Анатолий Чмыхало - Три весны
Эти слова воодушевили Алешу. Значит, люди хвалят его. Значит, сделал он доброе дело.
— Есть же честные, которые пишут, — послышалось из толпы.
Алеша, постукивая палочкой по лестнице, взбежал на второй этаж и сразу к редактору:
— Василий Фокич!..
В кабинете сидел Ванек. Он срезал Алешу злым взглядом и схватил со стола фуражку, чтоб уйти. Но, видно, не все было сказано, и он повернулся к редактору:
— Он сам не станет отпираться, что пьянствовал с алкоголиками. Скажи-ка, Колобов, с кем выпивал, когда приехал в Ачинск? Ну?
— Это не имеет значения!
— Еще как имеет!
— Послушайте, товарищ капитан, говорите по существу. Я до сих пор не уясню, чего вам нужно, — сказал Василий Фокич. — Ваше имя есть в фельетоне?
— Нет.
— Так зачем вы пришли сюда? За кого ходатайствуете?
— За себя, товарищ редактор. Он мало того, что пьянствует, а еще… еще… Он занимается развратом! Он увел у меня жену. Вы не знаете, какой он есть!
— Подлец! — крикнул Алеша, шагнув к столу.
— А ну, попробуй, — вскочил Ванек и опять к редактору. — Будьте свидетелем.
Василий Фокич усадил Алешу на свой стул, а Ваньку сказал:
— Вы и в самом деле прохвост, товарищ капитан. От вас ушла жена, а вы явились сюда обливать грязью Колобова. Он выпил кружку пива с человеком, которого и не знал. А вы не один месяц водите дружбу с жуликом Елькиным. И вон отсюда! Чтоб вашей ноги здесь не было!
Ванек рассвирепел. Он замахал руками и прокричал, задыхаясь от бешенства:
— Вы… вы… вам не сидеть в этом кресле… Я… я напишу!.. Я пошлю письмо в Москву!..
— Ваша жена хороший человек. Она молодец, что ушла от вас, — бросил Василий Фокич вслед Ваньку.
Вечером Алеша рассказал Вере о визите Ванька в редакцию. Вера, выслушав его, проговорила со вздохом:
— Он способен на подлость. Но никогда больше не надо говорить о нем. Я тебя очень прошу, Алешенька. Не стоит он того, чтобы о нем говорили. Ладно?
Алеша обнял Веру. Она нежно посмотрела на него:
— Я тебя очень люблю, Алеша. Даже не представляю теперь жизни без тебя. И боюсь за свое счастье. Мне страшно.
— Глупая, глупая Верка из десятого «Б», я ведь тоже тебя люблю.
— А верно, что я глупая?
— Верно, потому что задала этот вопрос, — плотнее прижимая ее к себе, ответил он.
Вера рассказала, что она ходила в библиотеку. Не за книгами, а устраиваться на работу. И ее приняли библиотекарем в читальный зал.
— У меня будет хлебная карточка служащего и семьсот рублей в месяц, — с гордостью сказала она. — И еще ты будешь, родненький мой.
Вера нашла маленькую, но вполне приличную комнатку у соседей Агнии Семеновны. Цена терпимая. А в комнатке есть столик, стулья и койка с матрацем и подушкой. Уже сегодня можно ночевать.
— Видишь, как все хорошо устраивается! — в глазах Алеши вспыхнули смешинки.
Алешу вызвали в горком комсомола. Кроме Сони, в ее кабинете был мужчина в военном кителе, чистенький, гладко выбритый. Он держал себя официально. Как понял Алеша по ходу разговора, мужчина занимал должность секретаря горкома партии по кадрам.
Соню словно подменили. Всегда такая ласковая, предупредительная и даже робкая в отношениях с Алешей, на этот раз она заговорила с некоторым раздражением, словно Алеша ей давно надоел какими-то скверными выходками. Она называла его теперь товарищем Колобовым. Она сидела напротив, надутая, со сморщенным лобиком. Ей, видно, хотелось попугать Алешу, а тот, едва сдерживал себя, чтобы не расхохотаться.
— Мы вот тут посовещались и решили серьезно побеседовать с вами, товарищ Колобов. Прежде всего, о фельетоне. Вы ввели меня в заблуждение. Вы работали в редакции, а я устраивала вас на новую должность…
Девушка явно боялась отвечать за телефонный звонок Елькину. Но ведь Алеша дал ей слово, что примет всю вину на себя. Чего же еще?
— Вы вели расследование недозволенным методом, — сказал секретарь горкома партии. — Так не должны поступать редакционные работники. Это позорно и недопустимо для советской печати!
— А вам что, Елькина жалко? — грубовато спросил Алеша.
Секретарь горкома резко повысил голос:
— Не забывайте, где вы находитесь, Колобов.
— А вы на каком фронте воевали, товарищ? — криво усмехнулся Алеша.
Секретарь сорвался с места, застучал кулаками о стол, затопал. Он обозвал Алешу хулиганом, грозил ему милицией. Он тут же позвонил Василию Фокичу и крикнул в трубку телефона:
— Уволить, немедленно уволить Колобова! Нам не нужны разгильдяи!
Редактор, видимо, возражал. Тогда секретарь сказал, что он перейдет сейчас на другой телефон. Не хотел спорить с редактором при Алеше.
Когда секретарь горкома хлопнул дверью, Соня с укоризной сказала:
— Вот видишь, пожалуйста. И это не всё.
— А что же еще? — иронически посмотрел на нее Алеша.
— Заявление Вериного мужа. Раз оно поступило, мы не можем не реагировать, — и вдруг Соня сразу обмякла и стала прежней. — Пойми меня, Алеша. Запутали вы меня. По твоей просьбе я звонила Елькину. В драмкружке я тоже участвую…
— Что случилось, Соня? Объясни толком.
— Во-первых, говорят, что ты нарочно выискиваешь теневые стороны. Ведь ты раскритиковал передовое предприятие! Во-вторых, говорят, что ты не имеешь морального права печататься в газете.
— Ну это говорят другие, а ты как думаешь?
— Я думаю, что вообще-то… Ну мог же ты согласовать фельетон с горкомом! Ведь прошелся-то по самому Елькину!..
— Всё, Соня? — Алеша надел фуражку и решительным шагом пошел к двери.
Соня забежала вперед и встала на его пути. Жалобно попросила:
— Наверное, ты прав. И не обижайся на меня. Я не могу иначе.
— Можешь, — твердо сказал Алеша.
— Ты считаешь?
— Да. Считаю.
— Ты напрасно упрекнул его. Ну насчет фронта… Он же партийный работник.
— А что, партийные работники только в тылу? Ладно, Соня, я не сержусь на тебя.
— Вы поженитесь с Верой, да? — совсем тихо спросила она.
— Конечно. Я давно люблю Веру. Впрочем, зачем я говорю это? Тут ни ты, Соня, и никто другой не помешают нам.
— А мы и не собираемся мешать. Но ведь надо разобраться, если письмо поступило. Ведь за каждым письмом…
— Стоит живой человек, — продолжил её мысль Алеша. — Так, что ли? А если этот человек подлец, если у него нет ни капельки чести? Что тогда?
— Но ведь мы не можем так говорить о советском человеке…
— Да какой он советский! — брезгливо поморщился Алеша.
Разговор в горкоме комсомола вконец расстроил его. Из кабинета Сони он вышел с желанием уехать куда-нибудь. Всё ему казалось теперь в деле Елькина непонятным, совершенно запутанным. Может, действительно Алеша сделал что-то не так. Нет, надо уезжать отсюда.
Но Василий Фокич остудил горячую Алешину голову.
— Ты рассуждаешь примерно так: написал-де фельетон, обозвал ворюгами людей, которых в городе знали, как порядочных. И хочешь, чтобы сразу все приняли твою сторону. Чтобы немедленно арестовали Елькина и всех других героев фельетона и завтра же осудили. Чтобы тебе поклонились в пояс наши городские руководители. Дудки! Думаешь, им приятно сейчас, что не сами они схватили за руку мошенников? Нет. Поэтому наберись терпения. Слушай, что тебе говорят, мотай на ус.
— Но ведь он же приказал уволить меня! — вырвалось у Алеши.
— Никто тебя не уволит. Только что я говорил с первым секретарем горкома. В пимокатной артели с утра сидят ревизор и следователь. Чего ж тебе еще?
— Но почему этот жал на меня?
— Да пойми ты, чертушка такой, они Елькина знают много лет. Да-да! А ты в Ачинске без году неделя. Теперь узнают и тебя.
— Ладно уж, — засопел Алеша.
— Ну, а как с женой? Кстати, где она?
— Мы нашли квартиру.
— Может, нам выпить на новоселье? Я водчонки найду. А директора типографии прихватим?
— Пожалуйста, — охотно согласился Алеша. — Не возражаю.
— Жена заругается?
— Да что вы! Она будет очень довольна.
Вера встретила их радостно и растерянно. Ей было неудобно за неуют комнаты. Но Алеша привел друзей, и это было для нее счастьем. Ведь они теперь и ее друзья.
— Хороша, — пробасил директор типографии, когда Вера выскочила на кухню.
Она накрыла стол взятой у хозяйки скатертью. Поставила чашки с хлебом и жареной картошкой. Принесла квашеной капусты.
«Это — доброта хозяйки, но, прежде всего, Верины заботы. Как ей хочется услужить нам! Какая она умная и милая», — думал Алеша, наблюдая за тем, как она хозяйничает у стола.
Василий Фокич разлил водку по стаканам. Сколько мужчинам, столько и Вере. Она изумленно посмотрела на свой стакан и перевела взгляд на Василия Фокича:
— Да что вы! Я ведь совсем не пью. А этой дозой можно убить коня.
— Пожалуй, — согласился директор типографии.
