Журнал современник - Журнал Наш Современник 2009 #2
То же противоречие проявилось и в коммунистический период нашей истории, когда крестьянство было принесено в жертву "страсти к властвованию" со стороны тогдашнего коммунистического правящего слоя.
Так что, подымаясь над всей Историей, надо, вероятно, признать, что рано или поздно при любом строе такое противоречие возникает. Но мы можем работать над тем, чтобы оно возникло как можно позже, то есть чтобы строй, при котором мы живём, был более устойчивым. Это значит, чтобы его правящий слой как можно позже поддался "искушению власти". То есть как можно дольше ощущал своё единство с остальным народом. А это единство в качестве необходимого (но, как показала многократно История, недостаточного) условия включает национальное единство. Например, Солоневич считает, что правящим слоем России вплоть до самой Революции было дворянство (в чём я с ним не согласен, и соответствующие аргументы приведены выше), так что именно оно, по его мнению, несёт ответственность за Революцию. Тем не менее он пишет:
"И как ни глубока была измена русскому народу, русское дворянство всё-таки оставалось русским - и его психологический склад не был всё-таки изуродован до конца: та совестливость, которая свойственна русскому народу вообще, оставалась и в дворянстве. Отсюда тип "кающегося дворянина". Это покаяние не было только предчувствием гибели - польскому шляхтичу тоже было что предчувствовать, однако ни покаянием, ни хождением в народ он не занимался никогда. Не каялся также ни прусский юнкер, ни французский виконт. Это было явлением чисто морального порядка, явлением чисто национальным: ни в какой другой стране мира кающихся дворян не существовало".
Это и является сейчас нашей главной целью, чтобы в складывающемся новом укладе правящий слой был в основном русским. И это не является ни "русским экстремизмом", ни "шовинизмом", а связано просто со стремлением к тому, чтобы возникающий строй был более устойчивым и продержался по возможности дольше. Чем
более устойчивым будет складывающийся строй, тем с большей вероятностью мы обеспечим спокойное существование своим детям и внукам. А для этого следует постепенно убеждать руководящее ядро правящего слоя, то есть власть, что он может апеллировать к "остервенению народа", только предлагая взамен не риторические фигуры (причём в чётко ограниченных рамках), а нечто более конкретное.
Вот здесь и возникает, как мне представляется, основная задача русской интеллигенции. Ведь уже лет 20 (после провозглашения "гласности") происходят попытки создать русское национальное движение. И надо откровенно признаться, что из этого до сих пор так ничего и не получилось. Видимо, это означает, что "русские патриоты" пользовались каким-то языком, которого народ не склонен слышать, то есть "не понимает". Ведь все обращенные к народу призывы звали к "протесту", то есть, в огрублённой форме, "к топору". А реакция народа была совершенно другой. В самое тяжёлое время он реагировал не столь стандартными средствами: восстаниями, забастовками и т. д., а совершенно новым, невиданным в истории - голодовками.
Значит, чувство народа говорит ему, что сохраняется надежда на то, что интересы власти сами приведут её к правильному решению. По своему происхождению власть - антирусская, и такова же, в значительной мере, и проводившаяся ею политика. В качестве самого яркого примера - это вообще уничтожение национальности как юридического понятия (соответствующей графы в документах - почему тогда не пола или возраста?). В стране, где подавляющая часть населения - русские, эта мера может рассматриваться только как антирусская. Но постепенно власть осознаёт, что у неё вообще нет другой опоры, кроме народа. А народ - в подавляющей части -русский. Это и создаёт двусмысленность современной ситуации. Сейчас лозунг власти - "Прорвёмся!" Но ведь он типично не логичен. Сама власть никуда "прорваться" не может. Это есть лишь призыв к "остервенению народа", то есть к тому, чтобы стянуть потуже кушаки, а если понадобится, то и жертвовать жизнями.
Функция же национальной интеллигенции в этих условиях заключается, как мне кажется, в чёткой формулировке того, что никто за антирусскую власть ни голодать, ни умирать не захочет. Сама власть должна сделать выбор и совершить конкретные действия, показывающие, что она больше не направлена против русских. Одних фраз в теперешней ситуации уже недостаточно.
МИХАИЛ КОДИН
доктор политических наук
УКРАЛИ НЕ ТОЛЬКО ДЕНЬГИ, НО И ДУШУ НАРОДА
Сила опять стала правом.
Существенный изъян как экономических, так и политических реформ в России - отсутствие в них не только социального, но и этического содержания. Все реформы осуществлялись за счёт обнищания большинства населения и обогащения меньшинства. Оказались попраны исконно российские идеалы - долга, справедливости, правды, искренности, патриотизма, национальной гордости, честности. Российское самосознание, вопреки сложившемуся в течение веков евроазиатскому менталитету, было заменено самосознанием европоцентристским; процесс деиндивидуализации личности сменился процессом апатии и нравственной деградации.
"Русский народ пребывает в национальном обмороке", - с горечью утверждал писатель, лауреат Нобелевской премии Александр Солженицын. По его мнению, "сознание россиян впало в летаргию. Мы еле-еле живы: между глухим беспамятством позади и грозно маячащим исчезновением впереди. Когда во всём мире настойчиво развивается "национализм" - обморок нашего национального сознания, социальная пассивность отнимают у нас и жизненную силу, и даже инстинкт самосохранения".
Вообще во всякой стране забота правительства должна состоять в том, чтобы народ был многочисленным, сильным и здоровым. Такой народ никому "просто так" ничего не отдаст. Он сохранит себя, свою территорию, своё государство, где он - хозяин. То есть страна будет жить.
Если же народ маленький и слабый, то у него отнимут всё (или он сам отдаст-продаст или пропьёт-потеряет), растащат территорию. И если такое произойдёт, то никакие "национальные идеи" будут просто не нужны - некому и незачем будет их воплощать.
Поэтому сейчас для России, потерявшей в XX веке, по разным данным, 70-75 миллионов жизней и превратившейся, по сути дела, в сплошную "демографическую дыру", страны, где минимум 30 процентов мужчин непомерно злоупотребляют спиртным, где молодёжь "балуется" наркотиками, где только две из десяти женщин могут нормально рожать, а только каждый десятый ребенок здоров (этот список можно продолжить), - это "проблема проблем". А остальные, если мы превратимся в "страну инвалидов с детства", никакого значения иметь не будут. И даже самые гениальные идеи не помогут, потому что даже десять тысяч безногих солдат всё равно не возьмут крепость.
В результате реформ атрофия национального самосознания у значительной части общества трагически совпала с кризисом политической воли. Это привело к деградации и потере чётко выраженного корпоративного ориентира, к фрагментации, измельчанию политических и социальных потребностей
народа, лидеры которого, по сути дела, предали интересы своих рядовых граждан и с азартом устремились в стихию стяжательства, в борьбу за передел общенародной собственности.
Действительно, одна из загадок современной российской истории - отсутствие сколько-нибудь выраженного социального протеста.
Ни уничтожение сбережений населения в январе 1992 года, ни разграбление национального достояния под видом "приватизации", ни расстрел парламента в октябре 1993 года, ни бойня в Чечне, унесшая более 70 тысяч жизней, ни многомесячные невыплаты зарплат и пенсий, ни "шулерский" дефолт 1998 года не порождали ни мощного сопротивления, ни мощного протеста.
Для объяснения бесконечного терпения русского народа нужно обратить внимание на культурные, исторические и психологические факторы. Прежде всего, способность долго терпеть и невероятная приспосабливаемость к тяжёлым условиям жизни вообще являются характерной чертой русского народа. Способность к активной предприимчивости у русских развита слабее, чем у жителей западных стран. Так, из векового отчуждения русского народа от политики и общественной деятельности проистекает, согласно Солженицыну, "наша нынешняя губительно малая способность к объединению сил, к самоорганизации", следствием чего является "беспомощность и покорность судьбе, превосходящая все границы".
Более того, одну из черт русской национальной психологии, отмеченную еще Достоевским в "Бесах", Ельцин и его окружение гениально использовали в своих интересах. "Правом на бесчестье всего легче русского человека за собой увлечь можно", - говорит Верховенский, и Ставрогин отвечает ему: "Право на бесчестье - да это все к нам прибегут, ни одного там не останется".
Начиная "реформы", Ельцин фактически провозгласил "право на бесчестье": каждый получил право красть то, чем он управляет и распоряжается. Разным слоям населения воровство было позволено в размерах, зависящих от их положения в социальной иерархии: высшие чиновники положили в карман миллиарды долларов, средний слой бюрократии - миллионы, мелкие чиновники - десятки и сотни тысяч, в самом низу пирамиды колхозники растаскивали остатки колхозного имущества, а рабочие - оборудование заводов.
