KnigaRead.com/
KnigaRead.com » Проза » Советская классическая проза » Леонид Жуховицкий - Остановиться, оглянуться…

Леонид Жуховицкий - Остановиться, оглянуться…

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Леонид Жуховицкий, "Остановиться, оглянуться…" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

А вечером тетя Катя снова сообщила, что звонила девушка, три раза, все никак, бедненькая, не добьется. Только теперь девушка в тети Катином каталоге имела железный фирменный знак: та самая, молоденькая.

Я прождал весь вечер, стараясь не выходить. Но та самая, молоденькая, больше не позвонила.

На ночь я затащил телефон в комнату, хотя понимал прекрасно, что молоденькие с тихим голосом по ночам не звонят. Хотя прекрасно понимал, что, может, и девушки никакой нет, может, просто секретарша районного суда разыскивает меня по какому–нибудь из кляузных фельетонных дел.

И самому было смешно и странно, что не могу уснуть, как мальчишка, которого волнует даже отблеск от отблеска, тень от тени, седьмое эхо мимоходом сказанных слов.

Звонила девушка…

Старуха произнесла это случайно и случайно попала в самую точку: еще три года назад эти слова были моей молитвой и моей верой.

Я становился атеистом долго и трудно, медленно избавляясь от детских религий. Я держался за них упрямо, но все–таки терял одну за другой.

Я потерял веру в безграничное всемогущество родителей, в бесспорность школьного учебника, в автоматическое торжество справедливости, в почти мгновенную действенность газетной статьи.

Я терял свои веры, а мир от этого не становился хуже — он становился моложе. И я все больше привыкал к этой новой радости: быть работником в молодом, незавершенном мире.

Дольше других держалась вера в девушку.

Я не знал, кто она и где она. Но верил, что когда–то, и самую непроходимую минуту, она вдруг возникнет, подойдет на улице, постучит в дверь, позвонит по телефону— и ничего не страшно тогда. Это была смешная вера, я сам знал, что смешная — но с ней здорово жилось. Где–то поблизости легкой походкой ходила девушка, и мне не надо было другой гарантии доброты и разумности мира.

Но время шло, а девушка не возникала, не приходила, не звонила. Не возникала, хотя иногда была нужна просто позарез. Не знаю, что тому было причиной, — может, не умела перебраться через траншеи нашей вечно ремонтируемой улицы, а может, где–то на перекрестке в тот самый миг нас вдруг разделяла урчащая лава машин. Или заходила в автомат, да все не могла нашарить в кармашке двухкопеечную и не могла разменять гривенник у торопливых прохожих…

А теперь девушка позвонила. Минута для этого была самая подходящая. Но вот год, увы, не подходил. Не было больше веры в девушку. Слишком долго она разменивала свой гривенник…

И только память отозвалась на этот запоздалый звонок…

Девушка, однако, оказалась настойчивой.

Днем на работе ко мне заглянул Д. Петров и сказал, что меня ждут в холле. Я спросил кто, но он ответил, что это неважно и что если я не выйду через три минуты, то лично он ни за что не ручается. При этом усмешка у Д. была двусмысленная: очевидно, он полагал что говорит непристойность. Впрочем, может, по международным дипломатическим стандартам так оно и было.

Я дописал абзац и вышел в холл. Девушка сидела в углу, скромно сидела на самом скромном месте, и руки ее были сложены на коленях.

Я кивнул ей.

Тогда она встала и пошла мне навстречу.

Я сказал:

— Ну, здравствуй, Светлана.

Она тихо ответила:

— Здравствуй.

— Ну что, — сказал я, — как жизнь?

Она молча смотрела на застежку моего свитера, а я молча смотрел на ее склоненное лицо. Так мы и стояли посреди холла, в окружении нашего редакционного модерна — тонконогих столиков, низких кресел и полукруглых мягких скамеек.

Я спросил:

— Ты не торопишься?

Она не подняла лица:

— Нет.

— Тогда посиди тут минут двадцать.

Она кивнула, и я пошел к себе, к странице, прерванной на половине, а она пошла на свое самое скромное место, в угол.

Я дописал то, что должен был дописать, позвал Светлану, и мы с ней пошли вниз по лестнице.

На втором этаже я завел ее в безлюдный коридорный закоулок. Здесь обитал крохотный журнальчик, редакция его занимала всего две комнаты. Но тем не менее это был журнал, а раз журнал, значит, уже не закоулок, а холл, значит, стол с двумя стульчиками и даже стеклянная витрина с подарками, где на сегодняшний день покоилось всего два экспоната: камень, подаренный группой геологов, и палка, подаренная группой чабанов.

Мне не хотелось садиться, и я просто прислонился к стене рядом с двусмысленными дарами читателей. Светлана тоже стала возле, только не прислоняясь, — тихая девочка с косой поверх пальто.

— Ну? — спросил я.

Она долго собиралась с духом и наконец выговорила — глаза ее смотрели не на меня, а рядом:

— Гоша, правда, у тебя сейчас большие неприятности?

Я ответил без выражения:

— С чего ты взяла?

Мне сказали.

— Кто?

— Меня просили не говорить.

— Сказали, но просили не говорить?

Она проговорила тихо:

— Меня очень просили.

Я быстро прикинул, кто бы это мог. Но круг общих знакомых был слишком узок: Сашка, и все. На него не походило, но больше было некому. Я решил, что Сашка, и не стал настаивать.

Я спросил:

— Это ты мне звонила вчера?

Она тихо ответила:

— Я.

— А позавчера?

— Я.

— А откуда ты узнала мой телефон?

— Меня просили не говорить.

— Ладно, — сказал я, — уважаю чужие тайны.

И опять она долго готовилась к следующей фразе:

— Но это правда?

Я ответил, что в газете неприятности каждую неделю.

Мне ни с кем не хотелось об этом говорить, а с ней им более. Ей пришлось бы все объяснять, да еще подробно, да еще с самого начала. Поэтому я сказал:

— И вообще это неинтересный разговор.

Она хотела возразить и даже настойчиво качнула головой. Но тут в маленьком журнальчике что–то закопошилось. Выглянул пожилой литсотрудник и спросил, приветливо улыбаясь:

— Вы ко мне?

Я ответил, что мы сами по себе, просто зашли поговорить в относительно спокойном месте.

— Пока спокойное, — уточнил он с достоинством. — А через полчаса начнется редколлегия…

Что ж, все законно. Раз журнал, значит, должна быть и редколлегия…

Литсотрудник скрылся, за дверью. Светлана все глядела на меня. Кажется, девочка всерьез ждала, что после десятка грубостей, которые она стойко перенесет, все–таки начну сдержанно, по–мужски изливать ей наболевшую душу.

Уже с раздражением я повторил:

— Неинтересный разговор… Лучше ты мне что–нибудь расскажи. Расскажи–ка про свою первую любовь!

Я брякнул это наобум и тут же понял свою бестактность: ведь это было о Сашке — о ком еще.

Но она только растерянно улыбнулась:

— У меня не было первой любви.

Я недоверчиво глянул на нее.

Она сказала:

— Честное слово. Мы с Сашей были просто товарищи.

Уже из чистого любопытства я задал детский вопрос:

— Ты что, и не целовалась никогда?

Она глухо призналась:

— Один раз, в девятом классе.

— С кем?

— С одним мальчиком.

— Он тебе сильно нравился?

— Нет…

— Тогда зачем целовалась?

Она ответила тихо, но твердо:

— Это было надо.

К маленькому журнальчику стали стягиваться члены редколлегии. Они шли по коридору, громко, солидно беседуя. Нам со Светланой пришлось выйти на лестничную площадку. Но и там мешал народ.

— Ну, ладно, — сказал я, — будь! Все равно не дадут поговорить. Спасибо, что зашла.

Она не уходила и не прощалась. Я спросил:

— Ну, чего?

— Ты мне так и не ответил, — робко проговорила она.

Но я уже знал цену ее робости.

— Что не ответил?

— Правда ли, что у тебя…

Она так и не кончила фразу.

— Ну, правда, — сказал я. — Только ты не горюй. Вывернусь из–под трамвая!

В этот момент я и сам верил, что вывернусь. В ее присутствии все заботы казались легкими, нарошными, почти детскими, как тот необходимый поцелуй в девятом классе.

Светлана с трудом выговорила:

— Можно, я тебе помогу?

Я улыбнулся:

— А чем ты мне поможешь?

У нее потемнело лицо:

— Я могу больше, чем ты думаешь.

Мимо просеменила пожилая курьерша с кипой гранок. Она была не из нашей редакции. Но и в нашей меня ждали дела.

Я сказал мягко:

— Пока мне просто ничего не надо. Я, наверное, скоро уеду.

— Надолго?

— Месяца на три. Может, на четыре.

— Зачем?

— Так получается.

Она вся словно подалась ко мне:

— У тебя сейчас очень плохо?

Я попытался ей хоть что–то объяснить:

— Очень плохо было. Но прошло начисто. Теперь может быть только очень трудно. А это уже мелочи.

Светлана спросила:

— Тебе обязательно нужно ехать?

— Как получится.

Она попросила все с той же своей настойчивой кротостью:

— Тогда я поеду с тобой, ладно?

Может, это был и детский вопрос. Но он стоил того, чтобы хоть минуту подумать перед ответом.

Но я не мог и не стал думать, потому что у меня все равно не было выбора между «нет» и «да». Ни выбора, ни даже уклончивой формулы «может быть».

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*