Глеб Алёхин - Тайна дразнит разум
— Дядя Сережа, Рогов то ли сам… то ли убит… — Он без утайки рассказал обо всем, начиная с покупки браунинга.
Старший Смыслов оперся на черенок лопаты, как на костыль, и, накренясь, босой ногой забороздил по чуть подсохнувшему песку. Кривые, ломаные линии, казалось, выражали сложный ход его мысли. Думалось не только о спасении племяша, но и о судьбе Рогова. Неделю назад уполномоченный губчека вызвал мастера Смыслова и предупредил: «У фабрики военный заказ. Ты изобрел новый клей для фанеры. Смотри, рецепт клея никому». Хорошего человека всегда жаль, а тут еще такого чекиста…
— Скорей всего — убили…
Направляясь к дому, мастер крепким словцом обложил уток, собаку, метнул лопату к сараю и, моя руки в бочке с дождевой водой, излил душу:
— Понаехало контриков! Ишь пистолетами маклюют! Гады, узнаете, где раки зимуют! Не тронь рабочий класс! У нас в ребрах две войны да три революции! — Он резко повернулся к племяннику: — Что ж ты, обормот, чердак не обыскал? Успел бы пятки намаслить, ёк-королек!
Алеша с трудом выдержал дядин взгляд, и тот покачал головой:
— Да, племяш, озадачил ты меня. Тебе могут примазать будь здоров! И за дело! Ишь Рокамболь нашелся: маска и револьвер — игру затеял. Чтоб тебе шило подвернулось!..
Дальше дядя Сережа заговорил по-своему. А говорил он, как фанерные листы клеил: слово на слово, а между ними ядреную прослойку. Не сразу его здоровенный кулак распустил пальцы:
— Вот что, племяш, не все люди волки, едрено-корено, попадают и Воркуны. Начальник угро — свой мужик, заядлый охотник и меня знает еще по армейской разведке. Я ж его и сманил в Руссу! Катай к нему, елки-зеленые! Руби с плеча, режь правду. Мы не убивали, и нас не убьют! А разобраться надо. Что ж мы, ёк-королек, не в своем отечестве? До Москвы дойдем! Коминтерн на ноги поднимем! А правду докажем! Выше голову! Дуй на колесах! Я следом!..
А вскоре, надев выходной костюм, Смыслов расчесал каштановые волосы на прямой пробор, потискал мясистый утиный нос и решительно отказался обедать. Разбранив жену за жесткие лепешки, он заторопился на двор, где ругань его смешалась с истошными голосами уток, кур, собак и козлиного поголовья.
— Расшумелись, душегубы! Хапни вас сомище, ёк-королек! А Лешка непременно выручу!..
Тем временем его племяш в самом деле попал в неприятную историю…
ПОЛЕЗНАЯ ГРЯЗЬБыстрая езда не мешала думать о предстоящей встрече. Начальник угрозыска, конечно, спросит: «Ну, Смыслов, кто твой учитель?» Тут не спеши: ответ — ума портрет. Можно назвать Шерлока, можно Порфирия из романа «Преступление и наказание». У английского сыщика все обозначено резко — профиль, трубка, память, наблюдательность и даже логика. А у русского следователя — тонко, умно, но как перенять все это? Леша не раз прочитал роман Достоевского. В Руссе сохранился дом Федора Михайловича. И тут же, в школе его имени, учитель словесности — поклонник писателя — страстно призывал: «Ребята! Человека с детства бьют, ругают! Ему в рот суют окурки, рюмки с водкой! Его портят, обманывают, обкрадывают, насилуют, сбивают с пути! И кто же, как не вы, русские, постоите за себя, заступитесь за сирот, за униженных и оскорбленных?!» И ребята, слушая учителя, негодовали, сжимали кулаки, клялись служить бедным и обездоленным.
Да, Леша так и выпалит Воркуну: «Хочу служить народу!» А тот крепко пожмет ему руку. «Молодчина, — скажет, — получай задание». И Алексей Смыслов станет красным сыщиком — изловит рыжего матроса, который украл у него браунинг.
На крутом повороте к Живому мосту Алексея задержал молодой милиционер:
— Слазь, наездник!
Вчерашнему красноармейцу в пробитой пулей буденовке показалось подозрительным, что на блестящей машине восседал босоногий парень, в простой косоворотке, с дорогим биноклем на груди.
Хотя гражданская война и обошла Руссу, все же многие принудительные изъятия у населения для фронта заметно изменили облик курортного городка. Теперь на улицах не увидишь рысаков и сытых коней, запряженных в кабриолеты. Их сменили верховые да бракованные коняжки, везущие крестьянские телеги или старые колясочки извозчиков. Если раньше изредка гудели автомобили (красный — миллионера Киселева и черный — графа Беннигсена), то сейчас единственный лимузин уполномоченного губчека — и тот стоит без горючего. Не слышно рокота моторок на Полисти. И совсем исчезли мужские велосипеды.
Напрасно Леша доказывал, что велосипед дамский, что бинокль театральный, что вещи эти не подлежат изъятию, — постовой неумолимо вел его в участок, на Торговую сторону.
Центральная площадь бушевала. Утренний дождь отодвинул открытие базара до второй половины дня. Отцовские часы «Павел Буре» показывали шесть часов вечера. Однако на рынке было многолюднее, чем днем: многие боялись ловушки — выложишь товары, а тут облава. Поэтому старорусцы сначала присмотрелись, прислушались, убедились, а потом уж повалили на Торговую площадь. Среди народа, телег, обозов затерялась даже красная дощатая трибуна.
Не желая быть узнанным, Алеша надвинул на глаза вислый козырек четырехгранной кепки. В ней лежала книга, с которой Леша почти не расставался. Сейчас она выручит его. Он положит ее на стол дежурного. Тот увидит черный переплет с белесыми прожилками и откроет титульный лист. А название книжки таит в себе нечто важное. Леша, например, всегда читал немножко торжественно: «Элементарный курс философии». И чуть ниже: «Учебник логики». А кто не знает, что логика — главное оружие сыщика! И много ли таких парней на свете, которые без помощи учителя одолели науку о правильном мышлении? Воркун, пожалуй, не поверит, прощупает: «Ну, Смыслов, что такое силлогизм?» Алеша глазом не моргнет: «Силлогизм — сила логики, вывод из посылок, умозаключение».
Леша «очнулся» перед столом дежурного. И сразу понял, что речь идет о преступлении, которого он не совершил. У него даже язык пересох. Смешно и обидно: готовился в агенты, а предстал в роли похитителя своих же вещей, ехал в милицию по своей воле, а доставлен приводом, мечтал сотрудничать с Воркуном, а попал в компанию воров да самогонщиков. Нет, тут явное недоразумение! В приличном костюме не задержали бы. Но Леша варил соль не для того, чтобы приодеться.
Интересно, знает ли этот белобрысый усач в темной гимнастерке, что его пышные усы не скрыли от Лешиного взгляда верхнюю впалую губу — признак горячего, но безвольного человека? Леша разгадал, с кем имеет дело, а вот сидящий за столом наверняка не смекнул, что перед ним юноша, владеющий логическим анализом не хуже знаменитого сыщика…
— Товарищ дежурный, вы рассуждаете так: у бедного и вещи бедные, а этот, — Леша указал на себя, — одет бедно, но вещи богатые. Значит, украл…
— Факт, — буркнул тот, думая о чем-то своем.
— Не логично! В вашем силлогизме две неверные посылки…
— Чего-чего-о? — удивился дежурный, опуская в стакан с горячим чаем две таблетки сахарина, которые, как малюсенькие бомбочки, мигом взорвались, выкидывая на поверхность белую кипящую пену.
Леша вспомнил кипящий рассол на противне, поездку с мешочком соли в деревню, приобретенный браунинг, смерть Рогова и пожалел, что выехал без дяди Сережи. Нужно искать матроса в солдатских ботинках с подковкой, а тут самого поймали за голые пятки.
Поднимаясь над столом, белобрысый усач отчужденным взглядом ощупал босые ноги задержанного: «В блатном языке „посылка“ имеется, а „силлогизм“ слышу впервые. Похоже, босяк выдает себя за „графа“, владеющего особым жаргоном и собственным имуществом…»
— Слушай-ка, барон — рыжие штаны, у кого взял на «прокат» вещички? — насмешливо спросил он и, вытянув губу, подул на стакан, который держал в руке. — Ну-у?
Молодой рабочий вскинул голову. Его темно-синие глаза смотрели на усатого с возмущением, и в то же время в них светился веселый огонек. Лешина совесть чиста, а вот положение дежурного комично.
— Вы не очень-то наблюдательны. — Леша провел рукой по штанине из чертовой кожи: — Побурели от минералки. Я работаю каталем на курорте. А то, что ноги побиты, так я голкипер первой команды допризывников…
— Ты-ы? — сощурил глаз усатый, продолжая думать о своем. — Ты разве футболист?
— Да!
— Постовой! — Дежурный кивнул на боковую дверь: — А ну-ка Федьку Лунатика… — И снова обратился к Леше, но уже с потеплевшим взглядом: — Федька любитель футбола: всех игроков знает…
Старорусский вратарь оглянулся. Сначала из приоткрытой двери пахнуло хлороформом, а затем высунулась испитая физиономия с фиолетовыми подглазьями. Забавно: опухшие веки Лунатика не шевельнулись, но черные всевидящие глазки обшарили голкипера с ног до головы…
— Отпусти, — безразлично зевнул Федька и, как привидение, исчез за боковой дверью.
Обычно Леша, стоя в футбольных воротах, изучал лица болельщиков, а такой физиономии не припомнит. Скорее Леше знакома внешность дежурного. Честное слово, где-то встречал этого усача в темной гимнастерке.
