяеву, тот с удивлением развел руками:
— Выходит — два хозяина на одно поле... Негоже так, молодой Ковшов!
Степа поспешил успокоить его — он в бригадиры не рвется, и попросил дать ему самую что ни на есть рядовую работу.
— Не к лицу тебе в рядовых-то ходить, — усмехнулся Ширяев. — Как-никак, а ты вроде ученый муж, агроном без малого... Сидел бы себе в конторе, бумажки строчил, цифирь складывал.
— До конторы охотников и без меня хватит.
— Тогда в огородную бригаду определяйся. Будешь капусту выращивать, морковь, петрушку там всякую. Тебе ж все едино, где ученость свою показать. И бригада там как на подбор: старухи да два деда с грыжами...
Степа нахмурился:
— Овощи не мое дело. На курсах я изучал только полеводство. — И он вновь спросил насчет работы в бригаде.
Ширяев задумался:
— Не знаю, куда тебя и приткнуть. Ведь с этой эмтээс все переиначилось... Трактористы теперь цари и боги, первые хозяева в поле. А мужик вроде и в поле не нужен...
— Может, меня сеяльщиком поставите?
— Куда там... Уже полный набор, — отмахнулся Ширяев и лукаво покосился на Степу, заранее уверенный, что тот откажется от его предложения. — Вот если воду к тракторам подвозить... Пока что этим делом Ленька Ветлугин заправляет. Да баловной он чересчур... Вчера колесо с водовозки потерял.
— Можно и воду... — с серьезным видом согласился Степа.
— Ну и ну... — оторопел бригадир.
На другой день Степа принял от Леньки Ветлугина подводу с бочкой. Ленька при этом только презрительно ухмыльнулся и произнес единственную фразу:
— Эх ты, агроуполномоченный — упал намоченный!
В новой роли Степу встретили по-разному: одни — с удивлением, другие — с насмешкой.
Новая работа совсем не огорчила Степу. Он мог теперь разъезжать по всем полям, знакомиться с трактористами, наблюдать за их работой.
Ему казалось, что если уж трактористам доверили самое дорогое и важное — пахать землю и сеять хлеб, так они должны жить и работать как-то по-особенному, отдавать делу весь свой пыл и рвение, почти не сходить с машин и стремиться только к одному — заслужить любовь и уважение людей. Но то, что он видел в поле, сильно его огорчало. Машины работали еще плохо: землю пахали мелко, часто ломались, подолгу простаивали в борозде, и колхозники, проезжая мимо, покрикивали:
— Эй вы, мастера-механики, опять загораете?! Или у вас перекур с дремотой?
Девчата уже распевали по вечерам язвительные частушки о незадачливых трактористах, а в деревне стали поговаривать, что на трактор надейся, а про коней не забывай.
«Что ж это такое? — с тревогой раздумывал Степа о трактористах. — Может, без привычки у них дело не ладится... Новую технику не могут освоить? Или еще почему?»
И ему было даже неловко вспоминать последнее собрание колхозников, на котором директор МТС заявил, что ручному и конному труду пришел конец и крестьяне могут положиться на механизаторов, как на каменную стену, — они и спашут, и посеют, и урожай соберут.
Все чаще в поле появлялся Василий Силыч. Он злым метровым шагом ходил по вспаханным участкам, замерял глубину вспашки, отмечал колышками те места, где плуги оставляли огрехи, и вступал с трактористами в яростную перебранку.
Потом, встретив Степу, он разражался жалобами, что поганцы мальчишки сорвут им посевную.
— Вот ведь какой поворот, — сокрушенно говорил председатель. — Думалось, что с этими тракторами заживем, как у Христа за пазухой, а выходит, и за ними глаз да глаз нужен. А ведь это и твоя вина, Степаха!
Степа недоуменно посмотрел на него.
— Да, да, — пояснял Василий Силыч. — Кто баранку-то крутит? Молодежь, комсомол, твои подопечные. А за порядком молодежь не следит, за делом недоглядывает...
Степа растерянно признавался, что большинство трактористов в бригаде пришлые, чужие, комсомольцев среди них мало, да и те в кольцовской ячейке на учете не состоят.
— Ишь ты! — ухмылялся Василий Силыч. — Не приписаны, значит? А я думал, совесть да радение их приписывать не требуется.
Были недовольны трактористами и колхозные бригадиры.
Когда Степа показывал Ширяеву или Тимофею Осьмухину плохо вспаханный и небрежно засеянный участок поля, те обычно посылали за Антоном и, не стесняясь посторонних, принимались на все лады костить трактористов:
— Вот же бригаду прислали на нашу шею. Собрались с бору сосенки... Не пахари вы, а землегады. Мы еще весной говорили — лучше бы на лошадях землю-то пахать.
Антон краснел, злился и, в свою очередь, кричал на бригадиров, что они отсталые, старорежимные люди, не любят машин и придираются к трактористам.
— «Старорежимные», — с обидой кряхтел Тимофей Осьмухин. — Еще монархисты скажешь! — И он жаловался Степе: — Вот ведь сынок какой... На отца взъедается.
Однажды утром, проезжая на водовозке позади усадьб, Степа услышал близкое тарахтение трактора. Оно доносилось с приусадебного участка Осьмухиных.
Остановив подводу, Степа перескочил через изгородь, заглянул на усадьбу и обомлел.
Тракторист Банкин, кряжистый, краснолицый парень, прославившийся в Кольцовке как пьяница и скандалист, сидел за рулем колесного трактора и вспахивал приусадебный участок.
Рядом, по густо унавоженной земле, вприпрыжку бежала Матрена и требовала, чтобы Банкин не жалел горючего и пахал глубже.
Степа, раскинув руки, шагнул навстречу трактору.
— Стой! Глуши мотор! — закричал он. — Стой, говорю!
Банкин в недоумении пожал плечами, сбавил скорость и нехотя остановил машину.
— Почему усадьбу пашешь? — спросил Степа.
— А ты зачем под колеса прешь? — неприязненно ответил Банкин. — Жить надоело? Раздавлю, как червяка, и не пикнешь.
— Весна — вот и пашет, — вступила в разговор Матрена. — Герасим — он нам не чужой... Почти сродственник. Харчуется у нас в доме. Чего ж ему не подмогнуть?
— Я спрашиваю, кто тебе разрешил пригнать на огород машину? — наступал на тракториста Степа. — Сейчас же посевная в колхозе.
— А трактор колхозу неподвластен, — лениво отозвался Банкин. — У нас своего начальства невпроворот. Тебе-то какая докука? Иль тоже к начальству лепишься?
— Он теперь у нас «упал намоченный» — долго не поднимется, — фыркнула Матрена и потеснила Степу в сторону. — Ладно, парень, не засти борозду... Тут и пашни-то с гулькин нос осталось.
Степа бросился искать бригадира. Когда он привел Павла Трофимовича на приусадебный участок к Осьмухиным, трактора здесь уже не оказалось, но земля была вспахана полностью.
— Что ж это, Павел Трофимыч? — в сердцах пожаловался Степа. — Земля в поле перестаивает, а трактористы чужие усадьбы за магарыч пашут?
— Наше дело малое, — отмахнулся Павел Трофимович, — У них в эмтээс свое начальство — пусть оно и взыскивает.
— Вот и надо сообщить в эмтээс. Наша же земля, колхозная. И мы ее трактористам не на откуп отдали.
— Сообщим, конечно, — вяло согласился Ширяев. — А только что с них взять — бедолаги, лодыри...
Степа с удивлением покосился на Ширяева. Что это с ним? То ли он постарел и ничего не замечает, то ли не хочет ссориться с трактористами.
