Алексей Мусатов - Собрание сочинений в 3-х томах. Т. I.
— Как же тебе не стыдно! — упрекнула Нюша Леньку и взяла у Клавы из рук тетрадь: бумага в ней была толстая, глянцевая, кремового оттенка и разлинована частыми голубыми линейками.
— Да не вырывал я ничего... Лопни мои глаза! — поклялся Ленька.
— Еще скажешь — Нюшка взяла?.. Или мамка? — наступала Клава.
— А может, Горелов... Он вчера в твоих тетрадях копался.
— Ему-то зачем?
— А я почем знаю.
Нюшка задумалась. Странную жизнь вел в их доме Горелов. Домой он возвращался обычно за полночь и навеселе, будил Аграфену и начинал пространно рассуждать о том, что на артельной работе нет ему полного разворота, что по его натуре ему положено жить в районном центре или в городе и занимать какой-нибудь руководящий пост.
— Да спи ты, уймись, — шепотом уговаривала его Аграфена и с опаской косилась на печку, где спали Нюшка, Клава и Ленька. — Завтра поговорим.
«Вот лоботряс свалился на нашу шею, — с обидой думала Нюша. — Я теперь хоть и дома не живи — лишняя стала».
Сейчас, с трудом помирив братишку с сестренкой и наспех перекусив, Нюша пошла собирать девчат на сортировку семян.
В первую очередь она заглянула в избу к Карпухиным.
Зойка сидела за столом у низко спущенной с потолка лампы и штопала старую юбку. На лавке лежала куча белья.
Нюша села на широкий, окованный железом сундук, вытянула натруженные за день ноги, сняла сапоги и, покосившись на подругу, спросила, уж не готовит ли она себе приданое.
— Мамка велела залатать кое-что, — смущенно ответила Зойка.
Нюшка подошла к столу и, подняв жестяной круг над лампой, осветила Зойкино лицо.
— Выкладывай все! Не спрячешься!
Но не успела она ничего сказать, как в избу вошла Феня Осьмухина. Заметив в избе Нюшку, она почему-то тоже смутилась и деревянным голосом спросила Зойку, где тетя Даша.
— Мне у нее опарницу надо взять...
— Ладно уж, — махнула рукой Зойка. — Говори все по правде...
— Я тетю Дашу спросить хотела, — осторожно начала Феня. — Сколько сухарей надо запасать...
— Сухари, белье... — насторожилась Нюша. — Да вы что, девки? Уезжать собрались? Секреты от меня завели?
— Ну и собрались, — призналась наконец Зойка. — А ты будто сама не видишь, что люди из колхоза уходят. Вот и моя мать выписалась. На торфоразработки решила податься. И меня с собой забирает.
Нюшка обернулась к Фене:
— И ты туда же?
— Не могу я больше с отцом и матерью жить, — помолчав, глухо заговорила Феня. — В колхоз они вошли самыми последними... упирались, артачились, всё чего-то ждали. Прожили в артели год — и опять назад. Заладили одно: «Хотим сами хозяиновать, по своему норову... Пусть только нам землицы прирежут побольше». Замучилась я с ними...
— Когда же твои из колхоза выписались? — спросила Нюша.
— Отец вчера заявление подал, — призналась Феня. — Вот я и решила с тетей Дашей в отход податься. Хоть поживу по-людски. Поработаю летом на торфу, а потом к брату в совхоз уеду. Он ведь теперь трактористом заделался!
— Кто? Антошка ваш?
— Ага! Курсы закончил... Живет что надо... И меня к себе приглашает.
В сенях раздался смех, говор, дверь широко распахнулась, и в избу ввалилась ватага девчат. Вслед за ними вошла Зойкина мать — Дарья, еще моложавая, подвижная женщина с пухлыми задорными губами.
— А ну, торфушки, рассаживайся! Сейчас все и обговорим, — бойко заговорила она. — Эге, да здесь уже ждут нас! И зампред пришла... Это и кстати...
— Тетя Даша, да вы что задумали-то?.. — спросила Нюша.
— Задумка верная. Я такую ли бригаду сколочу, ахнут на торфоразработках. В ударницы всех выведу. Пусть знают кольцовских девок...
Дарья Карпухина уже не раз собирала девичьи бригады и водила их на сезонные работы то в совхоз, то на кирпичный завод. Она умела постоять за девчат, они обычно неплохо с ней зарабатывали и возвращались домой довольные и переполненные впечатлениями.
— Нюшка не может с нами, — шепнула матери Зойка. — Она же секретарь комсомольский... вместо Степы Ковшова.
— А что ж, секретарям на торфу и работать нельзя? — удивилась Дарья. — Вот Степке тоже секретарь, а надо было — отпустили. А Нюшка — девка непужливая, настырная, сделаю ее своей первой помощницей...
— А колхоз? — растерянно спросила Нюша. — Нам же завтра семена сортировать... Да и кто вас отпустит?
— Здоро́во живешь, приехали! — усмехнулась Дарья. — Колхоз — дело полюбовное. Желаешь — вошел, желаешь — вышел. Я вот уже отчислилась, заявление подала. Да оно, видать, все к одному идет. Почти год прожили в артели, а ладу да согласия нет и нет. Мужик с мужиком на одном поле что кошка с собакой. Сколько за год ссор да дрязг накопилось! Вот люди и хотят каждый по своему норову жить, по-вольному. Может, так поскорее разбогатеем. Теперь кулаков-захребетников нет. Пусть нам, у кого мозоли на руках да поясница натружена, землицы побольше прирежут да тяглом помогут... Вот и жизнь пойдет справная.
«Все хотят по своему норову жить», «Пусть нам землицы побольше прирежут», — мысленно повторила Нюшка и вздрогнула. А ведь и Феня Осьмухина только что произнесла эти же самые слова.
Нюша в упор посмотрела на Карпухину:
— Тетя Даша! Это же не твои слова насчет колхоза. Ты чужое повторяешь.
— Что ж, я сама и додуматься не могу? — нахмурилась Дарья. — Совсем пустоголовая, по-твоему? Я ведь как лучше хочу... и себе, и Зойке с Петькой. — Она примиряюще посмотрела на Нюшку. — Шла бы ты с девками на торфоразработки... хотя бы до осени. Деньжат бы подзаработала, приоделась.
— Верно, Нюша, пойдем с нами, — умоляюще шепнула Зойка. — Своя бригада у нас, все вместе жить будем. Хорошо, дружно.
— И чего тебе за дом цепляться? — сказала Феня. — У матери новый муж, и ты теперь в семье что пятая спица в колеснице.
— Да вы что, девчата? Рехнулись? — принялась уговаривать подруг Нюшка. — Сами же меня секретарем заголосовали и теперь бежать... А я с кем останусь? Да нет... Никуда вы не уйдете!
— Ну хватит, секретарь! — остановила ее Дарья. — Ты мне девок не расхолаживай. У нас уж дело решенное, все на мази. Сухари сушим, белье готовим... На днях и тронемся. Лето поработаем, булгу переждем, а к осени, может, и вернемся.
— Ах, вот как! — возмутилась Нюшка. — Булгу переждать!.. Отсидеться! И не стыдно вам!
Она в замешательстве кинулась к порогу, потом, вспомнив про сапоги, быстро обулась, пристукнула каблуками и, обернувшись к девчатам, выкрикнула почти с угрозой:
— А вот не отпустим! И все тут. И весь сказ! Назначаю комсомольское собрание. Срочное. Завтра же. Там поговорим! — и выскочила за дверь.
ПОД ДИКТОВКУ
На улице потеплело, валил липкий, влажный снег, застилая застекленевший наст белым руном. Хлопья снега падали на разгоряченное лицо, забирались за воротник, таяли, но Нюша ничего не замечала.
«Секретарь тоже... тюхтя, недотепа. И зачем только выбрали такую?» — мысленно ругала она себя.
И в самом деле, не прошло и недели после ухода Степы, а добрая половина комсомольцев уже бежит из деревни. Да и как бегут — тихо, тайком, и она до сих пор ничего об этом не знала. И даже лучшие ее подруги уходят. Вот так вожак Нюшка! Это тебе не песни запевать на гулянках, не «русского» отплясывать, не парней разыгрывать.
Надо что-то делать. Знает ли о сборах девчат дядя Вася, члены правления? Хорошо бы обо всем посоветоваться с матерью. Была у них такая добрая привычка — после ужина уложить в постель Леньку и Клавку, а самим, привернув свет в лампе, посидеть у железной печки и обо всем по душам поговорить — о колхозных делах, о парнях и девчатах, об обновках ребятам.
Только вот с появлением в доме Горелова эти разговоры у печки как-то прекратились: то матери было недосуг, то в избе торчал отчим, а при нем у Нюшки не было охоты разговаривать.
Сейчас увидеть мать надо во что бы то ни стало. Но домой Нюшка попала не скоро. По дороге ее догнала Феня и сообщила, что тетя Дарья очень торопит девчат со сборами на торфоразработки.
— И кто ее только наскипидарил, эту Дарью? Вот бы вызнать, — вслух подумала Нюша и покосилась на Феню. — Ты ничего не знаешь?
Феня кинула быстрый взгляд в сторону своего дома, зябко поежилась, потом потянула Нюшу за руку:
— Пошли к нам... Может, чего и вызнаешь.
Свернув с дороги на узкую тропинку, девчата подошли к дому Осьмухиных. Встав на завалинку, заглянули в боковое окно и поверх занавески увидели, что в горнице, кроме хозяев дома, находилось еще человек десять колхозниц.
Посреди избы на табуретке сидел Тихон Горелов и, поглаживая колени, что-то неторопливо рассказывал. Время от времени в разговор вмешивались Тимофей Осьмухин и Матрена.
— Что это за сходка такая? — с недоумением спросила Нюша.
— Да так вот... собираются... вроде как на посиделки, — нехотя ответила Феня.
