Алексей Мусатов - Собрание сочинений в 3-х томах. Т. I.
— Здравствуй, Василь Силыч!
— Доброго здоровья! — снимая шапку, довольно неприветливо отозвался Хомутов. — Да мы вроде уже виделись сегодня... А где же супружник твой? Все еще нежится после свадьбы? — Он придирчиво осмотрел избу, потом, приподняв занавеску, заглянул на печь. Нюша закрыла глаза.
— А он... он ушел!.. — Аграфена вновь закрутилась по избе. — Чуть свет... Еще петухи не кричали. Сказал, что по делам. И даже перекусить не успел...
— Занятное дело, — хмыкнул Василий Силыч. — Уйти ушел, а на конюшню не пришел. Что ж это он? Или после пира-гулянья дорогу к лошадям не найдет?
— Может, он в больницу завернул?
— Какая же хворь на него напала? Лодырит или там воспаление хитрости.
— Ну что ты, Силыч, — покраснев, забормотала Аграфена. — Сам видишь, какой Тихон лядащий... Все жалуется — под ложечкой у него сосет.
— У одного сосет, у другого печет, — в сердцах заговорил председатель. — Не колхоз — богадельня какая-то! Что ж мне теперь, самому лошадей кормить? И коров доить самому... И телеги к весне ладить, и в кузнице лемехи отбивать тож самолично. Я вроде и швец, и жнец, и на дуде игрец!
Он с размаху надел на голову шапку, вывернув зеленую подкладку, и шагнул к двери.
— Дядя Вася! — Нюшка, босая, в коротком помятом платье, соскочила с печи и, придерживая гибкой, как пружина, гребенкой короткие светлые волосы, остановила председателя. — Я могу коней накормить!
— А это уж ваше дело, внутреннее, — устало махнул рукой Василий Силыч. — Хошь ты, хошь мать. Раз приняли к себе в дом такого забубённого конюха, вот и отвечайте за него всей артелью.
Председатель ушел.
Аграфена, стараясь не встречаться с дочерью глазами, молча открыла лаз в подполье.
— Пронесло на первый раз... Вылезай!
Сказано это было с таким видом, словно у Аграфены заболели зубы.
Из подполья, облепленный седой паутиной, показался Горелов.
— Слава тебе... — перевел он дыхание. — Этот Василий язва, а не человек стал.
Плеснув на лицо из рукомойника холодной водой, Нюшка быстро оделась и шагнула к двери. Потом обернулась и в упор посмотрела на Горелова:
— Вот что, папаша-отчим! Мама как знает, а я тебя первый и последний раз покрываю. Понятно?
— Ладно, Нюша... Замнем это дело... — миролюбиво отозвался Горелов и потянулся за пиджаком и шапкой. — Пойдем-ка вместе на конюшню.
— Сиди уж ты... больной! Или ложись лучше, — неожиданно прикрикнула на него Аграфена. — Не срами нас нынче... Не лезь на глаза людям. И без тебя управимся.
Аграфена набросила на плечи полушубок и вместе с дочерью вышла из дома.
ДЕНЬ ТРЕВОГ
Прошло уже несколько дней, как Степу проводили на курсы, а от парня не было ни слуху ни духу. А ведь он обещал писать, «держать в курсе» и даже звонить по телефону. «Все они, видно, парни, такие!» — подумала Нюша.
Как-то раз она заглянула к Тане Ковшовой.
— Ну, как там братуха твой поживает? — спросила она. — Уехал, как под лед нырнул...
— Разве он тебе не пишет? — удивилась Таня.
— Все еще собирается, деньги на марку копит... Забурел наш курсант.
— А мне вот... написал, — вполголоса призналась Таня и как-то странно посмотрела на подругу.
«Для сестры нашел время, а мне — недосуг», — с обидой подумала Нюша и, круто повернувшись, бросила через плечо:
— Отпиши там курсанту, коль место в письме останется: мол, совесть надо иметь.
— Да ты подожди! — остановила Таня Нюшку. — Письмо-то тебя касается... Сердится на тебя Степа. Читай вот.
Нюша поспешно развернула сложенный вдвое листик бумаги. Письмо было короткое и написано торопливо.
«Таня! — прочла Нюша про себя. — Ни на какие курсы трактористов я не попал. Да их и в помине нет. Людей из колхоза вызывали на курсы агротехников. И откуда только Нюшка взяла про тракторные курсы? Или это ее очередная выдумка? Словом, скажи ей— некрасиво получилось. А за проводы Нюшке спасибочко — век буду помнить! Теперь хоть в колхоз не показывайся! Степа».
Нюшу бросило в жар, и она поспешно оглянулась по сторонам — не наблюдает ли кто за ней.
— А правда? Как все это вышло? — осторожно спросила Таня.
— Ты ж знаешь, какой у нас телефон дохлый... — смущенно призналась подруга. — Хрипит, трещит. Я слышала, что на курсы техники вызывают, а какой техники — не разобрала... Лучше бы его и не было, этого телефона!
— Что ж теперь Степе-то делать?
— Пусть домой едет, — не очень решительно сказала Нюша. — Будет опять избачом... И секретарство с меня снимет.
— Да как он в деревню покажется после таких проводов! На смех же поднимут.
— Это так, — вздохнула Нюша, возвращая Тане письмо. — Ты помолчи пока... может, уладится. — И она пошла в правление колхоза.
Но там и без нее обо всем уже знали — только что из города по телефону звонил сам Ковшов, рассказал об ошибке с телефонограммой и просил разрешить ему остаться на курсах агротехники.
— Ну и рассыльная, ну и зампред! — заливистым смешком встретил Нюшу счетовод. — Услужила своему дружку... Мы ему удостоверение выписали, командировочные. Парня честь по чести на учебу в город отправили, а он теперь чаи там попивает, по панелям прогуливается... Как хотите, Василий Силыч, — обратился он к председателю, — а с рассыльной взыскать придется... За ложную, так сказать, тревогу...
— Ну и взыскивайте! — буркнула Нюша.
— Ты погоди, Семеныч, — отмахнулся от счетовода председатель и, топорща свои пегие, прокуренные усы, сердито показал Нюше на скамейку: — Сядь вот! Это что ж получается? Мы тебе поверили, послали человека на курсы... И все прахом пошло. Отвечай, говорю!..
— Остынь, Василий, — остановил председателя Игнат Хорьков. — Нюшка-то здесь при чем?.. Она ж курсами не ведает. Чего ты ее словно на скамью подсудимых усадил?
Василий Силыч вытер взмокшую шею и покачал головой.
— Какой-то круг заколдованный, — пожаловался он. — Курсы трактористов не состоялись, машину без тракториста нам не дают... На чем же мы пахать по весне будем?..
Нюшка искоса наблюдала за дядей Васей. Она помнит, как он умел работать на лугу, на пашне, на молотьбе. Большой, сильный, он, казалось, никогда не уставал, был всегда спокойный, ровный, чуть медлительный, и люди при нем старались работать лучше и чище... А вот теперь в колхозе дяде Васе очень трудно. Люди тянут в разные стороны, не всегда подчиняются, и ему приходится без конца бегать, кричать, уговаривать. Вот взять хотя бы эту историю с трактором...
— Дядя Вася, а пошлите меня на курсы трактористов, — неожиданно сказала Нюша.
— Какие курсы? Где? — опешил Василий Силыч.
— Я найду... В другой район поеду. Или в совхоз. Там машин много. Я научусь, смогу. Вы только мне справку от колхоза выдайте.
— Нет, вы видали! — прыснул в кулак счетовод. — Девки, девки-то куда загребают! Чего там на трактор, Ветлугина, просись сразу на народного комиссара.
Василий Силыч устало отмахнулся от Нюшки, давая понять, что просьбу ее он всерьез не принимает.
— Ты не бойчись, девка. Сиди уж при правлении. Хватит нам и одного хваленого тракториста. — И он обратился к Хорькову: — Как с Ковшовым-то порешим?
— Я уже говорил тебе, — ответил Игнат. — Раз парня в город проводили, пусть он и учится. Агротехники в колхозе нам тоже пригодятся.
— Правильно! — обрадованно поддакнула Нюша. — Зачем ему обратно-то ехать!
Василий Силыч, почесав в затылке, сказал счетоводу, чтобы тот выписал Степану Ковшову новое удостоверение и выслал его в город, на курсы. Потом обернулся к Нюше:
— А ты разувай уши-то, когда телефон слушаешь. Не куролесь больше. Да вот еще что, предупреди-ка бригадиров — завтра семена сортировать начинаем. И своих девчат собери. Разом на работу и навалитесь!
Нюша вышла из правления и, зачерпнув у крыльца горсть пушистого снега, приложила к лицу. Хорошо, что дело со Степой хоть как-нибудь да уладилось. А все же, наверное, он здорово на нее сердится и никогда этого ей не простит. Надо будет сегодня же написать Степе большое-пребольшое письмо. Так, мол, и так, ты не расстраивайся, учись, старайся. Агротехники, они в колхозе тоже пригодятся.
Приняв такое решение, Нюша несколько успокоилась и направилась домой обедать.
Матери и отчима в избе не оказалось, а братишка с сестренкой азартно спорили о каких-то листах бумаги, вырванных из тетради. Нюшка прислушалась и догадалась, что речь шла об общей толстой тетради в коленкоровом переплете, которую Горелов подарил Клавке перед свадьбой. В нее девочка записывала любимые стихи и песни.
— Бессовестный ты!.. — со слезами на глазах кричала Клава на брата. — Мне бы на целый год ее хватило, а ты зараз вон сколько выдрал!
— Как же тебе не стыдно! — упрекнула Нюша Леньку и взяла у Клавы из рук тетрадь: бумага в ней была толстая, глянцевая, кремового оттенка и разлинована частыми голубыми линейками.
