Вера Кетлинская - Дни нашей жизни
— Меня очень мало интересует, кто и на кого обидится, мне регулятор нужен, — грубовато перебил Немиров.
— Котельников не обидится! — воскликнул Полозов. — А ждать больше нельзя. Есть же у нас крупнейшие ученые, специально работающие в области регулирования, — профессор Карелин, во-первых...
— Хо! Как же я, дурень, не додумался! — воскликнул Гаршин. — Ведь мы же с ним друзья! Что бы посоветоваться, попросить!.. Он бы прислал кого-нибудь!..
Григорий Петрович окинул Гаршина уничтожающим взглядом:
— Кого-нибудь? Думаете, турбина не стоит того, чтобы пригласить лучшего специалиста? Самого профессора, и завтра же, с утра! Идите и немедленно звоните ему от моего имени. Из-под земли достаньте!
Гаршин сидел в техническом кабинете и тщетно названивал профессору, — трубка, видимо была снята. Иногда Аня, сжалившись, сменяла его у телефона, но слышала все те же частые гудки.
— А знаете что, Витя, поедем к нему сами, — наконец предложила она.
Оба взглянули на часы, — шел одиннадцатый час
— Поздно, — растерянно сказал Гаршин. — Он будет ругаться, он терпеть не может, когда к нему врываются без предупреждения.
— Ничего, — решила Аня, — ведь не с пустяками едем! У входа они встретили Полозова, стоявшего уже в пальто и в кепке. Аня позвала его поехать с ними к профессору, ей очень хотелось, чтобы он согласился. Но Алексей сощурил глаза, поглядел на Аню, потом на Гаршина, щутливо сказал:
— Зачем же пугать Карелина этаким нашествием? Вы уж берите не числом, а умом.
Поклонился Ане, поднял воротник пальто, натянул кожаные перчатки и первым шагнул во двор, сразу затерявшись в темноте ночи.
Ну и погодка была на улице! Такая, что и не поймешь, весна ли, зима ли. Сверху падает не то снежок, не то дождик, под ногами хлюпает вода, воздух теплый, а дунет ветер — пронизывает до костей.
— Ледоход, Анечка. Ладога тронулась. Кто нам помешает на обратном пути сойти у моста? А?
Он крепко прижал к себе ее руку, и от этого стало теплей.
— Пусть ветер, и дождь, и землетрясение, а мы сойдем и погуляем на славу, да?
— Да.
— Вы меня так запугали, Аня, что я стал как ягненок. Вы хотя бы цените это?
— Ценю.
— То-то.
В трамвае он смешил ее рассказами про Карелина, примешивая к ним, как догадывалась Аня, ходячие «профессорские» анекдоты. Аня никак не могла припомнить профессора, он не читал у них, но видеть его она, конечно, должна была.
— Как он терпит вас, Витя, если он такой серьезный и строгий?
— Сам удивляюсь, — беспечно ответил Гаршин. Впрочем, по мере приближения к дому профессора самоуверенность Гаршина спадала. На лестнице он поглядел на часы и пробормотал:
— Четверть двенадцатого. Неудобно, а?
— Неудобно, но придется, — сказала Аня, подбадривая себя спором. — Я не понимаю, Витя. Ехали, ехали — и вдруг повернуть назад! Выгонит — тогда другое дело. Но если он настоящий ученый, а не сушеная вобла, он нас примет.
Гаршин позвонил еле-еле, как будто звонит совсем другой, застенчивый и неуверенный человек. Неужели все разговоры о дружбе с профессором — очередное бахвальство?
Оба услыхали за дверью далекий голос: «Если ко мне, сплю!»
Гаршин схватил Аню за руку, но Аня смело протиснулась в приоткрывшуюся дверь и поклонилась седой маленькой женщине, удивленно отступившей в глубину прихожей:
— Простите, но мы по страшно важному и срочному делу.
Она решила действовать сама, была не была! Но нет, увидев Гаршина, седая женщина просияла и воскликнула: «Витенька!» — а Гаршин поцеловал седой женщине обе руки и сказал просительно и ласково:
— Полина Степановна, золотая моя, вся надежда на вас! Нам бы на одну минутку Михаила Петровича...
— В чем дело, Витя? Что за пожар? — раздался откуда-то недовольный, но совсем не старческий голос.
— Со мною представитель завода, Михаил Петрович. Нас отправили к вам за помощью. Дело и впрямь вроде пожара.
— Так раздевайтесь и проходите, что же вы стоите? Я сейчас.
И вслед за тем появился сам профессор, в войлочных туфлях и теплой куртке на «молнии». Аня тут же узнала его, так как, конечно же, не раз встречала в институте. Маленький, сухощавый, с чисто выбритым моложавым лицом и седыми волосами, подстриженными «ежиком». Профессор удивился, увидав женщину, проверил, есть ли на нем галстук, убедился, что нет, вздернул доверху «молнию» и подошел знакомиться.
— Что же вы говорите, Гаршин, — представитель! По-русски говорится в таких случаях — представительница. Очень рад. Прошу.
Профессор взял Аню за руку и провел по полутемному коридору в узкую, длинную комнату, где сначала бросались в глаза только книги. Книги стояли плотными рядами на полках, занимавших стены от пола до потолка, лежали стопками на подоконниках и на спинке широкого дивана, стояли на полу возле письменного стола. Только самый стол был свободен от книг и от всего лишнего, удобно оборудован откидной чертежной доской и педантично прибран. На столе лежал наполовину исписанный лист бумаги, перо сохло, прислоненное к чернильнице.
— Мы вам помешали, — смущенно сказала Аня.
— А это будет видно по тому, какое у вас дело, — шутливо ответил профессор и усадил Аню на диван, подсунув ей под спину подушку. — Вы кто же? Инженер?
И он стал подробно допрашивать Аню, когда и у кого она училась, что делала потом и что делает сейчас. Узнав, что сейчас она не работает непосредственно на производстве, он строго обратился к Гаршину:
— Почему так? Или инженер никудышный? Живого человека в канцеляристы записали!
Гаршин весело наблюдал, как Аня, снова превратившись в студентку, отчитывается перед профессором. Он совсем не собирался выручать Аню: если бы она послушалась его совета, не пришлось бы ей теперь краснеть!
Однако Аня не покраснела и почти резко объяснила:
— Вы ошибаетесь, Михаил Петрович. Согласилась на эту работу я сама. И я не канцелярист, Михаил Петрович, иначе не приехала бы сегодня ночью вас беспокоить.
Профессор внимательно выслушал ее слова, не соглашаясь и не возражая, как бы говоря: «Ладно, в этом еще разберемся», — и обратился к Гаршину:
— Полина Степановна передала мне вашу просьбу, Витенька. Но, признаюсь, я не совсем понял.
Гаршин попытался прекратить разговор, который, видимо, ему не хотелось вести при Ане. Но профессор продолжал:
— Как я уловил, вы хотите, чтобы я вас свел с профессором Савиным? Вообще-то я не возражаю, мы с ним встречаемся, устроить это нетрудно. Но зачем? Что сказать? Вы хотите проконсультироваться с ним по вашему плану реконструкции цеха?
Гаршин покосился на Аню и несмело ответил:
— Хотелось бы, Михаил Петрович. Поскольку вы этот план в общих чертах одобрили...
— Я же не технолог! — воскликнул профессор. — Эти проблемы не в моей компетенции. Да и вообще тут специалисты по проектированию заводов помогут вернее, чем профессор Савин, а уж тем более я! Но, поскольку я могу судить, в вашем плане есть размах и смелость... вернее, смелая попытка на ходу кардинально перестроить турбинное производство с индивидуального на серийное. По идее не ново, но правильно и, как мне кажется, интересно.
Гаршин приосанился и метнул на Аню торжествующий взгляд. Он снова стал похож на себя, робости как не бывало.
— Признаюсь, Михаил. Петрович, я подумывал об этой работе как о диссертации!
— Диссертации?..
Гаршина не смутило явное удивление профессора.
— А почему бы нет? — свободно, даже с некоторой развязностью сказал он — Я не поклонник отвлеченных тем, Михаил Петрович. Я за жизненность и актуальность научной темы, за ее непосредственную полезность производству. Разве не к этому нас призывают повседневно? Надо же делать практические выводы!
— Так, так! — проговорил профессор и вдруг засмеялся: —Так, так, Витенька, вы, во всяком случае, практические выводы сделали!
Теперь и профессор покосился на Аню, видимо стесняясь при ней высказать то, что ему хотелось.
— Что ж, побеседуйте с Савиным, — сдержанно сказал он. — Может, он вам подскажет научную тему в этой области, нуждающуюся в разработке. А тогда почему бы нет, почему бы нет... — скороговоркой закончил он и пересел на диван, поближе к Ане: — Ну, рассказывайте, зачем я вам понадобился!
Она начала объяснять, но профессор перебил ее:
— А что же Котельников?
— Ох, на него смотреть страшно!
— Он знает, что вы ко мне поехали? Нет? Нехорошо!.. Обижать Котельникова мне не хотелось бы. Уверен, что он и сам разберется, если дать время. Или уж очень спешно?
Ане пришлось объяснить, почему дело так спешно, а значит, рассказать о вызове краснознаменцев и о движении, возникшем в цехе. Когда она заметила укоризненный жест Гаршина, стучавшего пальцем по часам, она спохватилась и поняла, что вот уже почти час увлеченно, с массой лишних подробностей, рассказывает профессору все, чем живет цех.
