Вера Кетлинская - Дни нашей жизни
— Заметьте время, — сказал Воловик.
Он повернул рукоятку — и станок пришел в движение. Шлифовальный круг плавно провернулся и завертелся. Установленный под нужным углом, он послушно вошел в зазор между лопатками и легко, как-то незаметно, будто и не касаясь острых ребрышек лопаток, стал скользить над ними, подравнивая их с механической точностью.
— Ох, и чешет! — прошептал один из слесарей.
— Конец досадной работе! — так же шепотом ответил другой.
А круг скользил и скользил, слизывая лишние наросты металла, и там, где он прошел, можно было провести, не зацепив, тонкую нить.
Когда круг остановился, Ефим Кузьмич замерил несколько лопаток и восхищенно сообщил:
— Тютелька в тютельку, не придерешься!
А Воловик молча направлял вращающийся круг между рядами лопаток, улыбка только на миг блеснула в его глазах, губы были по-прежнему крепко сжаты, и все мускулы напряжены. Пройдя последний ряд, он выключил станок и просто сказал:
— Все. Который час, товарищи?
За сорок минут вся работа по снятию навалов была закончена.
Когда немного ошалевший от поздравлений Воловик краном отвел станок на место, Диденко сказал Любимову:
— Ну вот, Георгий Семенович, одной заботой меньше и восемьсот рабочих часов долой. Слесарей-то можно отпускать?
Любимов все еще не мог освоиться с этой мыслью — да, одной из наиболее канительных работ больше не будет, никогда уже не придется выпрашивать слесарей из других цехов и жаловаться, что со всем бы поспели, да вот снятие навалов...
Он пошел к телефону сообщить в заводоуправление, что отправляет слесарей обратно, но в последнюю секунду передумал — чего ради торопиться, раз они уже тут!
— А ну-ка, где у нас узкие места? — крикнул он мастеру сборочного участка. — Вот вам десять молодцов, пусть подсобят!
В заводской многотиражке появились портрет Воловика, приказ директора о премировании изобретателя и передовая статья под заголовком «Турбинщики выполнят свое обещание краснознаменцам!»
На радостях всем казалось, что победа очень близка, вот только с регулятором развязаться бы... А дело с регулятором явно затягивалось.
Мало кто видел в эти дни Котельникова, он не выходил из конструкторского бюро. Насупленный, небритый, в размякшем, будто жеваном воротничке, он закрылся в отдельной комнате с конструкторами, проектировавшими узел регулирования.
Комнату, в которой они работали, другие конструкторы обходили на цыпочках, с напряженными и виноватыми лицами, как обходят комнату тяжелобольного.
А в самой этой комнате царило сосредоточенное и деловое спокойствие, отнюдь не напоминавшее настроение, какое обычно бывает в комнате больного. В эти дни главный конструктор, пугавший посторонних измученным видом, для своих сотрудников был образцом выдержки. Котельников брал под сомнение каждую деталь конструкции, проверял или делал заново каждый расчет, взвешивал целесообразность и правильность каждого, казалось бы самого бесспорного, технического решения.
Порой он даже подбадривал своих конструкторов шуточками:
— Кто ищет, тот найдет! Ничего, мальчики! По крайней мере считать научитесь! Ох, и поспим же мы, когда найдем эту закавыку!
Но конструкторы украдкой следили за своим руководителем и решали: нет, кажется, до отдыха далеко! Они хорошо знали этот его отсутствующий вид и его манеру мигать и прищуриваться, внимательно вглядываясь во что-то такое, что видно ему одному. Если Котельников вот так задумывается и ни с того ни с сего бормочет: «Тэ-тэ-тэ!» — значит, он уже недоволен всем, что делалось до сих пор.
Пока он ничего не говорил своим сотрудникам, чтобы не отвлекать их, но при встрече с директором и главным инженером вдруг заявил с явным удовлетворением, хотя разговор был невеселый:
— Одну ошибку я уже нашел. Нет, не ту. Крупнее. В ответ на немые вопросы кратко пояснил:
— Не нравится мне вся схема регулирования. Не так, совсем не так нужно было. Будь возможность, все бы переделал к черту!
И вздохнул:
— Эх, если бы нас не подпирало со сроками!..
Главный инженер так и впился в Котельникова: что, как? Но Григорий Петрович разозлился:
— Этого еще не хватало! Начнете проектировать новую — пожалуйста, перекраивайте все на свете, а пока давайте не отвлекайтесь! Ведь без ножа зарезали!
Направляясь в турбинный цех, он ворчал себе под нос: «Все вверх дном перевернуть готовы, а своей же ошибки найти не могут!»
У подножия стенда сиротливо лежали части разобранного регулятора — потускневшие, захватанные маслеными руками. Немиров отвернулся, проходя мимо них.
Железные листы стенда погромыхивали под ногами. Директор привычно переступал через разбросанные болты, отпихнул с прохода сплющенную доску.
— Что за беспорядок? Безобразие! — сказал он подбежавшему Гаршину.
— Начали установку диафрагм, — отпихивая доску еще дальше, невозмутимо сообщил Гаршин: он знал, что это сообщение разгонит недовольство директора.
— Поступили? — обрадованно воскликнул Григорий Петрович.
— Все до единой!
Повеселев, директор остановился и окинул взглядом знакомую и любимую им картину завершающих работ, когда машины как единого целого еще нет, но уже вырисовываются ее основные формы и особенности.
Он подошел со стороны цилиндра низкого давления — самой объемистой части турбины. Цилиндр только сегодня «накрыли»; его крышка, похожая на четыре сросшихся вместе купола, была еще охвачена тросами, и кран нависал над нею, готовый в любую минуту поднять ее в воздух. Каким внушительным выглядел цилиндр! Внушительным и все же легким, может быть потому, что был окрашен светлой краской, или потому, что конструкторы нашли самую целесообразную форму.
Внутри цилиндра звучали голоса и постукивали молотки. Григорий Петрович заглянул в одно из отверстий. Качающийся свет переносной лампы выхватил из темноты часть тяжелого колеса с поблескивающими лопатками и озабоченные лица сборщиков.
— К завтрему отцентруем, Григорий Петрович! — раздался из утробы цилиндра глухой голос, и в отверстии появилась голова с белым клинышком седой бородки — мастер сборки Перфильев.
Ловко подтянувшись, Перфильев втиснул свое тело в узкое отверстие и выбрался наружу, хватаясь за трос, за головки болтов. Через минуту он здоровался с директором, по заводской привычке подобрав к ладони замасленные пальцы и протянув для пожатия запястье.
Поглядывая на Гаршина и на приближающихся Любимова и Полозова, которым цеховой «телеграф» уже донес о появлении на стенде директора, старый мастер выложил все свои заботы и сомнения. Директор знал — для Перфильева сборка турбины что песня; одна деталь должна следовать за другой в установленном порядке и ритме, всякое нарушение привычного строя коробит его, как фальшивая нота.
— Ротор, ротор не подвел бы! — повторял он, радуясь, что цеховое начальство выслушивает его при директоре.
— Так ведь кончает Коршунов последнее колесо, — успокоил его Любимов. — Мы как раз от него. Поторопили.
— И не надо больше торопить его, — вдруг раздался голос Диденко, и парторг высунулся в отверстие цилиндра. — Что он, не понимает? Только нервы ему треплете поторапливаньями!
Немиров, усмехаясь, развел руками. Что ты будешь делать! Когда начинается сборка турбины, Диденко при первой возможности спешит на стенд, крутится среди сборщиков, а порой и подсобляет им.
Диденко умело, со всеми ухватками старого монтажника, вылез из цилиндра и присоединился к собравшимся.
— Не утерпел, неугомонная душа? — попрекнул его Немиров.
— Да нет, поговорить нужно было кое с кем, — сконфуженно улыбаясь, объяснил Диденко. — А какова машина, а?
Они отошли от турбины, чтобы охватить ее взглядом. Сбоку она выглядела особенно солидно и ново — никогда еще не стояла на стенде такая крупная машина. Слесари, возившиеся на самом верху, взбирались на нее по стремянке, — высота! Но машина уже не радовала Немирова, отсюда она показалась ему оголенной: над цилиндром высокого давления, одиноко лежавшим на своем месте, не возвышалась нарядная и сложная надстройка регулирующего аппарата, не поблескивали отшлифованными колонками верхушки клапанов, почему-то прозванные «минаретами» и придававшие всей машине изящество и законченность.
Немиров раздраженно поморщился и отвернулся.
— С этим пора кончать, — поняв его досаду, решительно заговорил Диденко. — В чем дело? Мы осуществляем содружество с учеными в сотнях вопросов. Почему же в такой беде конструкторы стесняются позвать на помощь науку?
— Я бы тоже считал желательным, — осторожно вставил Любимов, — если Котельников не сочтет за обиду...
— Меня очень мало интересует, кто и на кого обидится, мне регулятор нужен, — грубовато перебил Немиров.
