Владилен Леонтьев - Антымавле — торговый человек
Месяц рождения для чаучу то же, что для береговых хороший промысел. Телят сбережешь, стадо умножишь, удачлив будешь.
Рассыпались важенки по долине Молодых Побегов, взбивают копытами чуть подтаявший за день снег, мох щиплют. Долина Молодых Побегов — хорошее место для отела: кругом горы, хребты, лишь с юго-запада она открыта, но зимой не было ветров с той стороны, снегу меньше, раньше стали оголяться склоны.
Аннелё целый день в стаде, не спускает глаз с важенок, даже о еде стал забывать — по два-три дня ничего в рот не берет, одежду сменить некогда. Как бы не просмотреть. Есть важенки, которые, как только почувствуют внутреннее беспокойство, так и стараются оторваться от стада, умчаться, закинув голову, подальше в горы и там родить теленка. За ними смотри и смотри.
Антымавле, не найдя Аннелё в стойбище, сам пришел к стаду.
— Волков боюсь, — высказал беспокойство Аннелё. — Их дом тут близко. Вон там, за холмом. Тоже к рождению готовятся.
— Я ружья новые привез. Два. За волка мы хорошие товары — премию даем, убивать надо.
— Волка обидишь — плохо будет, — ответил Аннелё, в полную грудь затягиваясь привезенной Антымавле крепкой махоркой. — Пусть живут. Скоро море откроется, волк косаткой станет, не видно будет его в тундре.
— Знаю я это. Раньше человек всего боялся, теперь нет. Волк оленей грызет. Я думаю, убивать надо, — высказал свое мнение Антымавле.
— Однако, не смею я, — откровенно признался Аннелё. — Я мысленно предохранил наше стадо от волка и оградил его в воздухе крепким ремнем…
— Пошли в стойбище, — предложил Антымавле.
— Верно, — согласился Аннелё. — Голоден я, обувь порвалась, сменить надо.
Приезд Антымавле был кстати. Теперь все лето с табаком и чаем будут люди, да и другой еды достаточно. Если раньше сахар как лакомство был, то сейчас его хватит надолго, и можно каждый день пить сладкий чай. Несказанно рады были люди новым винтовкам. Решили одну у Аннелё оставить, другую — у Кыема.
— Глебов говорил, колхозы надо делать, — делился своими мыслями Антымавле. — Я тоже думаю, что вся кочующая беднота тоже должна объединиться и жить где-нибудь в одном месте, тогда лучше будет. Больше народу в стойбище, легче работать. Учить детей и взрослых можно будет…
Правильно говорил Антымавле. Люди задумались.
Пылёк тоже подготовился к месяцу рождения. Из трех стад сделал шесть. Прожженная на костре кость правой лопатки оленя точно показала, где лучше проводить отел. Трещина пошла прямо к основанию лопатки и разделилась на три веточки, показав направление трех стад — это значит, что все идущее от моря является хорошим предзнаменованием. Встревожило другое: очень уж быстро обуглилась вся кость. Ыттынеут, старшая жена Пылёка, объяснила, что надвигаются какие-то большие и недобрые события. Надо быть настороже. Беспокоила и нехватка людей. «Хоть сам в стадо иди», — ругался Пылёк. Но сам он в стадо не пошел, отвык уже. Послал всех женщин, передал Етувги, чтобы тот бросил пока жилье на берегу, напомнил через посыльных перешедшим на берег, что в эту весну все сопутствует удаче, стада могут множиться, но нужны люди. Разные есть важенки, некоторые часто уходят в горы и теряют телят. За такими глаз нужен. Главное стойбище Пылёк перенес ближе к заливу Камака, решил, простоять там до самой осени. Оттуда ближе было ездить по своим делам к Рэнтыгыргину.
Только кочевать собрался, приехал Антымавле. Пылёк все еще не мог забыть прошлую встречу. Ведь от самого лучшего, что может предложить, отказался Антымавле. Раньше анкалины считали это за большую честь, и каждый стремился стать родственником с многооленным чаучу.
— У меня ревнивое сердце, я не смогу тебя оставить одного с Имлинэ, если ты приедешь ко мне в гости, — спокойно и прямо ответил Антымавле, зная, что больше всего беспокоит Пылёка.
«Что-то уж слишком смелым стал этот тымнелявыль, — сверкнул глазами на Антымавле Пылёк. — О таком никогда прямо не говорят настоящие люди». Но все же, поборов неприязнь, он купил все, что предложил Антымавле. На этот раз Антымавле привез такое, чего не было у Пылёка.
— Хороший товар ценен и из рук нерпоеда, — говорил Пылёк своим ближайшим помощникам. — Пусть все у нас будет…
Антымавле был доволен, что все так обошлось. А Пылёк открыто льстил Антымавле и даже незаметно велел положить на нарту в подарок две хорошие белые шкуры.
— Чье это? — удивился Антымавле и снял с нарты шкуры.
— Пусть твое будет, — и Пылёк снова сам положил шкуры на нарту. — На берегу всегда нужны хорошие шкуры, — а про себя подумал: «Белые шкуры для покойника. Придет время, и тебя хоронить придется».
«Хорошо, хоть всю пушнину скупил», — радовался Антымавле.
И все было бы хорошо, если бы не случай на обратном пути. По дороге Антымавле заехал в стадо Пылёка, где жила младшая жена многооленного и старшим пастухом был сын Етыкая.
— Мой муж никогда не отдавал меня обыкновенным людям, только самым лучшим, — с гордостью и обидой бросила женщина Антымавле, когда тот подъехал к первой яранге стойбища. Она не сводила просящего взгляда с Антымавле и не теряла надежды.
— У Пылёка и так много родственников, а я буду лишним, — ответил он и направил упряжку к яранге Етыкая. Вслед он услышал, как что-то недовольное процокала женщина.
— Переднедомному хорошо, — позавидовал Етыкай. — Он на месте, у него все есть, а мы летом даже без чая бываем, в табак заячий кал добавляем. Пылёк говорит: «Чай пить пастухам нельзя, бегать плохо будут».
— У тебя же своя голова, ты волен делать, что захочешь, — упрекнул его Антымавле. — Тебя, как собаку на цепи, держит Пылёк.
— Мачинан, пусть! — решился Етыкай и вынес из тайника пару песцовых шкурок.
У Антымавле осталось кое-что, и он выложил все это на нарте перед Етыкаем:
— Все это можешь забрать, и я еще должен тебе останусь.
— Какомей! — только и смог сказать удивленный Етыкай.
Антымавле уехал довольный и не знал, что накликал на себя беду.
Уши и глаза Пылёка все слышат и все видят. Узнал он, что Етыкай обменял двух элгаров — беляков. Гнев охватил старика, не сдержался.
— Упряжку! — бросил он весть привезшему. — Самых быстрых запрягите!
Через час Пылёк был у Етыкая. Он даже не привязал оленей за кочку, соскочил с нарты и подбежал к Етыкаю.
— Ты что?! — Он изо всех сил хлестнул Етыкая по лицу косточкой кенкеля. Палочка не выдержала и, сломавшись, отлетела в сторону. — Кто тебя человеком сделал? Кто умножил твое стадо? — не давал опомниться Пылёк.
Жители стойбища опешили, столпились у первой яранги и со страхом наблюдали за происходящим.
— Ты почему кричишь? Почему приказываешь?!
— Хозяин я! — придвинулся к самому лицу Етыкая Пылёк.
— Постой, постой, увидим, как выйдет! — не отступил Етыкай и потянулся к ножу. — Ко мне тоже приходит гнев!
Пылёк был сильнее и ловчее Етыкая, но он знал, что в гневе и слабый становится сильным. А такое со своими пастухами он видел впервые и понял, что надо укротить свой гнев.
— Ладно, давай по-хорошему говорить. — Не сводя глаз с Етыкая, Пылёк отбросил обломок кенкеля.
По щеке Етыкая текла кровь. Он хотел вытереть ее рукавом и еще больше размазал по всему лицу.
— Ты разве забыл, как умирал с голода? — спросил Пылёк. — Я сказал тогда: «Иди ко мне». Твоих оленей не трогал, еду, одежду свою давал. Теперь у тебя скоро будет две двадцатки важенок и тогда ты настоящим чаучу будешь. Разве я тебе не помог?..
Етыкай не двигался с места и молчал. Разница лет давала старику право так говорить, но он же не выёлин — ближайший помощник, который вообще ничего не имеет, кроме названия «чаучу», и которому ничего не остается, как служить своему хозяину и безропотно подчиняться ему. Он настоящий чаучу, хотя и малооленный.
— Зачем ты отдал беляков Антымавле? Таннытские товары я держу у себя для того, чтобы вам легче было кочевать. Много вещей, тяжесть лишняя. А разве есть такие товары у Клепова в кооперате, как у нас? Ты знаешь, как я их достаю?! — брызгал в лицо слюною Пылёк.
— Хватит тебе, — прошептал Етыкай, медленно повернулся и, шатаясь, пошел к стаду.
— Ты забыл чукотские законы! — кричал вслед ему Пылёк. — Любая вещь требует отдачи. Ты поймал элгаров моими капканами!..
Но Етыкай шел, словно ничего не слыша.
— Что так стоите! — вдруг закричал Пылёк на столпившихся возле яранг. — Оленей поймайте!
Люди покорно бросились врассыпную.
Затаил обиду Етыкай. На следующий день разобрал свою ярангу, выловил упряжных оленей и двинулся к Аннелё. Правда, разговор в семье неприятный был.
— Тут останусь, — решительно заявил старший сын, с осуждением глядя на отца.
— Мачгынан, оставайся, бездомным, ешь объедки Пылёка, — зло ответил Етыкай сыну. — Может, выёлином станешь?!
