Николай Погодин - Собрание сочинений в 4 томах. Том 3
Эйнштейн молча подписывает документ, молча прощается со всеми и удаляется.
Эпизод пятый
Берег океана.
Притчард, Гордон, Фей, Анхилита.
Притчард и Гордон (отплясывают танец диких, поют).
Физики сошли с ума,
Физики сошли с ума,
Им до самого ядра
В дар природа отдана.
Физики кричат «ура».
Тра-ра-ра… ра-ра-ра-ра…
Гордон. Не так надо петь, Антуан. Надо петь, как наш Армстронг[66] поет… по-негритянски… с хрипом.
Притчард (он пьянее Гордона). Я не могу быть негром. Я могу быть белым. Белому весело, черт подери всех.
Фей. Антуан, дорогой мой, я ни за что бы не подумала, что вы способны так…
Притчард. Как?
Фей. Веселиться.
Притчард (сентиментально). Но вы не знаете, почему физики сошли с ума… Девочки мои… бэби… как умеем говорить одни мы — настоящие американцы… Бэби, мы веселимся потому, что мы ликуем.
Фей. Аргумент не так уж убедителен… даже для бэби.
Притчард. Но что я вам могу сказать? Ничего не могу. Я должен ликовать с замкнутыми устами. (Гордону.) Давай, как Луис Армстронг.
Притчард и Гордон поют: «Физики сошли с ума…» и т. д.
Не получается. Я люблю губастого Луиса, но он неподражаем. Негр вообще неподражаем. И мы не должны подражать неграм. Я пытаюсь быть глубоким, и тоже не получается. Хочу напиться.
Фей (наливает). Пожалуйста.
Притчард (декламирует). Хочу и не хочу…
Гордон. Начинается. Продолжай.
Притчард. И буду продолжать. Могу и не могу. Веселюсь и тоскую. Примитивно? Старо? Достоевский?
Гордон. Достоевский — это не примитивно.
Притчард. А у меня бессмысленные противоречия ребенка. Но они делаются значительными, загадочными, непостижимыми.
Гордон. Сюрреалистическими.
Притчард. Сюрреалистическими, экзистенциональными, абстракционными, потому что ребенок окончил три университета… Зачем?
Фей. Антуан, вы, между прочим, немножко болтун.
Притчард (растягивается на земле). Я буду спать. Будите меня в тот момент, когда на горизонте появятся Адамсы с Эйнштейном. Я хочу сказать банальность. Кажется, четыре года… да, именно четыре года пролетело с тех пор, как мы на этом берегу напрасно ждали нашего Эйнштейна. Потом, когда мы его увидели… Я никогда не забуду, как он сказал: «У меня умерла моя жена и лучший друг…» Но как летит время! Куда оно летит? Куда? Никто не знает. А ведь оно летит куда-то.
Фей (Анхилите). Опять будем готовить сэндвичи для птиц?
Анхилита. Готовьте, Фей. Они приедут. Люди умирают однажды.
Фей. Вы… о чем?
Анхилита. Я о том, что жена мистера Эйнштейна могла умереть один раз.
Фей. Странно вы говорите… может быть, только со мной так. Не любите меня.
Анхилита. Вы ни в чем не виноваты. (Гордону.) Вы очень откровенно изучаете меня.
Гордон. Да, откровенно говоря, я хотел бы ухаживать за вами.
Анхилита. А что это такое — ухаживать?
Гордон. Это значит говорить приятные вещи, поцеловать ваши глаза… и не везет. Антуан, как всегда, впереди. Только вот не понимаю, зачем ему одновременно… Антуан, зачем?
Притчард. Я сплю. Говорите что хотите.
Анхилита (точно Антуана и нет рядом). «Одновременно»… Легко понять, о чем вы. «Одновременно» в прошлом. Теперь уже другое. Скажите, что случилось? Вы оба неподдельно счастливы. Антуан не притворяется. Я же его знаю.
Гордон. Влюблен.
Анхилита. Не увиливайте. Вы не влюблены и сошли с ума. А вы-то умеете сдерживаться.
Гордон. И я сошел с ума.
Фей (которая теперь подошла ближе к ним, а до сих пор не слушала). Они помалкивают. Но Адамсы утверждают, что физики затевают что-то сенсационное.
Гордон. В этой стране собрались величайшие ученые. Нильс Бор, Ферми, Сциллард — далее этих имен достаточно, чтобы создать академию всемирного значения. (Тише, как бы доверительно.) Но Антуан… это наша звезда первой величины. Антуан Притчард… Когда-нибудь весь мир узнает, какое предприятие вел Антуан Притчард. Я считаю, что теперь мы снова возвращаемся к жрецам. Сегодня говорят о жрецах науки несколько насмешливо, но скоро придется призадуматься… Жрецы науки сами становятся чудом. Они способны вызвать бурю и послать на землю гром. И Антуан, как всегда, впереди.
Фей. Как вы, господа, самодовольны.
Гордон. Мисс спрашивает, что случилось. Я отвечаю: мы празднуем день рождения чудесной физики… Мы счастливы… Чудесная физика уравняла ученых с высокопоставленным светом, управляющим судьбами Америки. Но величие людей, делающих чудесную физику, еще впереди.
Фей. Боже мой, как вы оба сегодня красноречивы. Просто вас пригласили работать на военную промышленность.
Гордон. Мисс, вы точны до совершенства. Я не шучу. (Антуану.) Жрец, спать не стоит. Раскиснешь, а день только начинается. Пойдем-ка выкупаемся, так будет лучше.
Притчард. Гарри, ты хорошо говорил. Какой ты чудный малый.
Гордон. Этому малому уже за сорок.
Притчард. Какая ерунда. Мы молоды, как волны океана. Пойдем.
Фей. Вы оба так переполнены самими собой, что не замечаете рядом живых существ.
Анхилита. Пусть выкупаются.
Притчард и Гордон уходят.
Я хочу с вами говорить.
Фей. Я знаю. Но это будет сложно… может быть, опасно.
Анхилита (глухо и безразлично). Нет… четыре года назад, когда мы были здесь, мне хотелось перекусить вам горло. Теперь ничего не хочется. Я так устала от сложных разговоров, от сложных поступков, что к черту все это. Он вам сказал то, что наши мамы называют предложением?
Фей. Нет. И, кажется, не собирается.
Анхилита. Потерпите — сделает.
Фей вскидывается, готовая к отпору.
Вы независимая, гордая, деньги… И все-таки он вам нравится. Любовь? Не знаю. Вы когда-то говорили — «любовь, как смерть». Словом, что-то беспокоящее. Он так устроен, что должен беспокоить. К своему природному обаянию он прибавляет деланное, потому что хочет нравиться всем…
Фей. Вы все-таки спросите, хочу я это слушать или нет.
Анхилита. Хотите.
Фей (до крика). Нет, я не хочу.
Анхилита. Значит, боитесь узнать правду, которую подозреваете.
Фей. А зачем вы пристаете ко мне с этой правдой? Чего вы добиваетесь? Хотите мне помочь? Не верю. (Вдруг просто, мягко, печально.) Анхилита, как это печально… Я выступаю в роли соперницы, мне в самом деле очень нужно узнать правду об этом человеке. Он умеет очаровать, повести за собой, и я начинаю сдавать.
Анхилита (недружелюбно). Браво, браво… Вы сказали самое главное. Да, он может повести за собой. Но куда? Никуда. Он до азбучности точно доказал мне, как прогнил наш западный мир, он, как проповедник, как пастор, разжигал во мне святую ненависть к богатым классам… Теперь он женится на обладательнице миллионов.
Фей. Может быть, мы все-таки пощадим Антуана Притчарда? Может быть, миллионы здесь ни при чем?
Анхилита. О, да-да-да. Я не точно выразилась. Его почти не интересуют ваши миллионы.
Фей. Почти…
Анхилита. У него всегда «почти». Он не возьмет у вас ни одного чека, но и не откажется от самых дорогих удовольствий. Он просто любит мир богатых классов.
Фей. Вы его презираете?
Анхилита. Теперь это прошло. Антуан недостоин презрения, потому что он… Нет-нет, я могу говорить о нем бесконечно… Потому что молилась…
Фей. Молитесь?
Анхилита. Да, молюсь… прошлому. И хватит о нем.
Входят Притчард и Гордон.
Притчард. До сих пор не приехали?
Фей. Едут… смотрите!
Притчард. Гарри, сюда! Девочки, где наше шампанское? Или не надо? Гарри, давай плясать. Пусть принимают нас как хотят… мне плевать. Пляши!
Гордон. Ты — мое высшее начальство. Пляшу.
Притчард и Гордон не так непосредственно, как вначале, поют, приплясывая, «Физики сошли с ума…». Входят Адамсы и Эйнштейн.
