Владимир Курочкин - Избранное (сборник)
Варвара Николаевна поднялась на платформу и села в самом ее начале на скамеечку. Высоко над ее головой раскачивались внушительные, закутанные зеленью ветки разросшихся деревьев.
В листве темнело огромное количество вороньих гнезд.
Из Москвы пришел еще один электропоезд. Карташова с интересом рассмотрела всех пассажиров. Но это был интерес не ее личный, а как бы посторонней женщины. Она уже не завидовала тому праздничному оживлению, с которым встречали своих гостей местные дачники. Она сидела опустошенная и не понимающая, что же с ней произошло так неожиданно и так не вовремя. Маневренный паровозик катался взад и вперед по запасным путям. Клубы дыма из его трубы на фоне белесого заката выглядели синими. Далеко за станционными постройками, за магазинами, в даче, принадлежащей отдыхающим пионерам одной московской типографии, косноязычно играла труба. Искусник-трубач пытался изобразить на ней все модные мотивы. И все они, даже самые веселые, звучали отрывисто и печально.
Прошла электричка в Москву.
Пришла новая из Москвы. Снова суетня, говор, смех. А потом опять полупустые платформы… Мимо Варвары Николаевны проковыляла старуха с такой жалкой и странной внешностью, что самый изощренный ум не мог бы выдумать ничего подобного. Она шла, ловко сохраняя равновесие при помощи ветхих костылей. Сзади и спереди у нее на шее висели большие, набитые чем-то мешки, опускающиеся ниже ее поясницы. В руках она держала, одновременно с костылями, кувшин на веревочке и большую кошелку, обшитую материей. Таким образом, она несла вдвое больше здоровой женщины. Она шла, понурив от усталости голову, на которой еле держалась замусоленная летняя плетеная шляпка с грязными искусственными цветочками на полях. На правом ее глазу сидело бельмо. Варвара Николаевна смотрела на нее, но словно не видела и даже не повернула головы, когда та прошла мимо. И только потом, много позднее, спустя уже несколько месяцев, она долго мучилась, вспоминая, где же это пришлось ей увидать такую необычайную фигуру, олицетворяющую собой убожество, нужду и одиночество старой женщины, растерявшей всех своих близких или покинутой ими…
– Скорее, скорее, уже поезд идет! – закричал вдруг кому-то мужчина, пробегающий мимо Карташовой к билетной кассе.
Варвара Николаевна обернулась и увидала идущую из Москвы электричку. Она шла так быстро, что видно было издалека, как раскачивались на ходу вагоны. «Может быть с этим?» – подумала нехотя и без всяких желаний Варвара Николаевна. Но электричка, проревев сиреной, с грохотом и пылью промчалась мимо станции. Карташова увидела пустые вагоны, мелькнула внутри них белая доска с приборами и два-три человека, стоящие у нее. Это, очевидно, был испытательный пробег.
Электричка, сверля воздух, скрылась вдали. Над платформами опускались поднятые страшным вихрем бумажки, листики. Варвару Николаевну прижало к изгороди упругой воздушной волной, и она на некоторый миг освободилась от своего оцепенения, на нее пахнуло какими-то волнующими запахами. Стремительность жизни чуть-чуть не захлестнула и не бросила ее опять к все тем же переживаниям, мучительным, но, однако, приводящим к определенным практическим решениям. Но тотчас снова ею овладела апатия ко всему.
Стало темнее и огни светофоров резче выделялись на сером небе. При пристальном взгляде на красный сигнал воздух вокруг светящегося кружка, казалось, приобретал для глаз почти фиолетовый, чернильный оттенок. Не отрываясь, смотрела Варвара Николаевна на этот мрачный тревожный свет и пыталась отвести от него глаза, но не могла, словно загипнотизированная. «Зеленый свет! О, скорей бы зеленый. Я больше не выдержу. Что это со мной?..» – появились тоскливые и точно не ее мысли. Словно вместо нее кто-то желал совершить один страшный поступок и одновременно протестовал против него.
Красный сигнал, спустя минуту, мигнул, сменился на желтый. Тогда Варвара Николаевна, чувствуя, что покрывается холодным потом, перевела глаза на полотно дороги. Вдали на рельсах дрожали отблески еще еле видных из Софрина фонарей московской электрички. Отблески скользили по рельсам, все приближаясь и приближаясь к станции.
Вот и Варвара Николаевна их заметила, но недолго глядела на них. Вздохнула и отвернулась. Она уже теперь не могла и думать, что в этом, чуть ли не последнем поезде, приедет ее муж.
Поезд подлетел к станции, и светлые четырехугольники его окон легли на дощатый настил платформы, освещая ее. Из дверей выскочили последние запоздалые гости и не унывающие работяги – отцы семейств, бывающие на своих дачах только ночью. Но их было немного. Все они, солидно придерживая многочисленные кульки, мигом исчезли в разных направлениях. Электричка затрубила и умчалась в Загорск. А на платформе остался мужчина. Он нерешительно посмотрел направо, налево. Спросил что-то у прогуливающихся на станции парней и девушек, и заспешил в сторону Варвары Николаевны. Когда подозрительный в своей неуверенности пассажир, в поисках выхода с платформы, проходил мимо Карташовой, она узнала в нем Костю Переписчикова. Она не могла ошибиться, потому что Костя раньше очень часто бывал у них в гостях. Но как же он попал сюда? Ее безразличное ко всему состояние помешало ей сразу вскочить и вскрикнуть от удивления. Только тогда, когда Костя уже ступил ногой на первую ступеньку, она окликнула его.
– Костя, это Вы?..
Он обернулся, вгляделся в ее лицо и подбежал к ней.
– Нет, это мне просто везет. Чертовски повезло. Ох, как я рад, – сказал он.
– Чему же Вы рады, Костя? Откуда Вы так неожиданно появились? – спросила она.
– Варвара Николаевна, очень прошу Вас, не расспрашивайте меня. Прошу Вас. Отвечайте только на мои вопросы. И не глядите так на меня. Не думайте, я не сумасшедший. У меня просто очень мало времени. Мне так много надо Вам сказать. Но я даже и не знаю прямо с чего начать…
– Нет, Костя, объясните… Ведь я Вас не видела, кажется, больше трех лет…
– Молчите, молчите, Варвара Николаевна. Я Вам об этом все расскажу, но не сейчас… Я приеду потом, как-нибудь после… Послезавтра или когда-нибудь еще… Тогда и расскажу. А сейчас я хочу о другом говорить.
– Но, Костя…
– Не перебивайте… Не перебивайте мои мысли. Я должен Вам сказать… Я не знаю, право, как это начать получше. Чтобы не подумали, что я дурак или сумасшедший.
– Да что с Вами, Костя?
Варвара Николаевна улыбнулась. Костя взял ее за руку, как бы прося помолчать, и, наморщив лоб, посмотрел на Карташову страдальчески.
– Очень сложная история, – сказал он, – главное мне с последним поездом надо быть обратно. А я вот не знаю, о чем говорить… Все мысли, как на зло, перемешались.
– А зачем Вы так спешите в Москву, обратно? – спросила Карташова.
– Да к жене… Я ведь женат.
– Вот как? И давно?.. А ведь был какой закоренелый холостяк!
– Ну вот. Опять разговор обо мне. В то время, как я хочу говорить о Вас, Варвара Николаевна.
– Обо мне? Я не понимаю…
– Вы все сейчас поймете. Только прошу Вас, не перебивайте меня, иначе Вы ничего не поймете. Я никогда не был в таком щекотливом положении…
Варвара Николаевна недоумевала и не знала о чем подумать. О каких таких вещах так неумело собирается говорить Костя? Она всегда знала его как самого жизнерадостного товарища мужа, весельчака, неунывающего рассказчика, любимца всего студенческого общежития, в котором он жил. И совсем незаметно для нее самой появился неподдельный интерес ко всему, что так настойчиво хотел сказать ей Костя. Заблестели глаза, и она превратилась в прежнюю, внимательную к собеседникам Варвару Николаевну, которой так охотно увлекались многие мужчины.
– Ну что же, Костя, не томите, – сказала она.
– Сейчас, сейчас. Дайте только обдумаю начало, – ответил тот.
– Хорошо, можете обдумывать хоть до утра. Я, пожалуй, посижу с Вами. Но имейте в виду, что скоро должен прийти из Загорска поезд и он будет, кажется, последним…
– Ну, тогда я буду говорить без начала. Варвара Николаевна, мне очень трудно говорить… Я, может быть, все это сумбурно буду произносить, нескладно и путано. Но Вы, я уверен, поймете меня… Скажите, Вы ведь поссорились с Алексеем Федоровичем?
– Откуда Вы взяли? Кто Вам сказал? Это просто странно…
– Вот я так и думал, что Вы будете скрывать. Женщины, они всегда скрытные… Мужчины гораздо прямее. Вот Алексей Федорович мне прямо сказал, что у Вас ссора.
– Ах, так это он Вам сказал… и что же Вы, значит, приехали, вроде как посредником?.. По просьбе Алексея Федоровича. Ах, как это мило…
Ее охватила ярость при мысли, что муж еще раз доказывает свою нечуткость и выбирает какого-то посредника, и рассказывает ему обо всем, что для нее так стыдно и неприятно. И потом засылает этого своего посла к ней, а сам трусит приехать или еще, чего доброго, ловит сразу двух зайцев… «Негодяй! Он совсем, оказывается, негодяй, – подумала она, – наверное, поехал к ней. И трус к тому же, трус. Сам испугался приехать и прислал приятеля. Полюбуйтесь, каков парламентер!»…
