Л. Пантелеев - Том 1. Ленька Пантелеев. Первые рассказы
Нет, он не уйдет из школы! Он будет бороться.
Когда он принимал это воинственное решение, он не знал, что бороться ему придется физически, то есть кулаками, и что победителем из этой борьбы выйдет не он.
…Но и за стенами школы было немало огорчений. Случались, правда, и радостные события в Ленькиной жизни, но огорчений все-таки было больше.
Прошло почти полтора месяца с тех пор, как он сбежал с лимонадного завода, а он все еще не мог успокоиться. Каждый звонок на кухне заставлял его настораживаться и трепетать. И пугало его не то, что появиться Краузе и потянет его к ответу, а то, что обо всем узнает мать. Он так и не сказал ей, почему ушел с завода. Первое время она спрашивала его о деньгах, и он врал ей, говорил, будто ходит к хозяину, напоминает, требует, но что хозяин обманывает его, кормит «завтраками»… На самом же деле, он, конечно, не только не ходил в «Экспресс», но даже на Сенную и на прилегающие к ней улицы боялся заглядывать.
Потом постепенно мать перестала спрашивать о деньгах. Она работала, получала хорошую зарплату и паек. Несколько миллионов перепадало с каждой получки и Леньке. Получив от матери подарок, при первом случае он бежал в Александровский рынок к букинистам и покупал книги. Правда, денег было немного, но все-таки каждый раз он возвращался домой с одной-двумя книгами. Те же заветные книги, которые он откладывал и припрятывал до лучших времен, все еще лежали на полках букинистов и покрывались пылью, потому что лучшие времена в Ленькиной жизни все еще не наступили.
…Однажды, получив от матери в подарок пятнадцать миллионов рублей, он зашел после школы к знакомому букинисту.
– Здорово, читатель-покупатель! – приветствовал его старик-книжник. – Новый товар получил. Иди, покопайся, может быть, что-нибудь отберешь…
Ленька спустился по железной винтовой лесенке в тесный полутемный подвал. Новый товар, о котором говорил букинист, оказался огромной кучей старых, антикварных книг, свезенных сюда из какой-нибудь барской усадьбы или особняка. Книги были в толстых кожаных переплетах, от них удивительно вкусно пахло: плесенью, типографской краской, свечным нагаром и еще чем-то неуловимо тонким и изящным, чем пахнут только очень старые, уже тронутые временем книги. Здесь были и Тредьяковский, и Сумароков, и Дидеротовская «Энциклопедия», и первое издание «Илиады» в переводе Гнедича, и Фома Кемпийский 1784 года издания, и масса французских и немецких книг с отличными старинными гравюрами. У Леньки разбежались глаза. Особенно захотелось ему купить маленькие аппетитные томики «Плутарха для юношества»… Плутарха он никогда не читал, помнил, что эти книги были когда-то в библиотеке Волкова, но те были скучные на вид, современной печати, а здесь – плюшаровское издание начала XIX века, на синеватой с водяными знаками бумаге, переплетенное в рыжую свиную кожу. В издании не хватало одного тома, поэтому букинист отдавал сто за бесценок: все одиннадцать томов за пятьдесят миллионов рублей.
У Леньки на руках было всего пятнадцать миллионов.
– Нет, это мало, – покачал головой старик. Потом подумал, полистал книгу и сказал:
– Ладно, так и быть, бери в кредит. Остальные занесешь после. Ты у меня покупатель постоянный. Я тебе верю.
Предложение было соблазнительное. Но Ленька не сразу решился взять книги. Где же он достанет столько денег? И хорошо и честно ли это – брать в долг, не зная, сумеешь ли вовремя уплатить его?
– Я ведь раньше, чем через неделю, вам заплатить не смогу, – сказал он букинисту. – А может быть, даже через две недели…
– Ну, что ж, – сказал букинист. – Через неделю сорок миллионов заплатишь. А через две недели пятьдесят. Деньги-то, они, сам знаешь, в цене падают… Бери, ладно, чего там…
Торговец связал бечевкой все одиннадцать томиков. Ленька отдал ему пятнадцать миллионов, простился и выбрался по железной лесенке наверх.
После темного подвала на улице было необыкновенно светло. Падал пушистый снежок. Но на душе у Леньки было не очень ясно. Он уже не рад был своей покупке и ругал себя за легкомыслие и малодушие.
А тут еще эта встреча подвернулась.
Он переходил на перекрестке улицу и вдруг услышал у себя над головой голос, который заставил его вздрогнуть:
– Эй, кум! Поберегись!..
Ленька съежился, не оглядываясь перебежал улицу, свернул за угол и с бьющимся сердцем прижался к стене. Только через минуту он решился осторожно выглянуть. По Садовой в сторону Покрова ехал извозчик. У Подьяческой он свернул на трамвайные рельсы, обогнал нагруженную ящиками тележку, и Ленька издали узнал сгорбленную спину и зеленую жилетку Захара Ивановича. Он почувствовал, что щеки его краснеют. С какой стати он прятался от этого доброго и несчастного старика? Может быть, догнать его? Но что он ему скажет? И что скажет ему Захар Иванович? Пожалуй, он только одно и может сказать:
«Эх, – скажет, – Леня, Леня… Нехорошо ты, братец мой, поступил! Натворил делов, набедокурил, а меня, старика, отвечать за себя заставил…»
…Домой Ленька вернулся мрачный. Но, раздеваясь в коридоре, он услышал за дверью Стешин голос. И сразу на душе у него потеплело.
Стеша сидела за круглым столом под абажуром и учила Лялю вязать крючком.
– Эх, ты, – говорила она. – По три, по три петельки надо захватывать, а не по две…
– Здравствуйте, Стеша! – еще из дверей крикнул Ленька.
– А-а, Книжный шкаф пришел!.. Ну, здравствуй, иди сюда… Что это мокрый такой? Фу, и меня всю вымочил. Снег идет?
– Да, что-то сыплется.
– Боже ты мой!.. Книг-то, книг! Откуда это?
– Купил, – сказал Ленька, краснея.
– Купил? Ишь ты, какой богатый стал. Что это? В кожаном… Священное что-нибудь?
– Нет… Это – называется Плутарх. История.
– Ах, история? Древняя или какая?
– Да, древняя.
– Ну, что хорошо. А я вон тебе – тоже принесла.
– Что? – поискал глазами Ленька.
– Подарочек. Вон, возьми, на шифоньерке лежат. «Дон-Кихот Ламанчский» – читал?
– Читал, – сказал Ленька. – Только я давно и в сокращенном издании.
– Ну, а этот уж небось не в сокращенном. Эва какие толстенные.
– А мне тоненькую Стеша принесла. Зато вон какую! – похвасталась Ляля, показывая над столом «Крокодил» Корнея Чуковского.
– А что это ты, кавалер, как будто нос повесил? – сказала Стеша, приглядываясь к Леньке. – Случилось что-нибудь?
– Нет, – сказал Ленька, перелистывая книгу.
– В школе-то у тебя как? Идет?
– Ничего.
– Ничего или хорошо?
Ленька вздохнул и захлопнул книгу.
– Учусь довольно прилично, неудов нет, а вообще…
– Что вообще?
– А вообще довольно паршиво.
Он хотел рассказать Стеше о своем столкновении с Прейснером и обо всем, что с ним случилось, но при Ляле постеснялся.
– Ребята, в общем, неважные, – сказал он, присаживаясь к столу.
– Как это неважные? А ты сам-то что – важный?
– И я неважный…
Стеша испытующе смотрела на него.
– Лялечка, – сказала она, обращаясь к девочке. – Ты бы, деточка, чайком угостила нас, а?
– Хорошо, – сказала, вылезая из-за стола, Ляля. – Только я примус не умею разжигать.
– А ты приготовь чайничек, налей воду, а я сейчас приду – помогу тебе.
Ляля взяла чайник и ушла на кухню, бросив из дверей понимающий и довольно ехидный взгляд на брата. Стеша прикрыла за нею дверь и вернулась к столу.
– Обижают? – спросила она, присаживаясь рядом с Ленькой и заглядывая ему в глаза.
– Кто? – не понял Ленька.
– Ребята.
– Положим, – пробормотал он, смущаясь. – Не очень-то я боюсь этих гогочек.
– Каких гогочек? Что еще за выражения?
– Ну, факт, что гогочек…
И Ленька рассказал Стеше о тех старорежимных нравах, которые царят у них в школе. О Прейснере же и о том, что его назвали «вором» и «колонистом», он почему-то и Стеше не решился сказать.
Стеша выслушала его и нахмурилась.
– Ну что ж, – сказала она. – Картина знакомая. Комсомол-то хоть у вас в школе есть?
– Нет. Не знаю, впрочем… Кажется, нет.
Она еще похмурилась, помолчала, подумала и сказала:
– Вот, Лешенька, дорогой, поэтому нам и нужно с тобой учиться. Образование нам нужно с боя брать, как… ну, я не знаю, как, что ли, наши давеча Кронштадт взяли. С этой буржуйской интеллигенцией, с бобочками или с гогочками, как ты говоришь, каши не сваришь. Их долго еще, – ох, как долго – перевоспитывать придется. А нам, я уже тебе говорила, своя, пролетарская, советская интеллигенция нужна.
– Да, но ведь я же не пролетарий, – мрачно усмехнулся Ленька.
– Ты-то?
Стеша, прищурившись, посмотрела на мальчика, как бы прикидывая на глазок его классовую принадлежность.
– Да, – рассмеялась она. – Пролетарий из тебя пока что не вышел. В настоящий момент ты скорее всего являешься деклассированной личностью. А это что значит? – сказала она серьезно. – Это значит – к какому берегу пристал, на том и стоять будешь. А ведь ты уже давно выбрал, к какому берегу плыть? А? Ведь знаю, выбрал ведь, правда?